Восемь

Клуб «Бенгалия» находился на Эспланаде, широком проспекте, воткнутом между официальной резиденцией губернатора и рекой Хугли. Ворота стерегли два мощных бородатых сикха, столь огромных, что сами ворота казались излишними. На сикхах была красно-белая форма, расшитая таким количеством золотой тесьмы, что хватило бы на целый полк Королевской конной гвардии. Утро было в самом разгаре, и золотые кокарды, прикрепленные к белым тюрбанам, ярко блестели в солнечном свете.

При нашем приближении один гигантский часовой сделал шаг вперед и поднял ладонь размером с теннисную ракетку. Водитель резко затормозил. Банерджи вышел из автомобиля и направился к воротам. Часовому он едва доставал до груди. Дальше произошло нечто совершенно неожиданное. Банерджи стал кричать и размахивать руками как безумный, часовой перепугался и тотчас же переменил манеру: начал кланяться и горячо жестикулировать, приглашая нас проехать, а его товарищ стоял вытянувшись по струнке и отдавал нам честь. Это было так же удивительно, как если бы джек-рассел до смерти напугал добермана.

– Отличное представление, Несокрушим, – сказал я, когда сержант снова к нам присоединился. – В первый миг я перепугался, что он превратит вас в лепешку.

Автомобиль с хрустом ехал по гравию длинной подъездной аллеи мимо безупречных газонов. Целая группа садовников-индийцев подравнивала и так идеально ровную траву, словно парикмахеры, стригущие лысого клиента. Сам клуб казался уменьшенной версией Бленхеймского дворца^[38], выкрашенной в белый и перенесенной в тропики, и служил очередным примером того, как мы воплощаем свои имперские фантазии в архитектуре. Британская Индия, где у каждого англичанина есть собственный дворец.

Автомобиль остановился возле весьма впечатляющего подъезда. Латунная табличка, привинченная к одной из колонн, гласила: «Клуб „Бенгалия“, основан в 1827 году». У входа стоял деревянный знак, безупречными белыми буквами сообщавший:

СОБАКИ И ИНДИЙЦЫ НЕ ДОПУСКАЮТСЯ

Несокрушим заметил мое отвращение.

– Не беспокойтесь, сэр, – сказал он. – Мы, индийцы, знаем свое место. Ведь действительно британская цивилизация за полтора века достигла такого, на что нам не хватило и четырех тысяч лет с лишним.

– Именно, – поддакнул Дигби.

– Например? – спросил я.

Губы Банерджи тронула тонкая улыбка:

– Ну, например, нам так и не удалось научить собак читать.

Он сказал, что может погулять по территории, пока мы с Дигби будем разбираться с Бьюкеном.

– Ни в коем случае, – возразил я. – Я не допущу, чтобы вы тут прохлаждались, пока мы делаем всю работу.

Он улыбнулся:

– Да, сэр. Извините, сэр.

– Прости, что вмешиваюсь, приятель, – сказал Дигби, – но, думаю, будет лучше, если сержант и правда останется здесь. Нам вовсе незачем злить этих людей. Особенно если мы хотим, чтобы они ответили на наши вопросы.

Возможно, это и была тактичная линия поведения, но я вовсе не был настроен проявлять такт. К счастью, Несокрушим нашел выход.

– Сэр, – предложил он, – может быть, мне стоит поговорить с персоналом, обслуживающим территорию?

– Хорошо, сержант, – согласился я, и Несокрушим устремился через газоны, а мы с Дигби направились внутрь здания.

Мы оказались в необъятном пространстве богато декорированного вестибюля. Здесь было больше мрамора, колонн и бюстов на постаментах, чем в принципе имеет смысл запихивать в помещение, если это только не Британский музей. Если бы Юлий Цезарь или Платон заглянули сюда на бокальчик-другой, они бы мигом почувствовали себя как дома. У дальней стены за стойкой администратора торчала одинокая фигурка пожилого индийца в черном пиджаке с гербом клуба. Дигби пошел осведомиться о Бьюкене, а я воспользовался моментом, чтобы осмотреться.

