– Я?! – вырвалось помимо воли.
Сердце замерло на мгновение, а затем рухнуло вниз, а после взметнулось к горлу, трепеща пойманной птицей. Вихрь мыслей закружился в голове, одна пронзила острее прочих: неужели Изабелла, чьё тело я заняла, могла пойти против родной матери? Но Джульетта всегда была добра ко мне, окружила заботой и лаской. И явно стояла на стороне дочери!
– Что?! – рык Мортимера слился с моим возгласом. Граф вскочил с кресла, возвышаясь над съежившейся Лили. – На конюшню мерзавку, что смеет порочить моё дитя! Выбить всю правду! – от его громового голоса у меня задрожали колени.
– Не л-леди Из-забелла, в-вы не та-ак п-поняли… – всхлипнула экономка, теперь указывая куда-то за мою спину.
Я зло прищурилась: миг назад ключница тыкала именно в меня, а теперь цель сменилась. Вот дура! Неужели она верила, что граф примет её ложь? Кто же так запугал несчастную, что она лишилась последнего разума?
Резко обернувшись, нашла глазами цель – в двух шагах, бледная как полотно, застыла… леди Элеонора!
Гувернантка, мигом всё поняв, пошатнулась, и она рухнула бы на каменный пол, не подхвати её кто-то из мужчин.
Мой взгляд заметался по взбудораженной толпе слуг и воинов в поисках Летиции, которая притаилась в дальнем углу, стараясь слиться с тенями.
– И Летиция тоже! – следом выкрикнула Лили. – Это она привозила змеиный корень всякий раз, возвращаясь из столицы!
Мортимер потемнел от гнева, светло-серые глаза заволокло чернотой, черты лица хищно заострились.
– Пошли все вон, кроме стражи и вас, – он грозно посмотрел на меня, ключницу, любовницу и гувернантку.
Разговор был долгим и неприятным. Леди Элеонору привели в чувство – грубо вылив на женщину ушат холодной воды. Мне на мгновение стало её чисто по-человечески жаль, но потом, когда я услышала правду… Грустно, когда в твоём собственном доме творится такое, а ты ни сном, ни духом.
Леди Элеонора, дочь барона Горвуда, жила в доме графа вот уже более десяти лет. Её отец погиб на войне, закрыв собой Мортимера. В благодарность граф забрал к себе возрастную дочь барона и пристроил к жене в помощницы. В итоге Элеонора стала заниматься воспитанием юных благородных девиц, каждый год приезжавших на земли Элисона.
– Я завидовала, – женщина говорила тихо, но с таким отчаянным душевным надрывом, что я ей верила: да, она завидовала Джульетте люто, всем своим существом! – У Джульетты было всё, о чём я могла лишь мечтать: богатство, привлекательность, красавец муж, ребёнок… А я? Наследница барона-нищеброда, который погиб, оставив своей семье одни долги… Когда я впервые увидела вас, господин, моё сердце дрогнуло. Но для вас я была лишь тенью, безликой служанкой, пусть и благородного происхождения.
Она судорожно вздохнула, сжимая побелевшими пальцами складки платья:
– Тогда я решилась… Забрала свою племянницу Летицию у её родителей, когда той исполнилось пятнадцать. Она молода, красива и обучена всем премудростям благородных девиц. Два года я вкладывала в неё всё, что знала сама. И когда представился случай… – её голос сорвался. – Я подстроила так, чтобы вы заметили Летти. Сначала планировала просто отдалить вас от жены, но потом… потом ненависть затмила разум.
В её потухших глазах вспыхнул лихорадочный блеск:
– Я тешила себя мыслью, что после смерти Джульетты вы возьмёте в жёны Летицию. А я… я навсегда осталась бы подле вас, пусть даже просто как тётка вашей новой супруги. Хоть какое-то подобие счастья.
Она ещё что-то говорила, а у меня на языке вертелись совершенно другие вопросы.
– Папа, – обратилась к отцу, когда злоумышленница сделала паузу, чтобы собраться с мыслями.
– Да, дочка? – посмотрел на меня граф.
– Позволь задать пару вопросов леди Элеоноре?
– Дозволяю, – коротко кивнул мужчина, устало откидываясь на высокую спинку своего кресла.
– Как давно вы травите мою маму? – поймав взор гувернантки, уточнила я.
– Год уж как, – спокойно ответила женщина.
