Это место на краю города, рядом с трущобами. Мы с Иви тут часто бродили, здесь никто не живет. Несмотря на разруху, запустение и пыль, здесь все дышит прошлым. Кое-где оно даже не тронуто. Фонтан, в котором вода высохла сто лет назад, он даже сейчас невероятно красив. Иви как-то нарисовала его целым и в цвете. Может, она рисует будущее? Но не знаю, устоит ли наш город, земля стала часто трястись.
Наше секретное место – это подвал. Когда мы здесь, немного страшно, что кто-то зайдет и застанет нас врасплох. Несколько захламленных комнат: все разбросано, разрушено и сломано. В этом помещении никто не жил, здесь работали. Здесь очень много старых компьютеров, но они все сломаны и разбиты. Я нашел один более-менее целый и починил. Разобрал все другие и целыми днями сидел здесь полгода! Я вовсе не гений никакой, просто чувствую технику, прикасаюсь – она словно живая, как организм. Что куда должно идти, что к чему, не знаю, как это объяснить, – просто чувствую ее, поэтому и собрал. Я все, что нужно, могу собрать – это у меня с детства. Ох, как же отец это ненавидит…
У всех компьютеров сзади очень забавный знак – надкусанное яблоко. Нам, людям, почти не знающим о прошлом, это никак не понять. Признаюсь, мы с Иви даже погрызли компьютер, думали, может у него яблочный вкус… В конце концов мы так замучились, пытаясь понять, к чему здесь яблоко, что чуть не поссорились.
У нас редко бывают какие-то лакомства или фрукты. Им почти негде расти. Сколько мы с Иви помним, в общих группах, где мы занимались, мы все надкусывали, так мы обозначали, что это наше. Это негласное правило, можно сказать, даже правило чести. Надкусанное тобой – никто взять не в праве. А вот если забыл таким образом пометить, пеняй на себя, кто-нибудь прикарманит и сам надкусит. В общем, мы решили думать, что тот, кто эти компьютеры производил, очень любил яблоки и, чтобы никто у него ничего не украл, он придумал такой ход – «Мол, мое, не трогай!»
– Эд – это старая сеть, здесь нет электричества.
Иви ползает по полу меж проводов, я дал ей прибор, он определяет, есть ли напряжение, то есть электричество, иначе нам не включить компьютер.
Я подключаю системный блок к монитору, именно в нем, в этом системном блоке разъем, в который идеально входит флэшка. У меня немного вспотели руки, и провод выскользнул, внутри меня словно что-то дрожит. Те, кто оказывается в шаге от мечты, от того, чтобы разгадать загадку всей жизни, думаю, они чувствуют то же, что и я. Ни о чем невозможно думать. Только эта цель.
– Эд? Ты жив?
Я выглядываю из-за своей горы коробок и прочего хлама. Иви вся пыльная-препыльная.
– Ив, в одном из проводов точно есть заряд.
– С чего ты так уверен? Это мертвая зона, Центр не обеспечивает ее электричеством. И вообще, они контролируют все, куда поступает питание!
– Они не могут все контролировать.
Она скептически смотрит на меня. Вздыхает.
– Может, есть какой-то другой путь, чтобы его включить?
– Центр питания подключен к старым сетям, он функционирует за их счет. Они не создавали ничего нового, Ив, и это значит, что сигнал может идти в один из проводов здесь. Это место требовало много энергии и есть шанс.
– Исключительно по теории вероятности!
Я закатываю глаза и скрываюсь за коробками, мне в макушку прилетает брошенная Иви ручка. Она, улыбаясь, заползает в низкую пыльную нишу и ворчит оттуда.
– Нашел себе покорного разнорабочего. В следующий раз я с компьютером вожусь!
По правде, она все время пачкается из-за меня, но нам обоим нравится, когда она ворчит. «Пчих-пчих», – доносится из ниши. Она как кусочек солнца в нашем мрачном мире. Я скрываюсь за коробками и аккуратно вставляю весь клееный-переклеенный провод от компьютера к блоку. Проверяю, крепко, прочно ли соединение. Кладу монитор на колени, стираю пыль, поверхность кое-где треснула, но в общем он цел. Это дело сделано, теперь нужно только найти питание.
– Ой! – пронзительный возглас Иви.
Я слышу боль в ее крике. Вскакиваю и бегу к ней, спотыкаюсь.
– Ты в порядке? Что с тобой?
Она выползает из ниши, потирая лоб. Я бегу к ней, но не замечаю торчащей из стены балки и, поднимая тучи пыли, падаю на пол.
– Эд!
Она бежит ко мне, держа в одной руке прибор для измерения заряда.
– Все нормально.
