Глава 3

Ночью я снова слышу скрип и шаги в комнате надо мной. Теперь это точно не может быть Брунгильда: она либо уехала, либо мертва. Скорее всего, конечно, первое, а возможность второго – просто плод моего тупого воображения. И все же кто-то ходит там, наверху, что крайне загадочно, ведь все остальные нынешние постояльцы гостиницы должны бы спокойно почивать в своих кроватях на первом этаже.

Я не могу оставить этот вопрос не исследованным. Он лишь один из череды обстоятельств, которые меня напрягают здесь с моего приезда, и я собираюсь разобраться в нем немедленно!

Скинув с себя одеяло, я быстро начинаю терять и уверенность, но, черт возьми, я же до сих пор мнил себя опасным психопатом, беспокоился, что могу причинить кому-нибудь вред, а тут снова струшу, как вечером в душе? Почти в рифму получилось. Короче, поднимусь сейчас наверх и напугаю до чертиков того, кто там бродит в ночи!

Тихо, чтобы не спугнуть никого заранее, я встаю, подхожу к двери и открываю замок. Пробираться по темному дому без фонарика на смартфоне, конечно, еще то удовольствие, а на лестнице и вовсе двигаться приходится наощупь, так как сюда и скудный свет из окон не проникает. По крайней мере, идти недалеко, и я примерно представляю себе, где и что находится. Ступеньки почти не скрипят – тоже благо, только в одном месте старое дерево издает неприятный звук, режущий насторожившийся слух.

Стараясь передвигаться бесшумно, я еле-еле переставляю ноги, рукою скользя по перилам лестницы, и с содроганием представляю себе, что могу наткнуться на что-то не то. На настоящего убийцу Брунгильды, например.

Подбадривая себя, я преодолеваю лестницу и медленно подхожу к нужной двери, под которой вижу узкую полосочку немногим светлее окружающего мрака. Тут я останавливаюсь и прислушиваюсь. Некоторое время стоит полнейшая тишина. Потом вдруг раздается стук, как будто кто-то отодвинул вешалки в шкафу, и снова шаги. В комнате кто-то есть прямо сейчас! И что мне с того? Можно остаться караулить в коридоре и посмотреть, кто выйдет оттуда…когда-нибудь. А можно просто войти и просто все увидеть прямо сейчас!

Чувствуя себя совершенно безбашенным, я нажимаю на ручку двери и толкаю ее внутрь! Однако она не открывается, лишь шелохнувшись. Язычок замка ударяется о дверную коробку, знаменуя этим, что кто-то хочет войти, и звуки в комнате тут же прекращаются. Кто бы там ни был, он или она так же стоит сейчас, не шевелясь и прислушиваясь.

Кого-то там я должно быть нехило напугал – подбадриваю себя я. Может быть, ему сейчас так же страшно, как и мне. Или нет. Смотря, кто там и что он там делает. Но в любом случае я жду и жду, но из звуков довольствуюсь одним лишь собственным дыханием. Жду примерно с четверть часа, считая про себя секунды, но переждать незнакомца или незнакомку за дверью мне не удается, так что я медленно отхожу и возвращаюсь к лестнице.

Снова оказавшись в своей комнате внизу, я ожидаю возобновления шагов, но больше ничего не слышу. Не знаю, когда я в итоге засыпаю, но, кажется, это происходит довольно быстро.

Просыпаюсь я от стука в дверь и голоса Сэма, зовущего нас на очередное “приключение”. Если это снова включает в себя лыжный переход – я пас, решаю для себя. Имею я право от чего-то отказаться? В конце концов, я за все это плачу (то есть платит мать). Но технически я тут клиент, а значит, всегда прав.

Еще немного повалявшись из принципа, все-таки встаю и иду чистить зубы, напялив поверх пижамы толстовку (пятна я так и не отстирал, хотя это очень неправильно). Ботинок у порога в этот раз не стоит, так что я прохожу в ванную заинтересованный. Здороваюсь со всеми и в целом веду себя прилично.

– Возьмите с собой полотенца, – инструктирует нас руководитель.

Обувшись и надев куртки, мы выходим вслед за Сэмом из здания, спускаемся по лестнице во двор. Он несет на плече свернутый в трубочку ковер, а мы тащим с собой полотенца, Лидия даже положила свое в пакетик с ручками.

– Что мы будем делать? – не сдержав любопытства, спрашивает она, поравнявшись с Сэмом.

– Все просто, мы будем ходить босиком, – тот останавливается и бросает ковер на утоптанную часть придомовой территории, но рядом с кромкой нетронутого снега. – Небольшая прогулка по свежему снежку, ничего экстремального, – он быстро расстилает ковер и жестом приглашает встать на него. – Советую не только снять обувь и носки, но и подвернуть штанины – снег глубокий.

– Но я не брила ноги! – проговаривает Лидия и кокетливо улыбается.

– А ты уверен, что мы там ни на что не напоремся? – Артур обозревает заснеженный двор с большим сомнением.

А мне просто неохота мерзнуть. Да, погода в очередной раз стоит солнечная и приятная, но все же не месяц май. Где-то минус пять, наверное – точнее посмотреть негде.

Николь уже стоит в сторонке, держа в руке свой вейп, делает вид, что она не с нами. Ветерок доносит до меня запах клубники.

– Друзья, там совершенно не на что напороться, – Сэм первым скидывает с себя черные зимние ботинки и встает ногами на край ковра. – Под снегом только прошлогодняя травка и листики с деревьев. Это вам не общественный парк или газон возле станции метро. Тут вы даже окурка не найдете.

– Опять лед, уморить вы меня хотите, – ворчит Эмма, но одна из всех начинает расшнуровывать ботинки.

– Я лишь хочу, чтобы вы потихоньку и безопасно подошли к центру своей боли, – проговаривает Сэм, хмурясь. – Мы уже несколько раз говорили о вашем младшем сыне, но так и не выяснили, почему он оказался там, в ледяной воде. Как все произошло, Эмма? Доверьтесь мне, – он берет ее за обе руки и уводит с ковра на снег. Эмма даже не морщится, ступая по нему, утопая в нем босыми ногами до середины голени.

– Он увез меня отдыхать на озера, – говорит Эмма, – мы возвращались с экскурсии прямо по льду, солнце уже садилось, но мы отстали от группы, чтобы поговорить. И поссорились.

– Из-за чего вы поссорились Эмма? – Сэм продолжает вести ее за собой, сам пятясь спиной.

– Из-за старшего. – Медленно проговаривает Эмма. – Он уже тогда сидел на наркотиках и тянул из меня деньги. А я позволяла. Отдавала ему даже те деньги, что давал мне младший. Сынок умолял меня перестать финансировать старшего, я резко ответила, что это мое дело, тогда он бросил меня и побежал назад. Я еще некоторое время шла, не оборачиваясь, из одного упрямства, а когда обернулась, сыночка уже не было нигде. Я пошла назад, звала его, а он там, в проруби, на глубине, уже не двигался, – Эмма тяжело всхлипывает. Я не вижу ее лица, она находится в нескольких метрах спиной ко мне, но ее горе ощущается прямо оттуда. – Я даже сунула руку в воду, она была такой обжигающе холодной, но он был так глубоко! – стенает Эмма.