Цитаты из книг автора «Adam Higginbotham»

Дефицит и пробуксовывание на месте, воровство и приписки разрушали изнутри почти каждую отрасль. Ядерное строительство не было исключением. С самого начала Брюханову не хватало оборудования .

Некоторые собаки сумели выбраться за периметр и были подобраны и прикормлены ликвидаторами, жившими в лагерях. Солдаты могли беспечно относиться к тому, что животные распространяли радиацию, но при этом давали им новые клички, подходящие к изменившейся среде: Доза, Рентген, Гамма или Дозиметр72.

Несмотря на эту очевидную заботу о своих гражданах, подводные течения уже потянули первых жертв аварии69. За день до этого украинский министр здравоохранения получил телеграмму от своего начальства в Москве. Сообщение содержало инструкции о том, как записывать диагнозы облученных в результате аварии. Лица с острой лучевой болезнью и ожогами должны были описываться соответственно — «острая лучевая болезнь от накопленного радиационного облучения», а в диагнозах лиц с меньшими дозами облучения и без тяжелых симптомов радиоактивность не должна была упоминаться. Вместо этого, диктовала Москва, в амбулаторных картах таких пациентов следовало писать «вегетососудистая дистония». Это специфическое для советской медицины (но схожее с западным понятием неврастении) обозначение дисфункции вегетативной нервной системы с такими физическими проявлениями, как потливость, нарушения сердечного ритма, тошнота и приступы. Считается, что эти симптомы вызываются нервным состоянием или «влиянием среды», тот же обманчиво расплывчатый диагноз предписывался для ликвидаторов, которые приходили на осмотр, получив максимально допустимую дозу радиации для работавших в чрезвычайных условиях.

«Будем выгонять шитиков!» — сказал Виктор, подняв стакан20. Как многие строители и энергетики на станции он верил, что радиация производит в крови зараженные частицы — «шитики», прекрасным средством от которых является водка.

Прошел еще час, прежде чем прибыл начальник радиационной безопасности. Воробьев стоял рядом и слушал его доклад, не веря свои ушам: измерения показали, что уровень радиации действительно повышен, но составляет всего 13 микрорентген в час64. Он утверждал, что уже проведен грубый анализ и обнаруженные в воздухе радионуклиды в основном представляют собой инертные газы, которые скоро рассеются и не представляют большой опасности для населения, особых причин для беспокойства нет. Очевидно, Брюханов рассчитывал услышать именно такую оценку. Он встал и, оглядев комнату, мрачно заявил: «Некоторые здесь ничего не понимают и раздувают панику». Ни у кого не было сомнений, о ком он говорил.Но Воробьев знал, что к станции невозможно подъехать, не пересекая зоны радиации, уровень которой в десятки тысяч раз выше, чем докладывал отдел радиационной безопасности65. Значит, каждое услышанное им слово — ложь. И все же его уверенность в себе и в использованном оборудовании пошатнулась.

Причина концевого эффекта объяснялась устройством самих стержней, ненамеренным желанием НИКИЭТ «сберечь нейтроны» и сделать эксплуатацию реактора более экономичной67. Как и все стержни ручного управления, используемые для управления реактором в рабочем режиме, аварийные стержни АЗ-5 содержали карбид бора, нейтронный «яд», который поглощает медленные нейтроны для замедления цепной реакции68. Но, даже будучи полностью выдвинутыми из своих заполненных водой каналов, концы стержней должны были оставаться наготове на самой границе активной зоны реактора — там, где, если они содержали карбид бора, они бы имели отравляющее воздействие, создавая небольшую, но постоянную потерю мощности реактора. Чтобы этого не случилось, на концах стержней имелся небольшой участок графита, замедлителя нейтронов, который облегчает распад. Когда происходило аварийное отключение и стержни погружались в каналы управления, графит замещал поглощающую нейтроны воду, что приводило к начальному увеличению реактивности ядра. Только когда более длинная часть стержня, заполненная бором, вслед за графитом вдвигалась в канал, начиналось снижение реактивности.Это была абсурдная и тревожная инверсия роли устройства безопасности — как если бы педали в автомобиле подсоединили наоборот и нажатие на тормоз разгоняло бы машину вместо того, чтобы замедлять. Инженеры еще поэкспериментировали и подтвердили, что концевой эффект стержней мог вызвать локальную критичность в нижней части гигантской активной зоны РБМК — особенно если запускали систему АЗ-5, когда реактор работал на менее чем половинной мощности.