Моя коленка болит! Но у Иви кровь на лбу.
– Иви!
– Да, все хорошо.
Я стираю каплю крови с ее лба своей пыльной рукой. Как же мне страшно, если с ней что-то случится, я даже не знаю.
Маленькая царапина, крошечная совсем. Видно, у меня такой ужас в глазах, что Иви берет меня за руку, как умеет только она, и все помещение заливает свет ее улыбки.
– Ударилась немножко, неожиданно было, когда провод меня ужалил.
– Точно все хорошо? Не болит?
– Да нет же!
Иви начинает сердиться, она не любит гиперопеку.
– Подожди, ты сказала, провод ужалил?
Я вскакиваю и сломя голову несусь к нише.
– Видишь, ты снова оказался прав!
Я чувствую ее улыбку и тихую радость, пока лезу внутрь, провода болтаются – их много! Паника заполняет каждую клеточку моего тела. Как?! Какой?! И вдруг меня наполняет покой, словно со всех сторон обрушивается тишина и в ней я протягиваю руку к тоненькому серому проводку, висящему чуть в стороне. Дотрагиваюсь пальцем! Ух, какой разряд! Не сильный конечно, но очень чувствительный!
– Правда, кусается.
Иви сидит рядышком.
– Массаж «пчелка» для особо избранных элементов общества и совершенно бесплатно!
Мы оба смеемся.
– Что дальше?
– Подведем провод к компьютеру.
Что-то пиликает, пронзительно и тревожно. Я смотрю на Иви, ее глаза расширяются от страха.
– Комендантский час… Эд.
Таймер на ее руке мигает красным.
– Быстрее! – я хватаю Иви за руку, и мы бежим сквозь комнаты, по ступеням вверх. Бросив все, как было. Кажется, будто весь окружающий мир слышит наше дыхание и сбивчивый стук сердец.
Бежать, скорее-скорее, пока город не накроет тьма комендантского часа. Но мы успеем добежать, мы навострились бегать быстро. Бежим, проносясь мимо пустых зданий, пугающих своей давно утраченной красотой. В безмолвии и тишине. Проносимся мимо фонтана, город погружается в сумерки. Там, за фонтаном, в глубине, прячутся два мальчика, они братья. Они давно следят за нами, но мы, разумеется, об этом не знаем, мы познакомимся с ними позже.
Комендантский час – время контроля, что каждая семья дома и на улицах никого нет. Так Глава управляет городом, так он находит беженцев – хотя в город не просто проникнуть. Так обеспечивается порядок. Люди, оказавшиеся на улице после комендантского часа, исчезают… никто не знает их судьбы.
Мы подбегаем к Парку, Иви очень тяжело дышит, я останавливаюсь.
– Что такое? – Ее глаза лихорадочно горят, она устала очень, это видно.
– Все хорошо, мы успеваем.
Я снимаю кофту и вытираю лицо Иви от пыли, она покорно сносит, но это только потому, что устала. Я подвожу ее к раздатчику воды, нам полагается два стакана. Иви залпом выпивает свой, я половину, остальное протягиваю ей, она категорически мотает головой.
– Пей, мы уже почти дома, я там попью.
Иви мотает головой,
– Пей, водохлеб, слушай старшего!
Я засовываю стакан ей в руки, она недоверчиво смотрит на меня, но я не обращаю внимания и отряхиваю ее пыльную одежду. Никто не должен догадаться, где мы бродим. Иви допивает воду и помогает мне. И мы идем домой – это самая большая досада моей жизни!
Я тихо иду к своей комнате, света в квартире нет, комендантский час – электричество в домах отключают. Отец ненавидит, если я поздно возвращаюсь, и это значит, что завтра утром меня ждет выволочка. Я открываю дверь в свою комнату: здесь все перевернуто вверх дном, на столе горит свеча, а в центре – стоит отец. Его просто трясет от злости. Я смотрю на него, между нами почти ничего общего, разве что серые глаза и светлые волосы. Мама говорит, что у меня суровая внешность – строгая. Поэтому, я немногословный, мама считает, что внешность определяет характер – она у меня учитель. А папа был строителем, но однажды, на восстановлении здания на него упала плита, так он лишился половины руки и стал инвалидом. Так он стал ненавидеть весь мир и меня.
– Ты где шарился, щенок?
Он неотвратимо идет на меня. Я стою на месте.
– Мы с Иви гуляли, извини.
– Извини?
Он поддевает ногой собранный мной робот-пылесос (мама очень устает, ей собрал в подарок) и швыряет его в стену, здоровой рукой разносит остальные приборы.
– В комнате бардак! Опять хлама натащил! Учиться у тебя времени толком нет, зато погулять и насобирать всякую ерунду есть?