– Неправильный ответ, – покачала головой я и, подойдя к ней ближе, настойчивее повторила: – Как долго вы добавляете в еду графини разные отравляющие тело травки?
– Я вас не пойму, леди Белла, – отшатнулась от меня Элеонора. – Я говорю правду!
– Допустим, змеиный корень и правда только год как.
С каждым моим словом лицо допрашиваемой становилось всё бледнее, даже губы потеряли яркость. Сколько Элеоноре лет? Ровесница Мортимера, может, чуть старше. Некрасивая и неприятная, напоминающая высохшую на солнце рыбину: длинная костлявая фигура терялась даже в плотно облегающем блио из серой шерсти. Платье, украшенное серебряной нитью по вороту и рукавам, лишь подчёркивало её болезненную худобу. Узкие плечи и впалая грудь придавали ей сходство с вешалкой. На длинном лице резко выделялся крючковатый нос, нависший над тонкими бледными губами, словно клюв хищной птицы; глубоко посаженные тусклые глаза бегали туда-сюда, высокий лоб прорезали глубокие морщины. Желтоватая кожа обтягивала острые скулы, делая их ещё более выпирающими. Седеющие волосы, собранные в тугой пучок на затылке, открывали большие уши и лишь подчёркивали общую угловатость её облика.
– Ах, я… – зашептала она, схватилась узкой ладонью за свою шею, будто задыхалась и выпучила глаза.
Краем глаза я заметила движение: отец покинул кресло и приблизился к нам, угрожающе нависая над трясущейся гувернанткой тёмной громадой.
– Говори… – одно слово, зато как произнесено!
– П-почти десять лет я подсыпала в вечерний отвар, предназначенный леди Джульетте, траву…
– Чтобы она не могла забеременеть, – договорила я, – так?
– Да… – одними губами.
И тут Мортимер не выдержал – его рука метнулась вперёд, и звук пощёчины эхом прокатился по залу. Голова Элеоноры дёрнулась в сторону, седые пряди выбились из тугого пучка, женщина не смогла удержаться на ногах и упала на пол. На её впалой щеке расцвёл багровый отпечаток графской ладони, гувернантка тихо протяжно заскулила от боли и вся сжалась в ожидании следующего удара.
– Если бы не мой долг твоему отцу, – тяжело роняя каждое слово, прорычал Мортимер, – мигом бы открутил голову и скормил псам! Но я чту память Джона, потому сегодня же ты отправишься в монастырь Уитби, – припечатал граф, – где сёстры соблюдают устав святого Бенедикта во всей его строгости. Там ты будешь вкушать лишь хлеб и воду, спать на голых досках и молиться от первой до последней службы.
От описанных перспектив Элеонора по-настоящему потеряла чувства.
Дальше допросили ключницу. Она давно пособничала гувернантке. Элеонора держала Лили на коротком поводке, раз поймав ту на воровстве.
– Три десятка ударов плетьми. Коли выживет, отправить в дальнюю деревню, пусть работает в поле, – ещё один приговор.
– А ты, – отец наконец-то обратил всё своё внимание на тихо стоявшую Летицию. – Ты знала, какую именно траву покупаешь? Для чего и для кого она предназначена?
– Тётушка говорила, что у неё болят ноги, и эта трава помогает ей снять боль, – прошептала девушка.
Я ей не верила, но Элисон уже поостыл, потому наказание для бывшей любовницы вынес максимально мягкое:
– Завтра отпишу герцогу Элейскому, ты отправишься к нему, и он выдаст тебя замуж за доброго рыцаря.
– Н-но… Господин! – вскричала Летиция, замечательная актриса, должна признать. – Я люблю вас! Я не смогу без вас жить…
– Уж как-нибудь справишься, – цинично усмехнулся Мортимер и сделал знак рукой своим рыцарям, чтобы увели женщин. – Что творилось у меня под носом? И как я не замечал?
– Бывает, – пожала плечами я забывшись.
– Что? – опешил граф.
– Мне нужно к матушке, худо ей, я должна находиться рядом.
– Да, ступай к ней, – кивнул отец. – А мне нужно побыть одному.
Весенняя пора заливала средневековый замок теплом и светом. Хмурые каменные стены растворялись в жемчужном мареве, а зубцы на крыше словно окутались лёгкой дымкой. С первыми лучами солнца замковый двор оживал – слуги спешили по своим делам, стучал молотом по наковальне кузнец, чиня подковы для лошадей, орали петухи, кудахтали куры, гоготали гуси.
