Шесть. Небожители Нью-Йорка. Брайтон

Мой последний день в Нью-Йорке начинается хреново.

Сегодня полгода с папиной смерти. Ма меня игнорирует, потому что я предпочел собирать вещи, а не разговаривать о своих чувствах. Я решил отвлечься, заполучив одобрение в интернете, и потому запостил новый эпизод. Кучи комментов и новых просмотров не было, фанаты оказались разочарованы, мягко говоря. Им неинтересен младший менеджер турагентства, который нанимает телепортаторов для перевозки небожителей – их не пускают на самолеты, потому что их силы считаются опасными. Вместо этого меня закидали вопросами, почему я не взял интервью у Атласа и Марибель, как будто инспекторы любезно ушли бы попить кофе, пока я занимался бы делом.

Иногда фанаты ведут себя глупо.

Ко всему прочему мы сильно опоздали на пятничный праздник мечтателей из-за Эмиля, а пробиваться через толпу в Центральном парке – настоящий ад. Я хочу, чтобы мое шоу вышло за пределы ютьюба – лучше всего заполучить ток-шоу в прайм-тайм, конечно, – но тот невероятный контент, который я мог бы снять за последние пару часов, так и не родился, потому что Эмиль работал над каким-то проектом мечты, о котором не рассказывает мне и Пруденции. Не знаю, что у него за тайны, но я бы не ждал ничего грандиозного от загибающегося музея. Но так как Эмиль все еще злится из-за позавчерашней встречи с инспекторами, я пообещал ему, что мы пойдем все вместе.

В парке выстроились несколько десятков инспекторов. Эмиль паникует, тяжело дышит и выглядит реально подозрительно.

– А что, если это они в нас стреляли?

– Сомневаюсь.

– Тебе-то откуда знать?

– Хочешь уйти? – спрашивает Пруденция.

Он смотрит на меня. Не знаю, как я выгляжу, но он мотает головой.

Отлично.

Я понимаю, что взрывающиеся здания и бросающиеся заклинаниями инспекторы кого угодно заставят понервничать, но меня это как-то не тронуло. У меня тревога – если ее вообще можно так назвать – всегда воспринимается умом и никогда не выбивает из колеи, как Эмиля. Даже когда меня что-то действительно напрягает. Как, например, тогда, когда стали приходить письма из колледжей, и тот, куда я хотел больше всего, поставил меня в список ожидания.

– Простите, я все порчу, – говорит Эмиль, когда мы проходим мимо инспекторов.

– Ничего ты не портишь, все будет хорошо, – отвечаю я. Это лучшее, что я могу придумать, хотя я не уверен, что тут в принципе можно найти правильные слова, чтобы успокоить Эмиля или залечить его ментальные раны.

Я люблю брата, но нам нужно провести какое-то время друг без друга. Переехав в Лос-Анджелес, я смогу сосредоточиться на себе. Эмилю придется постараться и научиться заботиться о себе, когда меня нет рядом. Это пойдет нам на пользу. Братья не должны посвящать жизнь друг другу.

Я изо всех сил стараюсь не падать духом, особенно если учесть, что на этой неделе Пруденция уже видела меня грустным, но на поле сидит куча зрителей на пледах, мы ужасно далеко от куполообразной сцены, и я уже упустил естественный свет, пригодный для съемки. Я все равно достаю камеру.

Венценосный мечтатель ничего для меня не сделал после своего появления в небе, но, может быть, сегодня созвездие бросит мне кость – и я сделаю пристойный контент.

Мы уже пропустили интервью моей любимой художницы Гималии Лим – ее первое публичное появление после того проекта, где она летала над Бронксом и зарисовывала самые неприятные и опасные его районы, убеждаясь, что люди так просто ничего в них менять не станут. Почему мне придется смотреть это на чужом канале, а сейчас надо сидеть и слушать группу Дуба? Я отписался от него в инстаграме несколько месяцев назад, потому что он перестал постить видео о своей растущей силе и начал публиковать фотки без рубашки, чтобы хайпануть, при этом задавая подписчикам вопросы, не имеющие никакого отношения к его рельефному прессу. Я тщательно изучил его аккаунт и вынужден отдать ему должное: его мышцы интересуют людей куда больше колдовских подвигов. Всем нам приходится делать то, что приходится, чтобы стать знаменитыми.

