«На кресле отвалясь, гляжу на потолок…»

На кресле отвалясь, гляжу на потолок,

Где, на задор воображенью,

Над лампой тихою подвешенный кружок

Верти́тся призрачною тенью.

Зари осенней след в мерцанье этом есть:

Над кровлей, кажется, и садом,

Не в силах улететь и не решаясь сесть,

Грачи кружатся темным стадом…

Нет! То не крыльев шум, – то кони у крыльца!

Я слышу трепетные руки…

Как бледность холодна прекрасного лица!

Как шепот горестен разлуки!

Молчу, потерянный, на дальний путь глядя

Из-за темнеющего сада, –

И кружится, еще приюта не найдя,

Грачей встревоженное стадо.

15 декабря 1890

«Ночь и я, мы оба дышим…»

Ночь и я, мы оба дышим,

Цветом липы воздух пьян,

И, безмолвные, мы слышим,

Что струей своей, колышим,

Напевает нам фонтан:

«Я – и кровь, и мысль, и тело…

Мы – послушные рабы!

До известного предела

Все возносимся мы смело

Под давлением судьбы:

Мысль несется, сердце бьется…

Мгле мерцаньям не помочь:

К сердцу кровь опять вернется,

В водоем мой луч прольется,

И заря потушит ночь».

7 июня 1891

«Я знаю, гордая, ты любишь самовластье…»

Я знаю, гордая, ты любишь самовластье,

Тебя в ревнивом сне томит чужое счастье;

Свободы смелый лик и томный взор любви

Манят наперерыв желания твои.

Чрез всю толпу рабов у пышной колесницы

Я взгляд лукавый твой под бархатом ресницы

Давно прочел – давно! – и разгадал с тех пор,

Где жертву новую твой выбирает взор.

Несчастный юноша! Давно ль, веселья полный,

Скользил его челнок, расталкивая волны?

Смотри, как счастлив он, как волен: он – ничей,

Лобзает ветр один руно его кудрей;

Рука, окрепшая в труде однообразном,

Мину́ла берега, манящие соблазном, –

Но – горе: ты поешь!.. На зыбкое стекло

Из ослабевших рук упущено весло,

Он скован!.. – Ты поешь, ты блещешь красотою,

Для взоров божество, – сирена под водою.

июль 1847

«Лозы мои за окном разрослись живописно и даже…»

Лозы мои за окном разрослись живописно и даже

Свет отнимают. Смотри, вот половина окна

Верхняя темною зеленью листьев покрыта; меж ними,

Будто нарочно, в окне кисть начинает желтеть.

Милая, полно! Не трогай! К чему этот дух разрушенья?

Ты доставать виноград высунешь руку на двор, –

Белую, полную ручку легко распознают соседи;

Скажут: она у него в комнате тайно была.

«Прости – и все забудь в безоблачный ты час…»

Прости – и все забудь в безоблачный ты час,

Как месяц молодой на высоте лазури!

И в негу вешнюю врываются не раз

Стремленьем молодым пугающие бури, –

Когда ж под тучею, прозрачна и чиста,

Поведает заря, что минул день ненастья,

Былинки не найдешь и не найдешь листа,

Чтобы не плакал он и не сиял от счастья.

26 декабря 1886

«Не говори, мой друг: "Она меня забудет…"»

Не говори, мой друг: «Она меня забудет:

Изменчив времени всемощного полет!

Измученной души напрасный жар пройдет;

И образ роковой преследовать не будет

Очей задумчивых; свободней и смелей

Вздохнет младая грудь; замедленных речей

Польется снова ток блистательный и сладкий;

Ланиты расцветут, – и в зеркало украдкой

Невольно станет взор с вопросом забегать, –

Опять весна в груди и счастие опять!»

Мой милый, не лелей прекрасного обмана:

В душе мечтательной смертельна эта рана!

Видал ли ты в лесах, под тению дубов,

С винтовками в руках засевших шалунов,

Когда с холмов крутых, окрестность оглашая,

Несется горячо согласных гончих стая,

И, праздным юношам дриад жестоких дань,

Уже из-за кустов выскакивает лань?

