Данте
Тело реагирует быстрее головы. Укутав обеими руками дрожащего Огонька, поднимаю ее над землей и заношу за угол, закрывая собой и жалея, что у меня нет крыльев, которыми можно было бы ее укрыть.
Она рыдает в голос, уткнувшись в меня носом. Челюсти сводит от злости. Нам под ноги в слякоть падает порванная тетрадка и розовый медведь с надорванным ухом.
Что делают эти суки с хрупкой девочкой?!
На ней реально нет брони. У меня ощущение, что она голая, и я нахожу позу, в которой получается еще хотя бы немного прикрыть Огонька собой.
Ами же не знает меня. Я чужой. Свидания через стекло и мелкие подарки не считаются. Я могу оказаться чудовищем. Фак! Да я и есть самое настоящее чудовище, но Огонек доверяет мне свои слезы. Что? Что, мать его, надо было с ней сделать, чтобы она к левому мужику за помощью побежала?!
Меня бомбит так, что накрапывающий дождь и противная сырость перестают иметь какое-либо значение. Мир сужается до нее одной – моей маленькой девочки, моего Огонька, которого надо защищать.
Клянусь, я пытался держаться на расстоянии. Это было бы правильно. Но она уже здесь. Я держу ее в своих руках, ощущая то самое солнце в груди, которое включается, как лампочка, только рядом с ней.
– Тихо, тихо, Огонек. Я рядом. – Одеревеневшими от напряжения пальцами веду по ее мягким рыжим волосам. Она еще сильнее вжимается в меня, и я снова обнимаю ее обеими руками. – Держу. Я держу тебя, маленькая.
Лопатками чувствую на себе слишком пристальный взгляд, вспоминая, что мы вообще-то тут не одни.
Чертова магия!
Погода сегодня полное дерьмо, и все работы на участке были отменены, но планы поменялись. Дождь стих, у поставщика стройматериалов случилась накладка, и часть заказанного Калининым привезли аж на два дня раньше. Он мог бы перенести доставку на удобное ему время, ведь проблемы компании-поставщика – это только их проблемы, но Игорь Саныч все переиграл, дернул меня, еще нескольких мужиков на разгрузку. Мы минут двадцать как подъехали, и тут она…
Оглядываюсь. Калинин смотрит на меня, вопросительно приподняв бровь. Со стороны улицы к нам неумолимо несется торопливый стук каблуков, каждым своим ударом отдаваясь в моей груди очередным приступом жгучей злости.
– Амалия, – зовет Снежная Королева. – Ами, вернись сейчас же!
– Нет! – взвизгивает Огонек. – Не отдавай меня, – шепчет, обнимая меня чуть выше пояса штанов. И дышится еще труднее от ее доверчивости, хрупкости, такой трогательной близости. Я в мурашках весь, будто ко мне впервые прикоснулась девушка.
– Что ты устраиваешь? – возмущается ее мать. – Игорь, – зовет Калинина.
Мы с ним снова перебрасываемся взглядами. Он неожиданно прикладывает палец к губам. Я прижимаю Ами еще крепче к себе, наступая грубой подошвой ботинка на тетрадку, топя ее в грязи. Там явно личное, что больше никто не должен увидеть.
– Ш-ш-ш, – глажу Огонька по спине. – Я спрятал, не бойся.
Игорь Александрович выходит к Снежной Королеве. До нас долетает начало их разговора:
– А чего не заходишь? – спокойно интересуется он.
– Грязно у тебя там. Она же к тебе забежала? Больше некуда. Мы повздорили. Игорь, будь добр, скажи Амалии, чтобы прекратила нас позорить такими сценами и вернулась домой…
Голоса и шаги отдаляются. Их быстро перекрывает грохот разгружаемого строительного материала. Я слышу только всхлипы Огонька. Ее истерика почти стихла. Сейчас бы не испугалась того, что сама натворила, прибежав ко мне.
Или, может, так было бы лучше?
Да хер же я отпущу теперь! Но куда я ее?