Ароматы весны врывались в высокие узкие окна покоев: тонкие запахи свежей зелени, цветущей яблони и нежное благоухание первоцветов. В графском зале на деревянных столах уже появились первые весенние угощения: сочные кусочки отварной рыбы, хлеб с козьим сыром, и ароматные травы, собранные в замковом огороде.
Природа расцветала, даря надежду на скорый приход лета и благоденствия.
И вся эта красота была для кого-то, только не для моей новой мамы, принявшей перемены дочери после её инициации легко и без подозрений.
Я полюбила эту спокойную женщину, она стала мне родной в этом странном чуждом мне мире.
С промыванием желудка я безбожно опоздала – яд Джульетта выпила на рассвете, а мне о том доложили лишь после полуденной трапезы. За эти семь часов вещество успело полностью впитаться в кровь.
Сейчас я бы отдала половину своей жизни за банальный физраствор, чтобы поставить капельницу матушке.
В течение нескольких часов мы отпаивали Джульетту настойкой из коры дуба – Нита твердила, что это поможет нейтрализовать яд, попавший в организм женщины. А я молчала, понимая, что нет не поможет.
И вместо того, чтобы сидеть у кровати, уснувшей беспокойным сном, графини, я решила занять голову и руки созданием активированного угля. На помощь мне пришли Агнеса и маленькая Данни.
– Итак, Данни, собери мне сухих веток. Только смотри, чтобы не было гнили или плесени. Понятно?
– Да, госпожа! – кивнула девочка и испарилась выполнять поручение.
– Агнес, отыщи глиняный или железный сосуд с крышкой. Нужен такой, чтобы плотно закрывался и выдержал сильный жар.
– Знаю, где взять, я мигом, хозяйка! – поклонилась помощница.
Не прошло и четверти часа, как девушки вернулись с затребованным. Мы тщательно очистили древесину от коры, измельчили её на мелкие куски и поместили в глиняный сосуд. В крышке горшка я проделала небольшое отверстие размером с мизинец – достаточное, чтобы выходил дым, но не настолько большое, чтобы внутрь проникало много воздуха. Края крышки плотно прижала к горшку и замазала глиной, оставив лишь то самое отверстие сверху. Убрали сосуд вглубь кухонной печи, где огонь горел жарче всего.
Главная кухарка не смела ворчать, но её недовольное лицо о многом мне сказало. Я игнорировала её взгляды, никак не объясняя свои действия.
– Сначала из отверстия пойдёт белый дым, – проинструктировала я помощниц. – Когда он станет синеватым и почти прозрачным, сразу вынимайте горшок и заткните дырку влажной глиной. А пока сядьте на лавку и наблюдайте, глаз с сосуда не спускайте!
– Поняли, госпожа! – почти хором отозвались служанки.
– А вы спокойно готовьте дальше, – обернулась к поварихе. – Места в очаге хватит с лихвой на всех. Главное, не гасите огонь. Я пойду к матушке, позовёте меня, когда изымете горшок из печи.
– Всё сделаем, леди Белла, – кивнула Агнес.
Я же поспешила к маме. Была маленькая надежда, что уголь поможет. Обязан!
Отца Томаса в замке не наблюдалось, как мне доложили – его вызвали в соседний замок, какого-то графа. Насколько я поняла, лекарь не был постоянным жителем на землях Элисонов, он оказывал услуги сразу нескольким именитым семействам. Хорошие целители тут были наперечёт. А я тихо порадовалась, что назойливый святоша не будет путаться под ногами с пиявками в одной руке и ножом для кровопускания в другой. И с клизмой в зубах, м-да. Я нервно хихикнула. И тут же тряхнула головой, отгоняя дурацкую картинку, возникшую в воображении. Меня по-настоящему потряхивало и колотило, настолько я извелась от переживаний за ставшего мне родным человека.
Войдя в комнату Джульетты, обнаружила там Мортимера, сидевшего в кресле подле кровати. Он держал тонкую кисть жены и смотрел в её бледное лицо с непередаваемым выражением… вины.
– Прости, папенька, что помешала, – негромко сказала я. – Зайду попозже.
– Нет, проходи, – откликнулся он. – Я пойду. Герцог вызывает к себе, нужно непременно быть. Вернусь завтра поутру… Этот святоша уехал так невовремя! Вся надежда на травницу. Скажи ей, коли она вытащит Джульетту золотом осыплю, до конца жизни ей хватит.
