– Я – за, но сначала нужно закончить с Бизенко и возвратить его в камеру на обед, – заметил Бородин и тут же подчеркнуто вежливо сказал Эди: – Вам тоже следует вернуться, а то могут возникнуть подозрения у сокамерников, да и надзиратели зададутся вопросами относительно того, где вы питаетесь. Если не в камере, значит кто-то подкармливает, здесь такое себе могут позволить лишь опера.

– Хорошо, давайте так и поступим, – примирительно промолвил Артем, поднимаясь из-за стола.

Вслед за ним встали и остальные. Николай и Юра тут же ушли. Артем медленно подошел к Эди и ткнул его кулаком в грудь, на что он отреагировал фразой:

– Это ты мне приятного аппетита так желаешь?

– От него дождешься приятных слов?! – иронично произнес Бородин, улыбнувшись.

– Да ну вас, ребята, – только и смог сказать Артем, окинув теплым взглядом Бородина, который наклонился к столу, чтобы нажать кнопку вызова.

– Эди, вы присядьте на стул, я вызвал надзирателей. Да, кстати, не забывайте о том, что они на вас затаили злобу, – порекомендовал Бородин, поглядывая на дверь.

– А разве с ними профилактическую работу не провели? – с волнением в голосе спросил Артем.

– Провели, но береженого, как говорится, бог бережет.

– Понятно, спасение утопающего… – начал было Артем, но стук в дверь и появление в кабинете надзирателя не позволили ему досказать известную пословицу.

Эди встал и, сложив руки за спиной, направился к выходу.

Когда через десять минут он остановился, повернувшись к стене около третьей камеры, один из двух сопровождавших его надзирателей скомандовал:

– Чего остановился, тебе не сюда, шагай до восьмой.

– Я здесь прописан, и мои вещи здесь, – произнес Эди, держа в поле зрения обоих надзирателей. Эта фраза была и своеобразным тестом для выяснения их истинных намерений.

– Твои шмотки уже в восьмой, мы перенесли, сейчас ты их увидишь, – оскалился тот же надзиратель.

«Такого не бывает, чтобы вещи зэка носили надзиратели, значит эти ублюдки решили затолкнуть меня к блатным, чтобы те избили, а потом сказать, что случайно перепутали камеру…» – рассуждал Эди, шагая вперед.

Как только процессия достигла восьмой камеры, надзиратель вновь скомандовал: «Стоять! – и затем, распахнув дверь, которая почему-то оказалась не запертой, нервно добавил: – В камеру».

Эди сделал два быстрых шага в камеру – один вперед, а другой вправо к стене – и встал, напряженно оглядывая пустую камеру. «Наверно, зэков на прогулку вывели», – подумал он, наблюдая за тем, как сопровождавшие его надзиратели зашли следом за ним и плотно прикрыли за собой дверь. В это время из дальнего угла на середину камеры вышли еще двое других, в одном из которых Эди узнал «грозного надзирателя».

«Решился все-таки на беспредел, лакей блатных, но посмотрим, что у тебя из этого получится», – еле слышно промолвил Эди, отслеживая движения приближающихся к нему надзирателей.

– Ну что, бандюга, труханул, – оскалился «грозный надзиратель», – мы сейчас тебе за все воздадим, и ты будешь всю оставшуюся паскудную жизнь кровью харкать. Против нас твои выкрутасы с ногами не пройдут.

– Если еще умудрится выжить, – в тон ему добавил один из тех, кто его сопровождал в камеру.

Эди же тем временем молча наблюдал за ними, уже готовый драться как тысяча чертей, так как увидел в этих оборотнях врагов системы, которой верил и исправно служил. Он даже почувствовал, что к нему пришло какое-то до сих пор ему мало известное чувство тяжелой злобы и ненависти, сиюминутно вскормленное хамством и наглостью этих распоясавшихся типов. Это чувство даже заставило сделать его шаг им навстречу, чем немало их озадачил.

