Он никогда не встречал ее прежде – в этом Робин был уверен по той самой причине, которую ей и назвал. И все же каждая черточка ее нежного облика чудилась ему до боли знакомой. Изгиб складывавшихся в улыбке губ, легкие жесты изящных рук, серебристая глубина глаз… Странное ощущение знакомства до первой встречи укрепляло его в убеждении, что эта девушка изначально предназначена для него и только для него.

Очарованный ею, Робин при второй встрече хотел не просто привезти ее в Шервуд, а оставить возле себя. Никто из его подружек никогда не вызывал у него такого помысла. Как они ни просились в Шервуд, он только отшучивался, но не брал никого с собой, предпочитая навещать их сам, лишь бы не обременять себя ненужными обязательствами. А вот она… За одну недолгую встречу он был впервые настолько пленен и сердцем и разумом, что не раздумывая ответно стремился завладеть ею, а завладев, уже не отпускать от себя.

Он вспоминал ее признание, неумелость нежных губ, скованность юного тела и хотел скорее увидеть ее вновь и забрать с собой. Не только затем, чтобы любить ее и вызвать в ней ответные чувства, но прежде всего чтобы защитить ее. При такой красоте и такая доверчивость! При такой неискушенности и неопытности с таким пылом отвечать на поцелуй, не понимая, как это опасно! Вспоминая свежесть ее несмелых губ, он невольно улыбался, уверенный в том, что она впервые в жизни целовала мужчину. Ей, по-видимому, и в голову не пришло, что он с трудом заставил себя отпустить ее, вместо того чтобы уложить на траву и обратить сопротивление в покорность. Он отпустил, а если бы на его месте оказался другой? Нет. Он хотел быть у нее первым и остаться единственным – такую девушку он не желал делить ни с кем.

Поймав себя на мыслях о том, что, привезя ее в Шервуд, он прямо на празднике представит ее своей невестой и будущей леди Шервуда, Робин понял, что зашел так далеко, как не заходил никогда. Но осознание этого не остановило его. Чувства, которые пробудила в нем юная травница из Фледстана, не шли ни в какое сравнение с первой юношеской влюбленностью. Они увлекали его, как пронизанные солнцем волны, закручивающиеся в водоворот, и он поддался им, совершенно не желая сопротивляться. В конце весны ему минуло двадцать пять лет, в этом возрасте его друзья успели обзавестись не только женами, но и детьми. Почему бы и не жениться? В ее согласии выйти за него замуж он не усомнился ни на минуту.

День праздника приближался, и ему оставалось сделать одно: условиться с ней о встрече. В этом не было никаких затруднений. Достаточно было повидаться с Клэренс, которая знала во Фледстане каждого. Он так и сделал – встретился с Клэренс, описал ей Мэри, и всем его надеждам пришел конец, когда Клэренс, выслушав его, рассмеялась и объяснила, кого он повстречал в лесу.

Благородная леди Марианна, вот почему ты так волновалась и спешила вернуться в замок раньше хозяина Фледстана! Боялась, что тебе влетит от отца за одинокие прогулки в дремучем лесу без подобающей свиты, без охраны. Правильно боялась, и жаль, что опередила отца: определенно, ты в полной мере заслужила его упреки!

Он только порадовался тому, что ни с кем не успел поделиться своими мечтами, не сказал заранее, что пригласил на праздник ту, которую решил взять в жены. Правда, сама Марианна рассказала подруге о встрече в лесу, но, к счастью или из осторожности, умолчала о том, с кем она повстречалась.

Узнав, кто она, он понял и тайну своего наваждения: почему ее черты показались ему знакомыми, хотя он увидел ее впервые. Судьба, предназначение – все это блажь! Просто Марианна как две капли воды походила на мать за одним исключением: у леди Рианнон волосы были гладкими и черными как ночь, а у Марианны – светлыми и волнистыми.

Уверенность в том, что он наконец-то встретил свою любовь, оказалась беспощадно разрушенной, и на смену ей пришел гнев такой силы, что Марианна, знай о том, могла бы порадоваться, что скрыта от Робина надежными стенами Фледстана.

Кокетка! Лгунья и лицемерная кокетка! Это на нее-то ни один мужчина ни разу не смотрел так, как он? Да на нее все мужчины пялились, не в силах оторвать глаз! За краткое время со дня возвращения из монастыря она получила не меньше десятка предложений руки и сердца от знатных и родовитых мужчин Средних земель. Зная, кто он, и умолчав о себе, не забавлялась ли она, пополнив ряды своих поклонников еще и лордом вольного Шервуда? Что ж, ей удалось вызвать в нем и любовный трепет, и желание защищать, вот только сама она при этом не нуждалась ни в его защите, ни в его любви.