Вот-вот и выстрелы – и в переливах дыма

Еще быстрее лань, как будто невредима,

Проклятьям вопреки и хохоту стрелков,

Уносится во мглу безбрежную лесов, –

Но ловчий опытный уж на позыв победный

К сомкнувшимся губам рожок подносит медный.

«Пойду навстречу к ним знакомою тропою…»

Пойду навстречу к ним знакомою тропою.

Какою нужною, янтарною зарею

Сияют небеса, нетленные, как рай!

Далеко выгнулся земли померкший край.

Прохлада вечера и дышит и не дышит,

И колос зреющий едва-едва колышет…

Нет, дальше не пойду: под сению дубов

Всю ночь, всю эту ночь я просидеть готов,

Смотря в лицо зари иль вдоль дороги серой!

Какою молодой и безграничной верой

Опять душа полна! Как в этой тишине,

Всем, всем, что́ жизнь дала, довольная вполне,

Иного уж она не требует удела!

Собака верная у ног моих присела

И, ухо чуткое насторожив слегка,

Глядит на медленно ползущего жука…

Иль мне послышалось? – В подобные мгновенья

Вдали колеблются и звуки, и виденья! –

Нет, точно, – издали доходит до меня

Нетерпеливый шаг знакомого коня.

Alter ego

Как Лилея глядится в нагорный ручей,

Ты стояла над первою песней моей

И – была ли при этом победа? И чья –

У ручья ль от цветка? У цветка ль от ручья?

Ты душою младенческой все поняла,

Что мне высказать тайная сила дала,

И хоть жизнь без тебя суждено мне влачить,

Но мы вместе с тобой, – нас нельзя разлучить!

Та трава, что вдали на могиле твоей,

Здесь на сердце, чем старе оно, тем свежей,

И я знаю, взглянувши на звезды порой,

Что взирали на них мы как боги с тобой!

У любви есть слова, – те слова не умрут;

Нас с тобой ожидает особенный суд:

Он сумеет нас сразу в толпе различить, –

И мы вместе придем, – нас нельзя разлучить!

январь 1878

«Нет, я не изменил: до старости глубокой…»

Нет, я не изменил: до старости глубокой

Я тот же преданный, я раб твоей любви,

И старый яд цепей, отрадный и жестокий,

Еще горит в моей крови.

Хоть память и твердит, что между нас могила,

Хоть каждый день бреду томительно к другой, –

Не в силах верить я, чтоб ты меня забыла,

Когда ты здесь, передо мной.

Мелькнет ли красота иная на мгновенье,

Мне чудится, – вот-вот – тебя я узнаю, –

И нежности былой я слышу дуновенье

И, содрогаясь, я пою.

2 февраля 1887

«Одним толчком согнать ладью живую…»

Одним толчком согнать ладью живую

С наглаженных отливами песков,

Одной волной подняться в жизнь иную,

Учуять ветр с цветущих берегов,

Тоскливый сон прервать единым звуком,

Упиться вдруг неведомым, родным,

Дать жизни вздох, дать сладость тайным мукам,

Чужое вмиг почувствовать своим,

Шепнуть о том, пред чем язык немеет,

Усилить бой бестрепетных сердец, –

Вот чем певец лишь избранный владеет!

Вот в чем его и признак и венец!

28 октября 1887

Теперь

Мой прах уснет, забытый и холодный,

А для тебя настанет жизни май…

О, хоть на миг душою благородной

Тогда стихам, звучавшим мне, внимай!

И – вдумчивым и чутким сердцем девы –

Безумных снов волненья ты поймешь,

И отчего в дрожащие напевы

Я уходил, – и ты за мной уйдешь.

Приветами, встающими из гроба,

Сердечных тайн бессмертье ты проверь:

Вневременной повеем жизнью оба,

И ты, и я, – мы встретимся…

– Теперь!

