Брат

Ах, эта свадьба-свадьба! Начало семьи, надежды, планы. Свадьба гремела. Жених с невестой, как и полагается, были счастливы, молоды, красивы. Гостей было не много, все близкие, милые, родные. Свидетельница – любимая сестра. Молоденькая, можно сказать красивая девочка, была особенно весёлой и зажигательной, впрочем, так ведь и положено на свадьбе, не поминки же.

Имя у неё было красивое – Евангелина. Она ему соответствовала. Мама хотела Еву, папа – Ангелину. Вот и сошлись на этом имени. Были братья, сёстры, родные, двоюродные. Но Ева выросла и по родству, и по соседству со своим старшим братом Александром. Имя тоже не тяп-ляп, «защитник».

Он как гусар ходил за ней везде, и все знали – кто Евку обидит, тому не избежать Сашкиного кулака. Так и жили: Сашка в третьем классе, Евка в первом, Сашка заканчивает школу, Евка невестится в старших классах. Сашка следит за всем происходящим вокруг Евки.

Сначала в детстве они рассказывали друг другу сказки, потом бегали на индийские фильмы. Евка плакала, а Сашка так за неё переживал, что всех героев фильмов передушил бы, только бы Евкины слёзы были просто Евкиными слезами счастья.       Однажды он лизнул одну, он не понял, не заметил, как, а Евка рассмеялась, а эта слеза, солёненькая, потрясла весь Сашкин организм. Он смутился, потом у него что-то в голове перевернулось, и он всё чаще стал думать о той слезинке, о щеке, о Евкином красном носике. О том, как она подняла руку и стряхнула уже слизанную Сашкой слезинку.

Больше Сашка не мог относиться к Евке как к обычной девчонке, его двоюродной сестре. Он начал сравнивать её с Евкиными подругами, со своими однокурсницами. Он не мог дать объяснения той теплоте, которая разливалась по его животу, когда он думал о ней. Что-то друзья его таких тёплых чувств не испытывали к своим сёстрам, а он невольно стал это выяснять, и это его сильно взволновало и напугало.

Да, он просто любит свою замечательную и необычную сестрёнку. А то, что она была необычной, он знал, он был уверен. Он видел, он наблюдал. Он как брат, расправлял плечи, гордился сестрой, не давал пацанам, а потом парням, сально смотреть на Евку, с вожделением. И до него дошло – он любит её не как сестру. В этот самый момент, когда это до него дошло, земля ушла из-под ног – так говорят. Он не знал, что делать с этим. Кому рассказать. Разум отказывался подчиняться. Он любил свою собственную сестру. Ужаснее ничего нельзя придумать.

И вот она, свадьба. Он договорился с однокурсницей, что она пойдёт с ним повеселиться, да она и знала невесту. Всё складывалось. Но как только он увидел Евку, всё оборвалось внутри. Он так попал, так попал, как же так? Всё мгновенно перестало его трогать, веселить, подружка издёргала его, она ведь приняла приглашение и считала уже себя его девушкой. И он нажрался. Так это называется. Сначала он пил и пил, и ему казалось, что алкоголь безалкогольный. А Евка была неотразима, понятно, с каждой рюмкой она становилась всё неотразимей для него. Он следовал за ней по пятам, плясал и пел, и ел блины, и воровал невесту, и делал всё абсолютно, что требовали тамада и Ева.

Он оглянулся и не увидел её нигде. В пьяном мозгу возникла паника. Он метался, искал, выходил в сад, нигде её не было. Всё в нём завыло. Её обидели, её украли вместо невесты, её нет, нет, нет. Евка?! Ева! Я люблю тебя. Он побрёл, обессилев от своих чувств, наугад. Подскочила подружка с вновь заведённым кавалером, он был рад за неё.

Почти в бессознательном состоянии он поднялся на второй этаж, открыл дверь какой-то комнаты и рухнул на постель. Повернулся на бок, стараясь вытащить из-под себя мешавшие вещи – это были подарки молодожёнам, и увидел спящую Еву. Она очень устала, да и было всё это действо после последнего экзамена.

Хмель улетучился. Он лежал ошеломлённый, смотрел на неё и не дышал. Он как завороженный, не мог пошевелить даже пальцем. Зато плоть буйствовала. И с этим он не мог ничего поделать. Рука потянулась к груди, он ласково прикасался к ней, такой аромат исходил от Евки – она была эстетка – этот аромат дурманил его, приводил его в восторг.

Ева перевернулась на спину, платье совсем расстегнулось, он увидел краешек очень красивых кружев, не будем повторяться об эстетстве Евы, и он почувствовал, как всё запульсировало, и неприятная влага разлилась внизу. Он сошёл с ума, так думал Сашка, отдёргивая руку. Но рука уже стремилась к тонкой талии, животу и худым любимым коленкам в каких-то невероятных сине-чёрных колготках, он нигде и никогда не видел таких прежде и потом. Их Евка привезла из Америки, и они были её гордостью.