Несколько дней он был вне себя от ярости, пока Вилл Скарлет не спросил его напрямую:

– В чем дело, Робин? Что с тобой происходит? Ты не замечаешь, что все в Шервуде стараются не попадаться тебе на глаза?

Он немедленно взял себя в руки и приказал себе выбросить из головы любые мысли о Марианне – дурные, хорошие, все равно. В его жизни все пошло по-прежнему, как будто и не было той встречи на берегу реки. К нему опять вернулись уверенность и спокойствие, пока к собственному удивлению Робин не обнаружил себя на окраине леса, у холма, на котором возвышался Фледстан. Он спросил себя, зачем приехал сюда, да еще на то место, где расстался с Марианной. Сердце дало мгновенный и недвусмысленный ответ: в надежде увидеть ее еще раз, хотя бы издали.

Он стегнул коня так, словно тот был виноват в том, что Робин оказался возле Фледстана, и немедленно, не оглядываясь на замок, вернулся в лес. Но и мысли о Марианне тоже вернулись к нему. Как он ни сердился на себя, но ничего не мог с собой поделать: он продолжал думать о ней и вспоминать ее.

Когда гнев на Марианну немного улегся, Робин захотел узнать, что же она представляет собой, раз уж совсем выкинуть ее из головы не получалось. Не спрашивая о ней Клэренс, он внимательно слушал ее рассказы о Марианне. Та же могла говорить о подруге бесконечно. Если верить Клэренс, Марианна являла собой подлинное совершенство в девичьем обличии. Добра, умна, весела нравом, обучена множеству вещей, нужных и излишних для девицы ее звания. Робин не слишком доверял этому отзыву: Клэренс была очень юной, еще не умела хорошо разбираться в людях, а на Марианну смотрела пристрастными глазами.

В рассказах Клэренс его насторожило иное обстоятельство: Марианну не увлекала обычная жизнь знатного общества. Почему? Что заставляет ее скучать, вместо того чтобы получать удовольствие? Что ее томит и угнетает?

Он начал прислушиваться, как о Марианне отзываются в народе, и не услышал ничего, кроме похвал. Особенно ее хвалили люди, которые жили на землях, принадлежащих Невиллам. Но разве они могли говорить дурное о дочери лорда, от которого зависели?

Так и не сложив сколько-нибудь определенного мнения о Марианне, Робин неожиданно вновь повстречался с ней в конце сентября. Конечно, встречей это было назвать нельзя: он видел Марианну, а она его нет. Его путь пролегал по окраине того самого луга, выводившего к берегу реки, где он встретил Марианну в августе. Робин увидел вдали силуэт вороного коня и мгновенно узнал в нем Воина. Укрыв свою лошадь в чаще, Робин пошел вдоль берега, стараясь остаться незамеченным под прикрытием густых прибрежных зарослей, не сомневаясь в том, кого он увидит.

На этот раз она не пела, а сидела на склоне так тихо, что он едва не споткнулся об нее, заметив девушку, когда между ними оставалось всего несколько шагов. Неслышно опустившись на траву, Робин долго смотрел на Марианну сквозь ветви разделявшего их лозняка.

Сейчас он и сам не мог понять, как не распознал в ней благородную девушку, приняв за простую травницу. Но и она была не так безыскусно одета, как в прошлый раз. На ней было платье из дорогой ткани, не поражавшее роскошью, но очень изысканное. Таким же был и плащ, ниспадавший с ее плеч: невычурного покроя, спокойного цвета, но отороченный по краям узкой полосой дорогого меха. Светлые густые волосы, которые она в августе на его глазах сплетала в простую косу, были уложены более прихотливо: ото лба до затылка заплетены, прихвачены заколками, а от затылка рассыпались водопадом локонов, завивавшихся на концах в крупные кольца. Заколки были сработаны из светлого золота и украшены мелкой россыпью драгоценных камней. Такими же были и браслеты на ее тонких запястьях, и ожерелье, обвивавшее шею.

Она сидела, обхватив руками колени, смотрела на волны, набегающие на берег, и Робин вдруг понял, что и этот наряд, и неброские, но дорогие украшения, и изысканная прическа, не скрывающая красоты ее волос, – все это ради него, чтобы порадовать его взгляд и понравиться ему вновь.