Потом буду думать. Сейчас в башке такая каша и сердце не дает дышать, пытаясь проломить ребра и упасть прямиком в ее ладони. Представляю, как светлый, теплый Огонек испугается этому скукоженному, почерневшему уродцу, в котором из хорошего разве что она и пара мальчишек, будущее которых еще можно спасти.
Калинин возвращается к нам.
– Данте, твой рабочий день на сегодня закончен, – неожиданно объявляет Игорь Саныч. – К десяти Амалия должна вернуться домой. Тронешь, – показываем мне кулак, – я тебе сам яйца отстрелю, – понижает голос.
– Не трону, – обещаю ему.
Да куда, блин?! Че я, дебил, что ли? Не вижу, куда влип по те самые яйца?
– Ты не расплатишься со мной, Данте, – усмехается Калинин.
– Я уже понял, Игорь Саныч. Спасибо.
По поводу его неожиданной щедрости мы тоже пообщаемся позже. Такие люди ничего не делают просто так. Нужен я ему. Хрен знает зачем. Не говорит пока, но задницей чую, будет удивлять.
– Валите уже. – Он небрежно машет в сторону ворот. – Стой, – тут же тормозит. Сначала выходит сам. Звонко свистит водителю – Слышь, тачку свою сюда ближе подгони.
– Зачем? – разносится эхом.
– Потому что я так сказал! – рявкает Игорь Саныч. Ами вздрагивает, я снова плотнее укутываю ее в свои руки.
Массивная тачка с шипением и характерным хрипом заводится, трогается с места и медленно катится вперед, набрасывая тень от прицепа на участок. Моя бэха стоит прямо за ней.
– Все, вот теперь валите, – вернувшись, отсылает нас Калинин. – Ами, – зовет ее. Шмыгнув носом, она поворачивает к нему голову. – Успокоишься, с мамой надо будет поговорить.
– Она … – судорожно выдыхает Огонек. – Не слышит.
– Попробуй еще раз, ладно? – удивительно мягко просит он.
Ами молчит. Она точно не готова сейчас никому ничего обещать. Наклоняется, поднимает грязного медведя и сама совсем не случайно наступает на собственную тетрадку. Значит, я все понял правильно. Слишком личное…
Забираю ее с собой в машину и, дав по газам, сразу гоню в сторону выезда из города. Как пьяный от футболки, пропитанной ее слезами, от запаха, наполняющего машину, от того, что Огонек здесь.
Сама пришла! Ко мне!
Затылок обжигает, короткий ежик волос встает дыбом. И нет никакого плана, как быть дальше. Есть понимание, что я больше не смогу держаться на расстоянии. Должен. Мать его, обязан! Но не смогу.
– Тебя правда зовут Данте? – тихо спрашивает Огонек.
Удивительная девочка. Я даже не сказал, куда везу ее, а она интересуется, как меня зовут.
– Даниил, —представляюсь я. – Но Данте привычнее.
– А я Ами… – ковыряет ногтем свои джинсы. – Амалия.
– Знаю. – Удобнее перехватив руль одной рукой, второй ловлю ее ладошку и крепко сжимаю.
– Откуда? – Тонкий прохладный пальчик ее свободной руки касается татуировки на тыльной стороне моей ладони, водит по конкуру рисунка, а у меня в висках пульс отбивает какие-то дикие ритмы, и перепачканный, «травмированный», нелепый медведь, сидящий на панели, словно смотрит с насмешкой.
Дергаю головой, хрустнув позвонками. Хочется порычать на Огонька. Что она со мной делает сейчас? Это я… черт, я даже не знаю, с чем сравнить! Когда хрупкая принцесса сама пришла в лапы к дракону. У него за ребрами полыхает, а она доверчиво гладит его крылья, и он давится собственным огнем, пытаясь проглотить его вместе с дымом, лишь бы только не напугать и случайной не ранить.
Только у драконов замки, сокровищницы, если верить сказкам, а я пока могу предложить ей только себя.
– Слышал, – отвечаю на ее вопрос. – Тебе все равно, куда мы едем?