Но, переборов в себе секундное замешательство, «грозный надзиратель» крикнул: «Дави его!» – и бросился на Эди с вытянутыми руками, но был опрокинут на пол акцентированным встречным ударом правой ноги в грудь. Отлетая назад, он задел своего напарника слева и вывел его из равновесия, чем тут же воспользовался Эди. Уходя от ударов наседавших со стороны двери двух надзирателей, он той же ногой сделал глубокий выпад к нему и нанес удар правым кулаком в пах, отчего тот сразу со стоном рухнул на пол, схватившись руками за промежность и поджав к животу ноги. Эди же, совершив кувырок через него, встал, развернувшись к остальным нападавшим. Последовавшая за этим схватка была еще короче.

После нее он некоторое время постоял над лежащими надзирателями, не зная, что с ними делать. А потом, приняв решение возвратиться в камеру как ни в чем не бывало, извлек из кармана одного из сопровождавших его надзирателей связку ключей и, убедившись, что в коридоре все спокойно, вышел.

Через какие-то секунды он уже был у третьей камеры. На свою удачу, сразу смог подобрать нужный ключ и отпереть ее. Перед тем как войти, он выбросил связку ключей в сторону восьмой камеры и, плотно закрыв за собой дверь, направился к своей койке.

Появление Эди в камере без сопровождения крикливых надзирателей и то, что дверь осталась не запертой, вызвало немалое удивление заключенных, но, тем не менее, они молчали, поскольку поняли, что здесь что-то не так.

Первым не выдержал Слюнявый и громко произнес:

– О-о, теперь у нас самообслуживание, как в мужицкой рыгаловке^[47], и мы можем шлындать^[48] туда и сюда без шерсти кислой^[49]. Не понятно только, зачем надо было шлюцы^[50] выбрасывать, пригодились бы братве. Я сейчас позекаю^[51] и если что, притараню^[52].

– Я тебе так притараню, что мало не покажется, – с угрозой в голосе выпалил Эди, присаживаясь на койку. – Никто к двери не подходит, если не хочет иметь неприятностей.

– Так бы и сказал, а то молчок, ну я и прикинул… – начал было снова Слюнявый, но, услышав донесшийся из коридора торопливый цокот множества подкованных сапог, в которых здесь ходят только надзиратели и конвоиры, тут же умолк.

Эди, ожидавший этого переполоха, не думал, что он начнется так скоро. «Видно, кто-то из них оклемался и поднял тревогу, надо было для пущей важности еще по одному разу долбануть по макушке. Подать что ли сигнал тревоги операторам? Хотя не надо, Карабанов наверняка будет проинформирован об этом происшествии, он и скажет ребятам», – рассуждал Эди, но с шумом открывшаяся дверь прервала ход его мыслей.

«Всем построиться!» – раздалась команда одного из стоящих в коридоре надзирателей, после которой зэки стали торопливо выходить в центр камеры и строиться в шеренгу. Также поступил и Эди.

Дождавшись исполнения команды, в камеру вошли трое военных в форме внутренних войск во главе с Карабановым. В коридоре остались стоять еще несколько надзирателей, среди которых Эди заметил одного из тех, кто его сопровождал в камеру. Ему меньше всего и досталось при потасовке, поскольку все время молчал, не ругался, да и в драку, по всему, полез лишь из соображений товарищеской солидарности.

– Граждане заключенные, у вас все нормально, есть ли какие-нибудь претензии, заявления? – жестко произнес Карабанов, пристально оглядывая строй.

– Нормально, нормально, заявлений нет, – донеслось из шеренги.

– Нормально, нормально, тогда почему дверь в камеру не заперта? – повышая голос, спросил Карабанов, хотя и понимал несуразность своего вопроса.

– Ай да дела, теперь с нас еще за дверь спрашивают, – развязно проскрипел Слюнявый, а затем, хихикнув, добавил: – А ты, гражданин начальник, мне дай шлюцы. Я буду от-кры-вать и зак-ры-вать хату, и все будет в ажуре^[53], это я вам говорю.

– Не гримасничай, не до твоих выпендрежей, лучше скажи, кто последним в камеру вошел?

Неожиданно в камере наступила тишина, даже Слюнявый моментально умолк, и вопрос Карабанова повис в воздухе. Оценив для себя поведение сокамерников, Эди произнес:

– Я несколько минут тому назад вернулся с допроса, после меня никого не было.

– А дверь?

– Скорее всего, надзиратель забыл закрыть, – спокойным голосом ответил Эди.