– Пап.
– Не смей меня перебивать! Мал еще! – он продолжает крушить все в комнате. – Я тебе сколько раз говорил, чтобы этого здесь больше не было! Сколько, я спрашиваю?! – орет он.
Мне не страшно, мне его жаль, но я не знаю, как достучаться до него. Он всегда зол и всегда ненавидит. Я изо всех сил сжимаю в руке флэшку, она как мой якорь в этом безумном мире, вещь, которую я считаю своим спасением.
– Что у тебя там?
– Ничего.
– Что у тебя в кармане, я спрашиваю?!
Заметил… Его лицо блестит от пота, глаза лихорадочно горят, челюсти так и ходят.
– Пап, ничего.
– Достань, я сказал!
Он подлетает ко мне и со всей мочи дергает за руку, флэшка вылетает из ладони. На секунду она зависает в воздухе и потом стремительно падает на пол. Меня охватывает отчаяние такой силы, что я боюсь разреветься. Я бегу к ней.
Отец бьет меня так, что я отлетаю к стене и ударяюсь об нее головой. Сквозь звездочки в глазах вижу, как он идет к флэшке, поднимает ее.
– Сосунок паршивый! – доносится до меня сквозь звон в ушах.
Не в первой. Но в этот раз я не успел увернуться. Мать тихо плачет в глубине квартиры. Отец уходит из комнаты. Он сомневается, что я его сын, потому что я слишком смышлен, по его мнению. У меня нет ненависти к нему, но думаю, что тем, у кого нет отца, им лучше.
Я медленно встаю и обвожу взглядом свою комнату, место, где я никогда не буду в безопасности. Во мне ростком какой-то неведомой силы появляется осознание того, что я больше никогда не позволю ему себя ударить. Словно стальной стержень проходит теперь сквозь меня. Он не сможет больше меня ударить, никогда.
В отличие от меня, Иви не таится, входя в дом.
– Мам, пап, я дома.
Ее отец, сидя на стуле, выглядывает в дверной проем и подмигивает дочери. У него точно такие же синие глаза, но только у Иви они горят, а у него глаза потухшие, я бы даже сказал безжизненные.
– Ужин необратимо остыл, – запас его бодрости иссякает, и отец Иви исчезает из проема.
Иви театрально вздыхает и бросает сумку на пол.
Отец Иви – маляр, он целыми днями что-то подкрашивает, закрашивает и реставрирует. Раньше он рисовал на стенах, его рисунки завораживали своей красотой и буйством красок. Говорили, что на стенах будто оживали пейзажи давно исчезнувших континентов. Но однажды все закончилось, о его увлечении узнали и рассказали Главе. С тех пор отец Иви больше ничего не рисует, только красит. Он стал апатичен и ко всему безразличен, он безумно любит Иви, но любовь такая – как всплеск, а потом апатия. Он очень оживляется, рассматривая рисунки Иви (детям не запрещают рисовать), но потом теряет к ним интерес и глубоко опечаленный уходит в свою комнату. Такое ощущение, что там он рисует в одном ему видимом мире.
– Детка, ты безобразно перепачкалась. – В этой фразе вся мама Иви. Она одета в серую одежду, как и все в городе.
Она помогает Иви переодеться.
– Мам.
– Дорогая, не вертись.
– Мам.
– Ох, твоя одежда просто пропитана пылью. Дорогая, нужно быть аккуратнее. И тебе необходимо поужинать. Иди.
– Мам, послушай.
– Ох, это похоже лучше сдать в прачечную.
– Мам! Сегодня у Главы был фиолетовый шарф!
– Так, юбка кое-где протерлась, лучше сошьем тебе новую. Дорогая, где ходишь, что твоя одежда так быстро изнашивается?
– Мам, ты вообще меня слушаешь?!
– Что? Ах да, конечно, фиолетовый шарф. Полагаю, он долго не будет менять цвет, он совершенно им очарован.
– Я не понимаю, почему мы все должны рядиться в серое и коричневое, а у него шарфы таких цветов, что просто… просто… у меня даже в палитре нет таких красок!
Мама откладывает вещи Иви и ведет ее на кухню, там много свечей и накрытая салфеткой тарелка с ужином.
– На, вот, держи, – мама подает Иви вилку, та хмуро ковыряет холодную еду.
– Дорогая, поведение Главы, как и стиль его одежды, не могут обсуждаться в народе.
– Вообще-то, ты моя мама, дочери можно сказать.
– Детка, правила одни для всех, благодаря им у нас в городе порядок и безопасность.
– Как цвет одежды влияет на безопасность?
О проекте
О подписке