Евка проснулась, почмокала пухлыми губами, и он припал к ним. Она ответила. Они целовались неистово. Он уже снова был в строю, и руки быстро двигались по пуговицам, ремешкам на талии и колготкам; она не сопротивлялась. Она испытывала дикое наслаждение, и вдруг она открыла глаза и увидела… брата… Евка вскочила с кровати и, босая, бросилась из комнаты.

Они не встречались десять лет. Сашка был женат, у него были две дочки. Но когда он увидел её снова, организм опять сыграл с ним шутку. Он любил её всю жизнь, до самой смерти. Она знала, и любила его за это. Он никогда её не предал. Он очень рано ушёл из жизни. Как будто бы без Евы ему незачем было оставаться на этой земле.

Брат.

Дора

Рейс задерживался. Но об этом узнали уже, пройдя паспортный контроль, все находились уже в стерильной зоне. После объявления о задержке настроение упало. Были планы, надежды, созвоны: кого-то встречали, кто-то жаждал и грезил о предстоящей встрече … Перспективы были у всех, но, безусловно, разные. Конечно, обрадовавшихся не было, зато отчаявшихся и расстроенных было хоть отбавляй.

Хорошо, что Георгий прошёл через VIP-зал, обычно он этого не делал, ему нравилось стоять в очереди, наблюдать за людьми, это тот случай, когда «без тебя не начнут». Так что встал в очередь и двигайся к цели. Смотри, анализируй, удивляйся. А в этот раз что-то с самого утра не так пошло. И не спалось, и проснулся с плохим настроением, и кофе убежал, и такси поздно пришло.

Вот оно, преимущество VIPов, без суеты, тихо, спокойно, коньяк, кофе и мягкие диваны. Ну хоть это хорошо. Достал книгу, попытался погрузиться в чтение, но что-то не давало, мешало. Огляделся. Через диван от него сидела женщина. Ну и что?! Обычная женщина. «Ну не совсем обычная» – подумал он. Обычные в очереди внизу стоят. Отложив книгу, стал наблюдать. Она получилась самым интересным объектом среди всех неинтересных. Остальные были неинтересны ему совсем.

Сколько ей лет? За сорок. Нет, под пятьдесят. Интересно, где это за?.. И где под?.. Он знал людей, которым было под…, а он думал, что только за… И наоборот… Вопросы он себе задавал просто от нечего делать. Официантка, очень привлекательная девушка – а как иначе? – принесла ему ещё коньяку. Он не спешил, заказал кофе по-турецки. Любой каприз за ваши деньги. Стал ждать кофе. Заметил, что женщине тоже принесли коньяк. Ему стало интересно. Теперь Георгий уже с интересом смотрел на неё. Он считал, что женщины могут пить только сладкое вино, и только напёрстками. Во всяком случае, в компаниях он это всю жизнь видел. Ну, бывали случаи, когда некоторые «леди» «отрывались», но не в семейных компаниях, где он бывал. Там всё всегда было до противности чинно. А эта дама, не стесняясь, заказала уже, как и он, второй бокал, и тоже кофе. «Странно – подумал он – хотя, чего странного то».

Время тянулось медленно. Он уже переговорил по телефону и по работе, и с мамой, и с дочкой, и даже с бывшей. Она требовала какую-то бумагу – разрешение на выезд дочери за границу на обучение. Он пообещал, как только вернётся, сразу она получит эту бумагу. Они расстались давно, но расстались по-человечески, как он считал. Он не делил ничего, взял сумку с трусами, носками и несколькими сорочками и ушёл. Даже машину оставил жене. Он – мужик, заработает. Женщине в этом мире тяжелее. От такой щедрости и благородства жена чуть не дала «задний ход». Но, как говорится, «паровоз уехал». Их связывала только дочка, которую он вынянчил, и любил безмерно. Никого, никогда, даже маму (конечно, это другая любовь) он не любил так, как свою принцессу.

Жена его была неплохим человеком, но, как говорится, отношения изжили себя. Всё превратилось в привычку, в рутину, и даже букеты цветов не оживляли отношений. Он жил в своём мире, она в своём. Они даже жили на разных половинах дома. Друзья говорили, что разрыв случился из-за того, что они спали в разных комнатах. Одеяло объединяет любящих. Оно – самая важная вещь супружеской жизни. А он считал, что, если угасают чувства, никакое одеяло не поможет. Но постарался реанимировать их любовь. Он точно знал, что любовь была пылкая, настоящая. Но ушла. Когда это началось, он не заметил. Просто она, любовь, стала чахнуть и зачахла совсем. И вот тогда они решили разъехаться на время. Разъехались. И вдруг поняли, что им обоим хорошо. Спокойно. Дочь привязана к обоим, но и она как-то не по-детски поняла. Её же никто не бросил, не предал. Ну и что, что папа ночует в другой квартире? Она там сто раз была, и вообще, это её квартира. Папа постарался. Девочка это знала. Уверенное будущее. Есть с чего начать. Остальное за ней. В общем, всё выстроено правильно на сегодняшний день в его жизни.