Я настраиваю камеру для главного события, когда передо мной встает небожительница. Фальшивая светящаяся в темноте татуировка выглядит очень круто, но просмотров она мне не принесет.

– Все в порядке? – спрашивает Пруденция.

– Она мне все загораживает, – отвечаю я.

– Оставь ее в живых. Может быть, она не привыкла использовать свою силу у всех на глазах. – Пруденция кладет руку мне на плечо и смотрит в глаза. – Убери камеру, Брайтон. Это наш последний вечер вместе.

Этот вечер прошел бы совсем по-другому, если бы мы с Пру сидели под звездами только вдвоем. Если мы мое видео с дракой завирусилось, я взял бы выходной. Но как я смогу прокачаться, если не буду работать при каждой возможности?

– Я никогда не окажусь на этой сцене, если не буду выкладываться по полной.

– Пожалуй, – отвечает Пруденция так, что я слышу: «Ты проиграл».

Может быть.

Толпа взрывается криками, и на сцене появляются Лорэ. Человек живет жизнью моей мечты и очень быстро зарабатывает настоящую славу в Сети. Их кампания «Выберем президентом небинарную персону корейского происхождения» стала такой популярной, что вдохновила кучу подростков пойти по стопам Лорэ. Первый миллион подписчиков они набрали за год. Контент варьируется от комедийных скетчей до роликов о героических поступках небожителей, сражающихся против общественного мнения. В прошлом декабре даже вышло интервью Лорэ с Уэсли Янгом, снятое в его день рождения: Янг играл со щенками и обсуждал движение за принятие полных людей. А теперь вот Лорэ берут интервью, после которого мы все будем выглядеть жалкими любителями.

– Спасибо за вашу любовь, Нью-Йорк, – говорят Лорэ в микрофон. Серебряное платье сверкает и переливается, как звездное небо. – Поверить не могу, что мы удостоимся чести встретиться с этой невероятной женщиной, так что давайте воспользуемся этим, пока она не передумала! Поаплодируем кандидатке, за которую мы все обязательно проголосуем в ноябре! Встречайте конгрессвумен Николетт Санстар!

Крики становятся все громче. Появляется Николетт Санстар в желтом брючном костюме, обнимает Лорэ. Они садятся рядышком и кажутся старыми друзьями, хотя наверняка всего лишь поболтали пару минут за сценой. Но конгрессвумен Санстар так искренне, от всей души хвалит предвыборную кампанию Лорэ в старшей школе, как будто это ничуть не менее важно, чем ее собственные президентские выборы.

Лорэ втягивают Санстар в откровенный разговор о том, каково быть первой чернокожей небожительницей в избирательном бюллетене. Она напоминает нам, за что борется: за право для колдунов свободно работать, чтобы им не приходилось зарабатывать деньги, заряжая жезлы, самоцветные гранаты и наручники для инспекторов, которые используют это против самих же небожителей; за защиту беременных небожительниц, которых убивают или арестовывают и запирают под землей, вдали от звезд, дающих им силы, чтобы подавить способности нерожденных детей и не позволить им развиться; за отстранение коррумпированных инспекторов, чтобы колдуны могли жить в мире, не прячась в убежищах; за осуждение алхимиков вроде Луны Марнетт, лидера Кровавых чародеев, приносящих больше вреда, чем пользы (вне зависимости от того, сколько денег они приносят инспекторам).

Я бросил попытки снять что-то из происходящего: снимают и стримят абсолютно все. Так что я наклоняюсь вперед вместе с толпой, когда Санстар просит особого внимания.

– Раз за разом мои оппоненты, в особенности сенатор Айрон, подавляли имеющих силу – потому что они сами хотят эту силу. – Санстар говорит нежно, как мать, рассказывающая сказку на ночь. – Никто не отрицает, что сенатор пережил чудовищную трагедию, потеряв жену и сына. Но ошибки немногих не перевешивают жизни всех. Я хотела бы жить обычной жизнью матери, которую волнуют родительские собрания, а не глобальные вопросы. Жизнью жены, поддерживающей любовь в семье, а не защищающей страну. Но я небожитель и хочу, чтобы такие, как я, были в безопасности и процветали. Я не могу сидеть и ждать, когда кто-то другой сделает работу, которую я не хочу делать сама.