Отошедшей

Ты отстрадала, я еще страдаю, –

Сомнением мне суждено дышать, –

И трепещу, и сердцем избегаю

Искать того, чего нельзя понять…

А был рассвет – я помню! – Вспоминаю

Язык любви, цветов, ночных лучей…

Как не цвести всевидящему маю

При отблеске родном таких очей!

Очей тех нет, – и мне не страшны гробы,

Завидно мне безмолвие твое,

И, не судя ни тупости, ни злобы,

Скорей, скорей – в твое небытие!

4 ноября 1878

«С солнцем склоняясь за темную землю…»

С солнцем склоняясь за темную землю,

Взором весь пройденный путь я объемлю:

Вижу, бесследно пустынная мгла

День погасила и ночь привела.

Странным лишь что-то мерцает узором:

Горе минувшее тайным укором,

В сбивчивом ходе несбыточных грез,

Там миллионы рассыпало слез.

Стыдно и больно, что так непонятно

Светятся эти туманные пятна,

Словно неясно дошедшая весть…

Все бы, ах, все бы с собою унесть!..

22 августа 1887

«Томительно призывно и напрасно…»

Томительно призывно и напрасно

Твой чистый луч передо мной горел:

Немой восторг будил он самовластно,

Но сумрака кругом не одолел.

Пускай клянут, волнуяся и споря,

Пусть говорят: «То бред души больной!»

Но я иду по шаткой пене моря

Отважною, не тонущей ногой.

Я пронесу твой свет чрез жизнь земную,

Он мой, – и с ним двойное бытие

Вручила ты, и я, – я торжествую,

Хотя на миг, бессмертие твое!

«Когда читала ты мучительные строки…»

Когда читала ты мучительные строки,

Где сердца звучный пыл сиянье льет кругом

И страсти роковой вздымаются потоки, –

Не вспомнила ль о чем?

Я верить не хочу! Когда в степи, как диво,

В полночной темноте безвременно горя,

Вдали перед тобой прозрачно и красиво

Вставала вдруг заря,

И в эту красоту невольно взор тянуло,

В тот величавый блеск за темный весь предел, –

Ужель ничто тебе в то время не шепнуло:

«Там человек сгорел!»

15 февраля 1887

«Окна в решетках, и сумрачны лица…»

Окна в решетках, и сумрачны лица,

Злоба глядит ненавистно на брата…

Я признаю твои стены, темница, –

Юности пир ликовал здесь когда-то.

Что ж там мелькнуло красою нетленной?

Ах, то цветок мой весенний любимый!

Как уцелел ты, засохший, смиренный,

Тут, под ногами толпы нелюдимой?

Радость сияла, чиста безупречно,

В час, как тебя обронила невеста…

Нет, не покину тебя бессердечно:

Здесь, у меня на груди, тебе место!

«Дул север, плакала трава…»

Дул север, плакала трава

И ветви о недавнем зное,

И роз, проснувшихся едва,

Сжималось сердце молодое.

Стоял угрюм тенистый сад,

Забыв о пенье голосистом, –

Лишь соловьихи робких чад

Хрипливым подзывали свистом.

Прошла пора влюбленных грез, –

Зачем еще томиться тщетно?

Но вдруг один любовник роз

Запел так ярко, беззаветно…

Прощай, соловушко! И я

Готов на миг воскреснуть тоже,

И песнь последняя твоя

Всех вешних песен мне дороже.

«Опавший лист дрожит от нашего движенья…»

Опавший лист дрожит от нашего движенья,

Но зелени еще свежа над нами тень,

А что-то говорит средь радости сближенья,

Что этот желтый лист – наш следующий день…

Как ненасытны мы и как несправедливы!

Всю радость явную неверный гонит страх!

Еще так ласковы волос твоих извивы!

Какой живет восторг на блекнущих устах!

Идем. Надолго ли еще не разлучаться,

Надолго ли дышать отрадою? Как знать!

Пора за будущность заране не пугаться,

Пора о счастии учиться вспоминать!

15 января 1891