Граф прижался губами к внутренней стороне ладони супруги и, резко встав, вышел прочь. Ничего мне более не сказав.
– Интересно, он хоть что-то понял? – пробормотала я под нос и подошла к матушке.
Прекрасное лицо Джульетты стало неестественно бледным с землистым оттенком, черты лица заострились, светлые волосы, когда-то струящиеся золотыми волнами, потеряли свой былой блеск.
Обладая таким внушительным багажом знаний, сейчас я оказалась совершенно бессильна. И эта беспомощность злила! Время неумолимо бежало, утекая словно песок сквозь пальцы, а я могла лишь наблюдать, как жизнь мамы угасает на моих глазах.
Где же этот чёртов дар?! Почему он не просыпается, когда так нужен?!
Стараясь сдержать всхлип, с затуманенным слезами взором, села в кресло и начала… молиться.
Не знаю, сколько времени прошло, дверь скрипнула и меня окликнули:
– Леди Изабелла, мы вынули горшок.
– Агнес, – я подняла тяжёлую голову, в висках противно стучали молоточки, – вынесите сосуд во кладовую, нужно, чтобы он полностью остыл.
– Поняла, – кивнула женщина и закрыла за собой дверь.
– Милая, – донеслось до меня со стороны кровати.
– Мамочка! – я метнулась к ней. – Как ты себя чувствуешь? – облегчению не было предела. – Тебе нужно выпить вот это. Нита скоро вернётся с новой настойкой.
– Ты что, плакала? – заметила она мои красные глаза и нос. – Не плачь, доченька. Чему быть, того не миновать. Значит, судьба у меня такая.
– Н-не говори так, – прошептала я, – вот, прими лекарство, – стараясь не разреветься снова, я взяла со стола кружку и помогла ей сделать пару глотков.
– Какая горькая жуть, никак не привыкну, – выдохнула матушка, откинулась на подушки и устало прикрыла веки.
К вечеру того же дня активированный уголь был полностью готов. Когда горшок достаточно остыл, я разломила получившееся чёрное сырьё на мелкие части, на глаз отмерила нужное количество и заставила маму всё это проглотить.
– Что это такое, Белла? – морщась, она положила первый кусочек в рот и запила водой.
– Это активированный уголь, он поможет вывести из твоего тела яд.
Послушно съев сорбент, она удивлённо пробормотала:
– На вид страшный, а на вкус пресный.
На следующее утро, когда первые лучи солнца окрасили небо в розовый цвет, Джульетте стало лучше. Она даже нашла в себе силы выпить бульон и поговорить со мной почти час. Вернувшийся с опозданием отец, сменил меня у постели больной, и я оставила их наедине.
А ночью меня разбудила Агнес:
– Госпожа! Леди Джульетте плохо!
Я легла спать в платье, чтобы быть готовой в любой момент покинуть комнату, потому без проволочек на переодевание вылетела вон и побежала по коридору.
В покоях мамы находился Мортимер, он тоскливо посмотрел в мою сторону и, посторонившись, шепнул:
– Попрощайся, – после чего тихо вышел из помещения.
Отчаянно пытаясь спасти жизнь матери, мы с Нитой сначала прибегли к использованию настойки коры дуба, затем добавили активированный уголь. Всё в комплексе помогло, принеся больной первоначальное облегчение. Уголь вытянул какую-то долю ядовитых веществ из ослабленного организма. В итоге графиня почувствовала прилив сил. Но, увы, кратковременный.
Однако коварный яд змеиного корня нанёс серьёзный, необратимый урон её почкам. Эти жизненно важные органы не смогли полностью справиться с выведением токсинов, и последняя доза отравы стала фатальной.
Матушка оказалась настолько истощена и ослаблена, что её организм просто не смог противостоять губительному воздействию аристолхиевой кислоты. Увы, в условиях Средневековья, даже применение проверенных народных методов не могло обеспечить Джульетте необходимую жизнеспособную поддержку её страдающим почкам.
– Ма… мамочка! – просипела я, рухнув на колени перед ложем. Обхватила её ледяную руку.
Я видела, как постепенно краски сходят с лица Джульетты, как под глазами обозначились тёмные тени.
Слёзы потекли по моим щекам, но я не обратила на них внимания.
Матушка, единственный человек, принявший меня в этом мире без всяких подозрений, умирала.
Так и не придя в себя, она сделала последний судорожный вдох и застыла.
О проекте
О подписке