И вот он такой правильный, свободный, летит на отдых к морю. Дочь отказалась – что ей делать в обществе «стариков»? Так она выразила свою «благодарность» на его предложение. Да и то верно.

Ему всего пятьдесят. Говорят, мужчина до шестидесяти – мальчик. Ну мальчик, не мальчик, но молодым Георгий себя всё-таки считал. Прыгал, бегал, отжимался, подтягивался и так далее. Он любил жизнь и жить. Тем более, что ничто его не обременяло. Это его жизнь. Он сам выстроил себе комфорт. И даже гордился этим. Не то, что его друзья. Они постоянно находились в тяжбах то со своими жёнами, то с любовницами и даже с матерями и сёстрами, а то и с детьми.

Георгий этого не принимал, не понимал, сочувствовать не хотел. Поэтому друзья как-то потихоньку поотпали. И осталось два друга, самых преданных: Гошка – его тёзка, и Егор, по сути, тоже Гошка. Но чтобы не путаться, их было трое: Георгий, Гоша и Егор. Три верных, закадычных, дружащих «с горшков» в садике.

Георгий был авиаконструктором. Поэтому не нервничал, понимал – отложили рейс, значит, есть причина. Не всегда уж техническая. Однажды летел к друзьям в Болгарию, самолёт просто отправили в более выгодный рейс, а им объявляли, что задержка рейса по техническим причинам. Потом он разговаривал со знакомым пилотом того рейса. Потому сейчас он был спокоен, расслаблен. Мало ли почему задержали рейс? Всё будет хорошо.

Он любил смаковать хороший коньяк, покачивая бокал, пил маленькими глотками, задерживал во рту, наслаждаясь. Он заметил, что женщина делала то же самое: задерживала коньяк во рту и смаковала. Её красивые пальцы обнимали бокал. Она не суетилась, не торопилась.

И Георгий стал её изучать. Она не видела его. Ей было не с руки. Он видел её профиль, полспины, если чуть наклониться, то и затылок. Стал рассматривать лицо. Хм… Лицо… Нельзя сказать, что красивое, ну и сказать, что некрасивое тоже нельзя. А что его не устраивало? (Вот ведь чем от безделья занимаюсь – подумал он). Нос маловат, губы большеваты. Волосы коротко стрижены, а он любил русских красавиц с косами… Что ещё в ней не так? Вот если бы встала и прошлась… Но он сам встал и зачем-то понёс бокал на барную стойку, но по пути придумал, что закажет горячительно-успокоительного ещё чуть-чуть. Хотя это уже было не в его правилах. Он не был выпивохой. Проходя мимо женщины, он краем глаза посмотрел на ноги. Они были стройны, в красивых туфлях. «Ага, любит красивую обувь». Тут же одёрнул себя. Ему-то какое дело. Заказав, прошествовал на «своё» место. Ну, теперь уже своё. Так он его обозначил. Мысль, подогретая коньяком, уже бушевала, хозяйничала в голове. «Как зовут? Где работает? Куда летит? И вообще, если встанет, какая она? Рост? Вес? Объём? Фу! Что может безделье и коньяк сделать с человеком?». Он уткнулся в книгу. Но пятый раз прочитанная страница не принесла никакой информации.

Он поднял глаза и не увидел женщину. «Ну с корабля то ей куда деваться? А зачем это я о ней думаю? Она мне кто?». Стал оглядываться. Нигде её не было. Он подошёл к стойке. А как полюбопытствовать? Спросил так нейтрально, незаинтересованно, как бы между прочим:

– А что, кто-нибудь снялся с рейса?

– Да, одна дама.

Всё встрепенулось в нём. Глаза выразили изумление и вопрос.

– Бабушка, 75 лет

– !!!??

– Да.

И тут он увидел её… в полный рост, у перил на балконе, оказывается, можно было туда выходить и видеть лётное поле и самолёты. Георгий окинул взглядом её всю. «Хороша, люблю таких, мой типаж» – но это мысли сами хороводились. Он-то любил помоложе… Он тоже вышел на балкон. Не знал зачем. От скуки. Она курила, красиво держала сигарету и красиво стряхивала пепел в урну. Георгий не курил, но запах сигарет ему нравился. Он встал неподалёку от неё, и молча наблюдал за ней, за заходящим солнцем, за лётным полем.