Впоследствии на других советских атомных станциях произойдут и более серьезные аварии — и все их скроют. В октябре 1982 года на Армянской АЭС близ города Мецамор взорвался генератор, турбинный зал сгорел. Чтобы спасти активную зону, аварийную бригаду пришлось везти с Кольского полуострова, из-за Полярного круга63. Не прошло и трех лет, как при запуске реактора на Балаковской АЭС взорвался перепускной клапан. Перегретый пар температурой 300 °С ворвался в кольцевые помещения вокруг корпуса реактора. Четырнадцать человек сварились заживо. Обе эти аварии были скрыты, и до операторов на других станциях дошли только слухи да неясные намеки в газете «Правда»64.

Но персонал советских атомных электростанций, сталкиваясь с постоянно растущими производственными заданиями и постоянно ломающимся или негодным оборудованием, да к тому же обязанный отчитываться перед требовательными бюрократами, давно привык обходить или игнорировать правила, чтобы выполнять свою работу52. Полученные из НИКИЭТ инструкции не были подробно изложены и пояснены. Одна из новых директив определяла минимальное число стержней управления, которые должны оставаться в активной зоне в любой момент, но при этом не подчеркивалось, что это ограничение на оперативный запас реактивности (ОЗР) является важнейшей мерой безопасности, нацеленной на предотвращение крупной аварии53. Не проинформированные, в чем состоит важность правил, операторы продолжали работать как прежде, не подозревая о потенциально катастрофических последствиях нарушения54.В то же время любая авария, произошедшая на атомной станции в Советском Союзе, по-прежнему приравнивалась к государственной тайне и скрывалась от специалистов даже на тех станциях, где она случилась.

В 1980 году в НИКИЭТ провели закрытое исследование и определили девять главных недостатков конструкции и термогидравлических нестабильностей, нарушавших безопасность работы РБМК. В докладе говорилось, что аварии не просто возможны в редких и маловероятных условиях, но ожидаемы при постоянной эксплуатации51. Однако никакие изменения в конструкцию реактора не внесли и персонал станций о потенциальных опасностях не предупредили. В НИКИЭТ просто переписали руководства по эксплуатации для РБМК-1000. Видимо, после десятилетий безаварийной работы военных реакторов руководители НИКИЭТ и Курчатовского института считали, что толково написанного руководства достаточно, чтобы гарантировать ядерную безопасность. Разработчики предполагали, что если люди будут точно следовать новым правилам, то и действовать они будут так же быстро и безошибочно, как любая электромеханическая система безопасности станции.

Третий недостаток таился в сердце системы аварийной защиты реактора — последней линии обороны в случае аварии35. Если операторы сталкивались с ситуацией, требующей экстренной остановки — например, с серьезной протечкой охладителя или неуправляемой реакцией, — они могли нажать кнопку аварийного глушения реактора, запустив последнюю стадию системы пятиступенчатого снижения мощности блока, известную под названием АЗ-5. Нажатие этой кнопки одновременно погружало в активную зону специальный комплект из 24 управляющих стержней из карбида бора, а также каждый из поднятых в это время автоматических или управляемых вручную стержней, заглушая цепную реакцию во всем реакторе. Однако механизм АЗ-5 не предусматривал резкую аварийную остановку36. Доллежаль и технологи из НИКИЭТ считали, что внезапное отключение электричества, вырабатываемого реактором, может быть разрушительным для работы советских энергосетей. Поэтому они разработали систему АЗ-5 только для постепенного снижения мощности реактора до нуля. Вместо использования специальных аварийных приводов система приводилась в действие теми же электрическими подъемниками, передвигавшими ручные стержни управления, которые операторы использовали в условиях нормальной эксплуатации для управления мощностью реактора. Начиная с полностью поднятого положения над реактором, стержням АЗ-5 требовалось от 18 до 21 секунды, чтобы целиком опуститься в ядро; конструкторы полагали, что медленная скорость стержней будет компенсирована их большим количеством37. Но в нейтронной физике 18 секунд — длительное время, вечность в ядерном реакторе с высоким положительным паровым коэффициентом.