– Он немного устал, – не имея привычки нахваливать при ком-то своего друга из опасения дурного людского глаза, коротко ответил юноша, покосившись на птицу. Та спокойно сидела на своём месте, зорко оглядывая окрестности.

Второй воин, быстро расправившись с мясной мякотью, с удовольствием посасывал маленькую косточку, слушая их разговор, но не мешал им и посматривал по сторонам. Бартаз поднёс горячее рёбрышко к лицу, долго принюхивался к нему, вдыхая аромат, и лишь после этого стал откусывать дольки мяса, тщательно прожёвывая их, чтобы продлить наслаждение. Заметив, что старший поступает так же, а другому уже нечего есть, он подался к огню, легко выдернул из земли веточку, на которую было нанизано мясо, и протянул воину. Тот, отказываясь от подношения, мотнул головой, но Бартаз не отступился. Взглянув на старшего, воин увидел лёгкий одобрительный кивок и принял угощение, склонив голову в благодарности.

– Кого это занесло сюда? – вдруг произнёс старший, вскочив на ноги и устремив взор в сторону южных гор, что виднелись вдали тёмной линией и тянулись на восток, охватывая долину.

Бартаз и молодой воин так же быстро повскакивали с мест. Поднимая клубы пыли, пока ещё довольно далеко, но явно по направлению к ним продвигалась группа всадников.

– Оттуда могут прийти только чужаки, – прошептал молодой воин, внимательно вглядываясь в появившихся конников.

– Ну-ка, давайте все приготовимся. Бартаз, ты не пойдёшь с нами. Что бы ни случилось, к нам не приближайся. Если нам придётся вступить в схватку, то обязательно и не медля уходи к нашему селению. На этом месте больше не задерживайся, – нахмурив брови, посмотрел в глаза юноши старший и тут же запрыгнул в седло.

Бартаз молча выслушал его, быстро подошёл к дереву и отвязал Хора, но оставил пока на месте и побежал к коню. Второй воин также уже был верхом. Две закладные лошади, изредка похрапывая, по-прежнему стояли в тени дерева с другой его стороны.

Отряд уже скрылся за одним из дальних холмов, что полукругом опоясывали эту местность.

– Встретим их вон там, – указав плёткой на кустарники, видневшиеся на полпути к холму, произнёс старший, стеганул коня и ринулся вперёд, увлекая за собой товарища.

Бартаз подвёл скакуна к дереву, зацепил уздечку за сук и стал спешно снимать с ветвей мясо, укладывая его в кожаные мешки и сразу нагружая ими лошадей. Он уже почти завершил работу, когда услышал отдалённые крики. Оглянувшись, юноша увидел, как сородичи разъехались в разные стороны и неподвижно дожидались приближения чужаков, устрашая их криками и наставив на них заложенные в луки стрелы.

Отряд, состоящий из неполных двух десятков всадников, тут же сбавил ход и вскоре остановился. Бартаз отсюда не мог рассмотреть, кто они такие, но его соплеменники уже поняли, что это вооружённые беглые согдийцы. Недолго постояв, они разделились надвое и, выхватив мечи, ринулись на саков. Мгновенно сразив из луков ближних, тут же заложив ещё по одной стреле и метко выпустив их по врагу, сакские воины, часто оглядываясь, стали уходить от преследователей. Когда те в пылу погони растянулись цепью по долине, саки, помня, что их ослабшие кони не смогут долго бежать в высоком темпе, остановились и развернулись. Они добились чего хотели своим мнимым бегством: враг потерял изначальное преимущество и уже не представлял собой грозную единую силу, и теперь его можно было бить поодиночке. Сразив в короткой сече наскочившего согдийца, старший воин устремился навстречу следующему, но завяз с ним в долгой рубке, поскольку тот был смекалист и ловко уклонялся от ударов, тем самым сумев продержаться до подхода ещё одного воина. Молодой же сак, расправившись подряд с двумя согдийцами, сошёлся с третьим и получил от него сильное ранение в ногу. Истекая кровью, он с трудом продолжал битву, быстро теряя силы и уже явно уступая противнику. Бартаз, нахлёстывая коня, во весь опор помчался на помощь, на скаку снаряжая лук. На половине пути справа из-за ближнего холма неожиданно выскочил небольшой сакский отряд и с гиканьем и жутким воем пронёсся мимо него.

Отделившись от воинов, к Бартазу подлетел десятник, встал на пути, слегка склонил голову и прохрипел:

– Бартаз, занимайся своими делами, таково веление вождя.

Больше ничего не сказав, он вздыбил скакуна, развернул его и исчез в пыли, догоняя воинов. Юноша узнал десятника. Это был Кантар. Растерянно опустив лук, Бартаз долго смотрел вслед, не понимая, откуда взялся отряд, но теперь уже был уверен, что всё вскоре закончится и помощь пришла вовремя. Он направился к роднику, часто поднимаясь в седле и пытаясь издали рассмотреть неподвижно сидящего Хора.

Солнце клонилось к закату. Взобравшись на самую макушку дерева, Бартаз вглядывался вдаль – туда, где шло сражение, но из-за пыли, густо нависавшей над землёй, ничего не мог разобрать. Вскоре почти все звуки, доносившиеся оттуда, утихли, и он увидел продвигающихся в его направлении всадников. Они шли очень медленно, тёмными силуэтами появляясь поодиночке из пыльной завесы, но в сумерках были плохо различимы. Ещё не зная, как завершилось сражение, кто взял верх, Бартаз всё же почувствовал нутром, что эти люди свои, саки.