Вдруг, не ожидая от себя, он резко повернулся к ней и сказал: «Георгий». Никогда в своей жизни он так не делал. Не было такого поступка в его жизни. И всё. Не было. Она от неожиданности отпрянула, схватилась за перила, потом оторвала от перил одну руку, протянула ему: «Дора». Голос его поразил. Низкий, хрипловатый. Он аж присел. Это что ещё за кличка? Шутит? Стёб? Да нет, не похоже. Стараясь держать лицо, он сказал, что ему очень приятно. Какое приятно? Он никогда не слышал такого имени.

Она знала, что её имя повергает в шок всех. Не всегда она торопилась объяснить происхождение своего имени, но это был почему-то тот случай. «Мама обожала Теодора Драйзера, поэтому я Теодора, сокращённо Дора». Георгий обалдел. «Дора, Дора!». Как необычно… Но она уже тоже была для него необычна… А что в ней было необычного? Голос… Нос… Руки… То, что она пила коньяк. Но уже очень много необычного…

Ветер заставил войти внутрь. Он осмелел, и глазами пригласил её к своему диванчику. Дора не сопротивлялась. Сели. Он спросил, куда она путь держит.

– В Турцию.

– Через Москву? Можно же прямым рейсом.

– У меня там куча дел.

– А я в Грецию.

– Через Москву? Можно же прямым рейсом. – Дора шутила, и голос её играл.

– Свадьба у друга.

Они болтали и уже даже не хотели, чтобы подавали самолёт. Им нравилось это время вдвоём. Они были так откровенны друг с другом. Но она ничего не рассказала о себе. Что только не рассказывала, но не о себе. Он отметил про себя, что жизнь у неё какая-то необыкновенная, хотя о себе она не говорила. Но он выуживал информацию о ней из обиняков. Он про себя вывалил всё. Почему ему вдруг захотелось выговориться, он не знал. А может, истосковался по близкому по духу человеку. А она была близкой. За два часа она стала ему почти родной. Ему не хотелось красоваться, казаться лучше… И вдруг он с ужасом подумал, что в Москве они расстанутся, и всё. А вдруг она замужем? Примерная мать семейства? А почему тогда одна в Турцию? Георгий не хотел расставаться.

Рейс всё задерживали, уже больше четырёх часов, им предложили подкрепиться. Он отметил, что она мало ела, и очень выборочно. Он-то смёл всё, и даже из её тарелки. Он уже ничего не стеснялся. Георгий влюбился. Может быть, завтра будет другой день, и всё будет по-другому, и всё покажется нелепым и смешным на трезвую голову. Но они здесь и сейчас.

Наконец, их пригласили на посадку. В салоне их места оказались совсем недалеко друг от друга, но не рядом, и Георгий быстро и как-то ладно решил проблему. А может быть, ему повезло, что рядом с Дорой оказалась не какая-то склочная мадам, а очень взрослый мужчина, которому всё равно было, на каком ряду и месте сидеть. Ещё несколько часов они были рядом. Говорили и говорили, и говорили. Её голос завораживал, манера держаться завораживала тоже; если бы ему сказали, что с ним такое может произойти за такое короткое время, он бы бросил камень в того человека. Так не бывает. А может быть, только так и бывает. Он хотел, чтобы полёт не заканчивался. Ему казалось, что они только что взлетели, и уже стюард ходил вдоль салона, проверяя, все ли пристёгнуты.

Они вышли из самолёта последними. Им персонально намекнули, что пора! Георгий оглянулся и увидел, что самолёт пуст, все стюарды и стюардессы с чемоданчиками ждали у выхода.

Дору встречали, Георгия тоже. И как-то так случилось, что они потерялись в толпе. И тут до него дошло, что он не знает ни фамилии, ни адреса, ни телефона. Отчаяние овладело им. Он пытался в толпе узнать её макушку, даже пару раз подпрыгнул. Друг, встречавший его, ничего не понимал, он всё рассказывал о предстоящем торжестве, но Георгий не слышал, он был где-то далеко. Сели в машину. Был бы Георгий женщиной – зарыдал бы. Но именно в машине он понял, что перевернёт весь город, но Дору по возвращению найдёт. Чего бы это ему не стоило. И немного успокоился. Потом втянулся в беседу с другом. Но Дора не выходила из головы. А почему он её не поцеловал в самолёте? Ведь все же вокруг спали. Эта мысль его вообще сбила с толку. Да, может быть, это он только о ней думает, а она уже и забыла. Скоротали время. И всё. Но почему было так сладко и в то же время больно на сердце? Упустил… Счастье упустил… – Георгий, а ты уверен, что эта не юная женщина твоя? – Не хочу юную, хочу эту!