– Возможно, возможно, но это не так. Так что следуйте за мной, будем в другом месте разбираться с этим, – угрожающе произнес Карабанов, и, круто развернувшись, вышел из камеры. А Эди, сложив руки за спиной, направился за ним.

Вслед ему послышались подбадривающие пожелания сокамерников. Даже Слюнявый и то посоветовал при допросе «чесать лохматого»^[54].

«Надо же, никто не указал на меня, нравится тебе это или не нравится, товарищ майор, но это заслуживает уважения. Одним словом, не как на партийном собрании, где очень принципиальные товарищи могли бы спросить, а почему ты не пошел и не потребовал, чтобы за тобой дверь закрыли, или почему не постоял у этой самой двери до прихода надзирателя. Зэки же промолчали, а этот шнырь, более того, стал иронизировать по поводу вопроса Карабанова о двери. Вопрос-то, действительно, смешной, надо будет позже, когда вся эта катавасия закончится, рассказать ребятам в качестве анекдота, пусть посмеются…» – рассуждал Эди, внутренне смеясь над происшедшим в камере. От этих мыслей его не отвлекали даже периодически звучащие команды надзирателей и скрип открывающихся и закрывающихся решеток.

Вскоре процессия прежним строем затекла в служебный корпус и, поднявшись на второй этаж по узкому лестничному пролету, остановилась у обитой черным кожзаменителем начальственной двери, выходящей в сумрачный коридор: другие соседствующие с ней несколько дверей по известной причине не удостоились такой чести.

– Через десять минут заключенного ко мне. Вам двоим охранять его. Смотрите, чтобы не сбежал. Остальным заняться говнюками из восьмой, – приказал Карабанов, зашел в кабинет, и, уже почти прикрыв за собой дверь, через плечо бросил: – И, как следует.

– Есть как следует, – отчеканили стоящие по стойке смирно подчиненные и, круто развернувшись, зашагали в обратном направлении.

Эди под наблюдением надзирателей остался стоять около кабинета, упершись взглядом в стену ядовито-зеленого цвета. Его попытка развернуться лицом к зарешеченному окну, за которым виднелась покачивающаяся на легком ветру крона белоствольного тополя, сквозь которую, словно огненные копья, пробивались лучи летнего солнца, завершилась неудачей. Надзиратели потребовали оставаться в прежнем положении, что было воспринято им с пониманием, ведь они воспринимали его как опасного преступника, который может перегрызть толстую решетку и сбежать.

Неожиданно в коридоре показался почти бегущий Николай, который, пристально оглядев Эди с ног до головы, юркнул в кабинет. «Наверно, хотел убедиться, что я цел», – успел подумать Эди, как открылась дверь, и послышалась команда Карабанова:

– Заключенный, проходите в кабинет, а вы двое подождите там, пока не позову, – распорядился Карабанов, указав надзирателям на стулья, что стояли у входа в соседний кабинет. Николай встретил Эди вопросом:

– Ты в норме? – и не дожидаясь ответа, продолжил: – Я, как узнал, сразу прибежал, оставив Бородина одного с Бизенко, он продолжает допрос. Артем в комитете, срочно вызвал Тарасов для разговора, вот-вот должен подъехать.

Эди хотел было уже ответить на вопрос Николая, но его опередил Карабанов:

– Он, слава богу, в норме, я за ним наблюдал по дороге сюда, чего не скажешь о тех негодяях.

– Сажать их надо, сажать, – сквозь плотно сжатые зубы процедил Николай. – Ты представляешь, какие последствия могли быть, если бы им удалось совершить задуманное?

– Нетрудно догадаться, – с содроганием в голосе ответил Карабанов, – но, слава богу, Эди оказался им не по зубам.

– Сажать, может, и не надо, но вот гнать из системы определенно надо, пока они не натворили чего-нибудь похуже, – высказал свое мнение Эди. – К тому же, один из них, что мощнее других выглядит, лакействует перед Справедливым, я сам это видел.

– Это Зиновкин, известный тип, находится у нас в проверке по подозрению в сотрудничестве с блатными, – отреагировал Карабанов.

– Выходит, он мог действовать и по поручению этого ворюги, – предположил Николай.