Значит, не только он не забыл той встречи. В душе Робина на миг вспыхнуло чувство, очень близкое к злорадству, но тут же оставило его. Он продолжал сидеть неподвижно, не выдавая себя ни единым шорохом, и неотрывно смотрел на грустное и красивое лицо Марианны, обращенное к нему в профиль. Все недобрые мысли о ней потихоньку покидали его. Нет, она не кокетка, и лицемерие ей не присуще. Ее слова были правдой: другие мужчины смотрели на нее совсем иначе, чем он. Те, кто был простого звания, любовались издали. Равные ей видели не только ее, но и большое приданое, которое дал бы за ней отец. Только он смотрел на нее так, как если бы его ничто не привлекало в ней, кроме ее самой, но притом ему не надо было держаться от нее на почтительном отдалении. Ведь именно так он и смотрел, так оно и было в тот вечер…

Он знал, что она до сих пор никому не ответила согласием на предложение о замужестве. Почему? Ведь по возрасту ей пора выйти замуж. Глядя на Марианну, Робин угадал ответ: она влюбилась в него. Так сильно влюбилась, что не смогла забыть, опять приехала в Шервуд одна, без охраны, в надежде встретить его и совершенно не думала, что у ее чувства не может быть счастливого исхода. Вот она запрокинула голову, посмотрела в хмурое, затянутое тучами небо, и Робин заметил, как в уголках ее глаз заблестели слезы.

Он даже на миг прикрыл глаза – такой неожиданной острой болью отозвались в его сердце слезы Марианны. В нем вдруг вспыхнула с небывалой силой потребность любить ее, защищать, быть с ней рядом. Он едва удержал порыв подойти к ней, обнять и, утерев ее слезы, шепнуть, что она никогда больше не будет плакать из-за него. Нельзя. Если бы он так и сделал, они бы отправились вдвоем по дороге, которая увела бы ее в мир, привычный для него, но чуждый ей, мир, где опасность подстерегает на каждом шагу.

Она вдруг сняла с рук браслеты, сказала несколько слов на валлийском языке и, размахнувшись, бросила украшения в реку.

– Дух воды, прими мой дар и выполни мою просьбу, – услышал Робин.

На склоне берега прямо над Марианной вырос Воин, бродивший неподалеку. Ласково фыркая, он потянулся к Марианне, напоминая о себе, и вдруг замер. Втянув в себя воздух, жеребец посмотрел на кусты лозняка и коротко призывно заржал.

Почуял прежнего хозяина, понял Робин, с тревогой глядя на Воина. Еще мгновение, и вороной рванется к нему, выдаст его присутствие Марианне. Но, к облегчению Робина, Марианна в тот же момент поднялась на ноги и крепко обняла Воина за шею, заставив вороного отвлечься.

– Пора возвращаться домой, Воин, – услышал Робин негромкий и очень печальный голос Марианны. – Все впустую. Он опять не пришел, не встретился по дороге. Твой хозяин сердится на меня, сердится до сих пор!

Слушая то, что она говорила вороному, Робин слегка изогнул бровь. Значит, она поняла, как он отнесся к ее обману. Поняла, но все равно надеялась увидеть его!

Марианна легким движением села в седло и, собрав поводья, окинула прощальным взглядом реку, луг, желтеющую кайму леса. Воин сорвался с места в галоп и понес всадницу к дороге во Фледстан. Робин наконец-то смог подняться на ноги, не опасаясь, что Марианна его заметит.

– Я не сержусь на тебя, – тихо произнес он, когда Марианна уже скрылась из глаз, а он все равно продолжал смотреть ей вслед. – Но ради своего блага и моего спокойствия перестань ждать меня и не ищи со мной встреч!

Затем он вошел в воду и отыскал браслеты, поднесенные Марианной реке. В чем заключалась ее просьба, Робин понял, и не желал, чтобы она оказалась исполненной. Так он и сказал, принеся реке извинения за то, что отнимает дар Марианны. Два браслета лежали на его ладони, и он долго смотрел на них, размышляя, как их вернуть Марианне, но ничего не придумал и положил браслеты в колчан. Придумает позже.

А потом случилась беда: в селении Руффорд начался мор. Смерть беспощадно выкашивала жителей, не делая исключений ни для мужчин, ни для женщин, какого бы возраста они ни были. И страшный путь болезни и смерти преградила собой Марианна.

События в Руффорде сильно повлияли на представления Робина о Марианне. Он утвердился в мысли, что она – его женщина. Но судьба, которая изначально предназначила их друг другу, сыграла с ними недобрую шутку, разведя по жизни так, что они не могут быть вместе. Он понимал, что те ее свойства, которые его восхищали, никогда не найдут такой же высокой оценки в знатном окружении Марианны. Напротив, они не будут ни поняты, ни одобрены. Марианна слишком сильно отличалась от общества, в котором вынуждена жить, и это отличие грозило ей опасностью. Он твердо решил, что если не в его власти подарить Марианне любовь, то дать ей защиту он может и должен. Тем более что возле Марианны стал все чаще и чаще появляться Гай Гисборн, а к чему приводят настойчивое внимание и приязнь Гая, Робин доподлинно знал.