– Главное, подальше от дома, – тихо признается она, продолжая обводить рисунок на моей руке.
Данте
Громкое урчание в животе Ами подсказывает мне первый пункт нашего плана на сегодня. На ее бледных щеках появляется легкий румянец, и, распутав наши ладони, она обнимает себя обеими руками.
– Извини, – говорит тихо и хрипло.
А я пытаюсь сообразить, чем и где ее можно покормить. Не знаю же нихрена. Что она ест? Есть ли аллергия? Что любит вообще? Могу только представить, к каким заведениям она привыкла.
– Мы мясо ешь? – спрашиваю у нее.
– Я не хочу есть, – обнимает себя сильнее. – Тошнит немного, – признается.
– Это нервное. Попробуй расслабиться, дыши глубже. Сейчас все пройдет.
Она опускает руки на колени, как примерная девочка. Упирается затылком в подголовник и шумно вдыхает, прикрывая глаза. Кусает пересохшие губы, тяжело сглатывает. Ее желудок снова издает беспокойные звуки, а у меня в тачке даже воды нет. Если окошко приоткрыть, Ами замерзнет.
Давлю на газ, пока позволяет дорога. В плотном столичном потоке приходится снижать скорость. Ищу ближайший магазинчик, возле которого можно удобно припарковаться. Покупаю Огоньку хорошую воду без газа и возвращаюсь в машину. Скручиваю крышку, протягиваю Ами бутылку.
– Спасибо. – Она делает несколько маленьких глотков. От нервного спазма пить залпом не получается. Этим-то едва не давится.
Как погасить пожар внутри, я не знаю. Мой мозг просто не желает усваивать то, что ее могли так сильно обидеть. Хочется казни для всех, кто приложил к этому руку. И покормить ее все же надо, но не просто ради утоления голода, а в качестве лекарства.
Снова перехватывая руль одной рукой, второй по картам в мобильнике ищу хорошее кафе с десертами.
Приходится немного покрутиться прежде, чем взгляд сам цепляется за кремовую вывеску с куском торта. Останавливаюсь, выхожу из машины, оббегаю ее спереди и открываю Амалии дверь.
– Иди сюда, – протягиваю ей руку.
Маленькая ладошка оказывается в моей. Легко, доверчиво, будто мы всегда знали друг друга, а не познакомились в моей машине несколько десятков минут назад.
Веду ее за собой в заведение. Над головой мелодично звенит колокольчик. Вокруг все такое же ванильно-кремовое. Чувствую себя здесь абсолютно нелепо. Не моя атмосфера, но на это тоже похрен. Мы пришли за «лекарством».
Выбрав столик, забираем меню у улыбчивой официантки.
– Я правда не хочу есть и… – Ами отводит взгляд. – Я же не ем такие десерты.
– Сегодня ешь, – командую я.
Она нервно улыбается, снова заглядывая в меню. В ее глазах появляется что-то совершенно искреннее. Предвкушение, но с нотками страха. Вдруг сейчас отругают за запрещенку.
– Огонек, – давлю пальцем на край меню, опуская его на стол, – ты сегодня поймала мощный выброс адреналина, норэпинефрина и кортизола. Бешеный коктейль, который сжал твой желудок до размера наперстка, высушил и сдавил горло, а также разогнал пульс. Скорость течения всех процессов в твоем организме в этот момент тоже изменилась. Чтобы снять действие этого коктейля и завтра не чувствовать себя как с похмелья, тебе нужен выброс эндорфинов. Сладкое – самый доступный нам сейчас вариант.
Есть еще поцелуи, секс вообще идеален, но это не наш с ней случай, поэтому мы будем есть пирожные.
Ами не может определиться. Ей, как маленькому ребенку в магазине игрушек, хочется попробовать все. Она не говорит, это и так заметно.
Заказываю нам сет бисквитов с ягодными начинками и заварные пирожные с разноцветной глянцевой глазурью.
– Боже, сколько сахара и жира, – жмурится Ами, разглядывая наш заказ на фирменных тарелках. – Но это так вкусно выглядит.
О проекте
О подписке