– Не исключено. И если это так, то Справедливый задумал, во-первых, отомстить за своих блатных и, во-вторых, подтолкнуть Эди к себе за поддержкой, – согласился Карабанов.

– Я склоняюсь к тому, что надзиратели действовали по своей инициативе, решив наказать меня за инкассаторов, – равнодушно заметил Эди, – хотя по сути это нисколько их не оправдывает… И потому предлагаю особо не отвлекаться на них, так как нам нужно решать главную задачу.

– Внутреннее расследование мы просто обязаны провести, но оно не помешает нашим планам. В ином случае невозможно будет принять кадровое решение, – в извинительном тоне промолвил Карабанов.

– Но предварительно из них нужно вытянуть максимум сведений об истинных причинах нападения на заключенного, это пригодится Эди в дальнейшей работе здесь, – подчеркнул Николай, глянув на собеседников.

– Это будет условием того, что мы их не посадим. Так что они, как я думаю, будут разговорчивы, – улыбнулся Карабанов. – Вот только надо как-то обыграть ситуацию с дверью и возвращением Эди в камеру, а также его доставкой в администрацию. Этот факт да и то, что произошло в восьмой камере, наверняка станет достоянием заключенных, особенно блатных, если не сегодня, то завтра наверняка, такие дела от них не скрыть, у них повсюду имеются свои глаза и уши.

– Поэтому не надо пытаться делать из этого тайну, – спокойно отреагировал Эди. – А относительно своего пребывания в администрации, если потребуется, скажу, мол, следак хотел пристегнуть к очередному делу, но я заявил, что ничего не знаю и изрядно чесал лохматого, как советовал Слюнявый. Ну а как повести себя с Бизенко, определюсь при встрече с ним.

– По-моему, убедительно, – промолвил Николай и вопросительно глянул на Карабанова.

Тот в знак согласия сначала молча кивнул, а затем важно обронил:

– Конечно, чем проще, тем лучше. Предложенный вариант проходной, потому что он без всяких там премудростей. Здешний народ, хоть и сволочной, но не лишен наблюдательности и способности к анализу.

– В этом, если речь ведете о блатных, им не откажешь, а что касается Бизенко, тем более, – задумчиво произнес Эди. – Поэтому, Николай, мне кажется, что до него под благовидным предлогом целесообразно довести информацию о моем столкновении с надзирателями.

– Не совсем понятно, с какой целью, да и у Бизенко может возникнуть вопрос, с чего это следователь решил с ним делиться такой новостью, – с сомнением в голосе заметил Карабанов.

– Этого можно достигнуть вопросами по уточнению обстоятельств происшедшего и отрицательных черт характера Эди, которые могли толкнуть его на противостояние с надзирателями, – предложил Николай, уже понявший, что Эди задумал сложившуюся ситуацию использовать для получения информации о том, как объект отреагирует на интерес следователя к соседу по камере и будет ли поддерживать разговор о нем.

– В таком ключе, конечно, это может сработать на пользу, – согласился Карабанов.

Довольный тем, что предложенная им логика действий оказалась убедительной для многоопытного знатока зэковского закулисья, Николай продолжил:

– Я сейчас вернусь к Бородину, но у нас нерешенным остается вопрос с осмотром вещей…

– В камере это произойдет после обеда, во время прогулки зэков, а чтобы раздеть Бизенко, сегодня ближе к вечеру устроим баню, мы на этот счет с Артемом уже договорились, – отреагировал Карабанов, прервав Николая.

– Я в курсе, нужно только дождаться наших специалистов, – порекомендовал Николай и, попрощавшись с Эди, направился к двери.

Оставшись вдвоем, Эди и Карабанов еще некоторое время поговорили об обстановке в изоляторе, Справедливом и его роли в управлении минским воровским сообществом. Перед тем как вызвать надзирателей для возвращения Эди в камеру, он назвал ему фамилию своего агента и пароль для связи с ним. При этом заметил:

– С Жиковым будь поаккуратнее, он работает на всех, при этом рисуется, завышает свои возможности.

– Тем не менее, в осведомленности ему не откажешь: он знал о решении надзирателей наказать меня.

– Я же и говорю, что он со всеми… – только и успел сказать Карабанов, как в кабинет вошли двое надзирателей.