Санстар подходит к краю сцены.

– Я чувствовала, что утратила надежду, что во тьме нет ни единого луча света. Но пусть я его не вижу – я верю, что он есть, и все благодаря вам. Посмотрите на своих соседей. Вы не одиноки в своей надежде. Вы пришли сюда, потому что вы верите. – Она поднимает кулак. – Мы не позволим тьме победить. Звезды должны сиять в небе!

Золотой свет вспыхивает в ее руке и взрывается фейерверком под Венценосным мечтателем.

Все аплодируют, когда к Санстар присоединяются муж Эш Гиперион и дочь Проксима. Если они окажутся в Белом доме, это будет настоящее чудо. Люди ломятся на сцену, но когда Лорэ фотографируются вместе с семьей Санстар, я не выдерживаю и ухожу.

Сегодня у меня появилась цель: превзойти Лорэ крутостью и известностью. Если мне не суждено стать небожителем, пусть меня запомнят как величайшего из смертных.

Эмиль и Пруденция тащатся за мной, пока я болтаю с народом, выясняя, что они думают о Санстар и мире в целом. Группка девушек заразительно скандирует «Звезды должны сиять», и я их снимаю. Провожу интервью с синеволосой небожительницей, которая рассказывает, что даже несмотря на то, что она умеет создавать щит вокруг всего тела, она все равно не чувствует себя в безопасности рядом с инспекторами. Мы привлекаем внимание других небожителей, например пожилой женщины, которая уверенно говорит, что жестокость инспекторов не бывала такой тягостной с самого ее детства – примерно тогда, шестьдесят с лишним лет назад, появились призраки. Больше всех возмущается мужчина со светящимися кулаками, которые потрескивают молниями, стоит ему соединить руки. Он обещает, что, если инспектор направит на него жезл, он не задумываясь нападет первым.

– Сожги эту пленку, – говорит Эмиль, когда мужчина уходит, перебрасывая молнии из ладони в ладонь.

– Обязательно.

Мои ролики никогда не будут использованы для возбуждения исков против небожителей. Жизнью клянусь.

Мое внимание привлекают четверо молодых людей у озера. Двое сжали кулаки и примериваются друг к другу, будто собираются драться, третий снимает это на телефон, а последний смеется и держит в руках сумку-холодильник.

– Гляньте.

– Они же не будут просто смотреть, как эти двое друг друга убивают? – возмущается Пруденция и бросается вперед. – Эй, хватит!

– Я превращу тебя в пепел, – говорит покрытый веснушками подросток. Колдун…

Я оттаскиваю Пруденцию, пока она не пострадала. Венценосный мечтатель действительно морочит голову, раз уж мы сейчас увидим вторую схватку за неделю.

– Да я тебя раньше сдую! – отвечает парень, у которого под спортивной курткой бугрятся мышцы.

Веснушка открывает рот и щурится, но огня нет. Может, Качок сгорает изнутри? Но он поднимает кулак к небу и поворачивает его, как будто пытаясь закружить из воздуха торнадо. Чувак с холодильником ржет и держится за живот. По-моему, единственное, что здесь смешного – это жуткий пучок у него на макушке. Люди, которые дерутся, притворяясь, что у них есть сила, не смешны, а отвратительны.

Осторожно подходит Эмиль.

– Что тут происходит?

– Может, они кино снимают, а эффекты наложат на монтаже, – пожимаю я плечами.

В моих любимых инди-фильмах раньше снимались небожители, использующие свои настоящие силы, но в Голливуде предпочитают спецэффекты: так безопаснее для декораций.

– Но мы попали в кадр, а им все равно, – говорит Пруденция.

Веснушка и Качок тяжело дышат и снова повторяют свои жесты. Никогда в жизни не видел ничего более странного. Мы с Эмилем сражались так в детстве, но мы же были мелкие! А эти двое слишком взрослые для подобных игр. Оба пошатываются и быстро моргают, но потом приходят в себя.

– Круто! – Веснушка бьет кулаком в кулак Качка. – Так реально!