Одну стену украшала широкая дубовая панель с перечнем былых президентов клуба – целого сборища полковников, генералов, рыцарей и даже некоторого количества лордов, увековеченных в золотых письменах. Другие стены были увешаны головами тигров и носорогов и таким количеством пар оленьих рогов, какое не встретишь на целом стаде животных, резвящемся на просторах шотландского поместья. Над стойкой администратора нависал очередной портрет Георга V в полный рост. На сей раз монарх был в полном комплекте военных орденов и наград и, казалось, слегка страдал от запора. Меня всегда поражало, насколько он похож на кайзера Вильгельма. На мой взгляд, они отличались друг от друга разве что фасоном растительности на лице. Если бы они поменялись одеждой, сомневаюсь, что кто-нибудь заметил бы разницу. Даже для двоюродных братьев сходство было удивительным. Какая жалость, что столько людей погибло из-за, в сущности, семейной распри.

– Бьюкен завтракает на веранде на втором этаже, – сообщил Дигби, направляясь к монументальной лестнице. – Нам сюда.

Поднявшись по ступенькам и миновав увешанную зеркалами лестничную площадку, мы вошли в просторную гостиную, где не было никого, кроме нескольких старых седовласых болванов, уткнувшихся в газеты. Они мне напомнили полковника Теббита: те же усы, бакенбарды и те же физиономии цвета очищенной свеклы.

Мы пересекли гостиную, прошли сквозь застекленные двери и оказались на тенистой веранде. Под навесом выстроилось с полдюжины столов в окружении плетеных кресел. Все они пустовали, кроме одного, самого дальнего, где читал газету коренастый господин в белой рубашке и синем шелковом жилете. Перед ним на столе стояла тарелка спелых желтых манго. Я и без помощи Дигби догадался, что мы нашли того, кого искали. Было в нем что-то особенное, какая-то едва скрытая мощь, как у боксера на пенсии. Услышав наши шаги, он поднял взгляд и отложил газету. Глаза холодного серого оттенка, массивная челюсть – одним своим присутствием он создавал смутное ощущение угрозы, и весь был похож на отвесную скалу.

– Мистер Бьюкен, сэр, – начал Дигби, – вы не могли бы уделить нам несколько минут?

– А, Дигби, – пророкотал Бьюкен низким голосом, напомнившим мне рев танка. – Как жизнь, старина?

– Прекрасно, сэр, прекрасно. Спасибо, – залебезил Дигби, как будто лизал ботинки самому вице-королю. Он указал на меня: – Позвольте представить вам капитана Сэма Уиндема. Капитан Уиндем раньше служил в Скотланд-Ярде.

В знак приветствия Бьюкен слегка кивнул своей круглой, гладко выбритой головой.

– Мистер Бьюкен, – сказал я, повторяя его жест.

– Мы с капитаном Уиндемом надеялись задать вам несколько вопросов, сэр, касательно этого происшествия с Маколи, – решился сказать Дигби, указывая на заголовок в газете, лежавшей перед Бьюкеном.

Тот протянул руку в сторону двух свободных кресел:

– Конечно, господа. Прошу вас, садитесь.

Без всякого приглашения рядом с нами возник официант в тюрбане.

– Что будете? – спросил Бьюкен.

Я покачал головой:

– Ничего, сэр.

Взмахом мощной руки Бьюкен отпустил официанта, и тот исчез так же ненавязчиво, как и появился.

– Это полное безобразие, господа, – заявил Бьюкен, тыча в газету толстым пальцем. – Куда катится страна, если у этих бессовестных ублюдков хватило наглости убить помощника самого губернатора? И не где-нибудь, а здесь! Прямо в центре Калькутты!