– Я тебя за деревья закинул, – смеется Качок.

Они уходят, а Пучок орет им вслед, чтобы они не забыли рассказать друзьям.

– И что это было? – спрашиваю я.

Последний парень перестает снимать и убирает телефон.

– Бизнес.

– Что за бизнес? – интересуется Эмиль.

Парень удивленно смотрит на Эмиля, потом молча разглядывает нас.

– Это называется Варево, – говорит Пучок и достает из своего холодильника фиал, заполненный светлой золотой жидкостью, похожей на шампанское. Никогда о таком не слышал. – Мы используем кровь иллюзионистов для создания галлюцинаторных зелий. Тот, кто их выпьет, почувствует, что у него есть сила. Недешево, но зато очень реалистично. Помогает выпускать пар.

Я однажды играл в виртуальную реальность за небожителя, но всегда осознавал, что это игра. Однако эта штука звучит убедительнее.

– И почем такая бутылочка? – Денег с собой (да и вообще) у меня не так много, но мне до смерти хочется попробовать зелье.

– Триста.

Предвкушение, заполнившее грудь, тут же сдувается. Я в минусе, потому что не продал мерч, а на рекламе в роликах я не могу зарабатывать, так как их смотрит мало народу.

– Могу дать двести, только к банкомату нужно сбегать.

– Джеймс, мы делаем скидки? – спрашивает Пучок.

– Никаких скидок, Ортон.

Ортон опускает фиал обратно в холодильник.

– Погоди.

Эмиль пытается оттащить меня в сторону.

– У тебя нет денег. Идем домой.

Я не обращаю на него внимания.

– Я автор канала «Небожители Нью-Йорка». Знаете такой?

Они смотрят на меня так, как будто я спросил их о смысле жизни.

– Я снимаю людей, которые рассказывают о своих силах. Я могу разрекламировать ваше Варево. Заключим сделку. Вы мне зелье, я вам рекламу. Вы свою кровь используете?

– Я круче небожителей, – ухмыляется Ортон. На мгновение глаза его вспыхивают нездешним светом, но быстро становятся нормальными. – И круче других призраков.

Невероятная возможность. То, что нужно, чтобы возродить канал. Совсем особая история.

– Я никогда раньше не делал интервью с призраками.

– И не надо, – говорит Пруденция. – Это часть государственной проблемы.

– Ты не знаешь мою историю, – отвечает Ортон.

– Ну так расскажи. – Я поднимаю камеру. – Я хочу понять, как ты пришел к алхимии крови, как выбрал тварь, где нашел надежного алхимика, когда получил силы.

– И все?

– Мы не даем интервью, – вмешивается Джеймс. Он ниже Ортона и вообще явно на вторых ролях, хотя говорит очень уверенно.

– Десять минут. Максимум пятнадцать.

– Призраки почти никогда не делают ничего хорошего, – шепчет мне Пруденция. – Не смей их рекламировать: они недостойны этого.

– Я просто хочу их понять!

– Нет, ты хочешь узнать, как самому стать призраком.

Я потрясен этим обвинением, но не теряю достоинства.

– Мой отец умер от алхимии крови. Я никогда не стану делать этого с собой. А даже если бы и решил… Вот Батиста был призраком, но он собрал величайшую команду нью-йоркских героев. Почему все об этом забыли?

– Он дилер, Брайтон. – Пруденция тычет в Ортона. – Не герой!

– Кстати, у меня тоже есть чувства, – замечает Ортон.

– Как и у твари, которую ты изувечил, – говорит Эмиль, не поднимая глаз.

Ортон не обращает на него внимания.

– Я помогаю исполнять мечты.

– Тебе нужно разобраться со своей жизнью. Пока! – Пруденция сжимает кулаки и убегает. Я следую за ней, хоть и теряю уникальную возможность.

– Ты должен был меня поддержать, Брайтон, – говорит она.

– Я хотел снять интервью.

– Ты просто одержимый…

– Я хотел понять, что движет человеком, который рискует жизнью ради силы, ведь алхимия крови смертельно опасна. Помнишь, что случилось с отцом…

– Ребята, – перебивает меня Эмиль паническим тоном. Хуже, чем при виде инспекторов. – За нами гонится призрак.