Он спрыгнул на землю, подбросил охапку хвороста в костёр, зачерпнул в небольшой котелок воды, закрепил над огнём и лишь после этого вновь стал всматриваться в приближающихся людей. Первым шёл десятник Кантар. За ним, отстав на полсотни шагов, какой-то воин вёл за собой четырёх лошадей, на которых поперёк сёдел лежали тела. Чуть сбоку двое воинов гнали лошадей. Ещё пятеро, растянувшись, замыкали шествие.

Подведя своего скакуна ближе к дереву, десятник устало спешился, взглянул на стоявшего в ожидании юношу, но ничего не сказал, а повернулся к подступившему следом воину. Тот сошёл с коня, пару раз низко присел, разминая затёкшие ноги, затем отвязал от седла верёвку и повёл остальных лошадей в сторону родника, где бережно снял с первой тело погибшего воина и уложил его на землю. Подоспевшие воины уже помогали ему, о чём-то тихо переговариваясь.

Опустилась ночь, накрыв долину непроглядной тьмой. Бартаз приблизился к воинам и встал рядом с десятником. В тусклых отблесках пламени в ближнем из лежащих он узнал старшего из гонцов. Подойдя к изголовью, замер. Огненные всполохи, изредка отражаясь в потускневших белках глаз, наполовину прикрытых веками, придавали лицу покойного какой-то жутковатый землистый оттенок, отчего он уже воспринимался совершенно иначе, будто и не был никогда живым. Бартаз, желая избавиться от неприятного ощущения, склонился и прикрыл глаза соплеменнику, едва коснувшись рукой его лица, при этом почувствовал пальцами мёртвую прохладу кожи. Удар, как подумал юноша, нанесли в спину, и поэтому рана не была видна, и лишь тонкая чёрная подсохшая струйка крови, тянувшаяся из уголка сжатых губ, свидетельствовала о её тяжести. Отступив на шаг, он прошёл мимо трёх остальных тел, останавливаясь возле каждого из погибших, и в последнем узнал молодого гонца. Нога его как-то неестественно вывернулась, а на левом бедре кожаные штаны были разорваны ровной линией и сильно измазаны в крови.

Бартаз невольно взглянул в сторону костра и увидел торчащую рядом с ним веточку, на которой так и осталось нанизанным одно лисье рёбрышко. Он прикрыл глаза и судорожно сглотнул подступивший к горлу ком. За прошедшие годы он часто видел кончину сородичей, но сколько ни старался, так и не сумел привыкнуть к утратам. Сейчас, взирая на тело молодого воина, он был поражён до глубины души тем, что смерть выбрала и его. На мгновение перед глазами юноши возник живой облик. Он вспомнил, как угостил этого гонца в последний раз у своего костра. Ему стало очень жаль этого человека.

«Он даже не успел поесть как следует. Теперь он уже не сможет сделать этого никогда. Так быстро его не стало в этом мире. Недолгим оказался его путь под этим вечным небом. Слишком рано он принял смерть и расстался с жизнью. Почему именно он покинул землю? Кому он мог помешать на ней?» – горькая мысль пронеслась у него в голове.

– Обмойте тела погибших воинов. Зуза, Танарис и Фахрид, вы доставите их в селение. Захватите с собой всех отловленных согдийских лошадей. Груз, приготовленный Бартазом, тоже заберите. Его заждались. Поторопитесь. Как только завершите все приготовления, уходите не задерживаясь. Мы остаёмся здесь… Да, вот ещё что. Зуза, ты старший в дороге. Пройди по старому руслу. Не подведи меня, – распорядился десятник.

* * *

Искушённый в военном деле тридцатилетний военачальник Бакриарт, возглавлявший в недалёком прошлом одну из сторожевых сотен в главном городе Согдианы Мараканде, примкнув к восставшим сородичам после прихода македонского царя Александра, уже трижды вступал в сражение с его войсками. Из последнего из них, едва избежав пленения, он успел увести с собой в степь всего половину оставшихся в живых верных воинов. Опасаясь столкновения с саками, он ушёл на восток их земель, ближе к горам, где и остановился со своими людьми на время, чувствуя себя в этом месте более уверенно, так как только здесь мог без особого труда скрыться от любого преследования. Обосновавшись в одной из удобных расщелин у небольшой горной реки, сотник решил во что бы то ни стало собрать вокруг себя те разрозненные группы сородичей, которым удалось спастись от расправы завоевателей, и отсюда попытаться вновь поднять свой народ. Накануне, как обычно, с утра он направил два отряда по полтора десятка воинов вдоль гор на север и в западную, более равнинную местность, дабы они осмотрели окрестности и при возможности поохотились.

Острая нужда в пропитании заставляла почти всех его людей целые дни посвящать поискам дичи. За всё то время, что он находился в этой расщелине, его воинам удалось добыть множество горных баранов, но с недавних пор эти животные, напуганные их появлением, покинули ближнюю сторону гор, отчего охота на них стала занятием изнуряющим и зачастую безрезультатным. На днях закончилось мясо последнего убитого архара. Сегодня же Бакриарт с нетерпением ожидал возвращения своих дальних дозоров в надежде на то, что они будут более удачливы, чем остальные, и появятся с хорошими новостями. Подступали сумерки, но их ещё не было.

* * *

Сегосфен, друг и десятник Бакриарта, прошёл со своим отрядом строго на запад, но никого – ни людей, ни живности – там не обнаружив, повернул на северо-восток. С наступлением ночи, оказавшись в совершенно незнакомой долине, он осторожно продвигался среди холмов, ничего уже не видя и прислушиваясь к царящей всюду тишине. Вдруг он уловил какие-то непонятные звуки и остановил коня, велев всем замереть. Вскоре стал уже отчётливо слышен гулкий отдалённый стук копыт. Чьи-то конники находились на его пути.

«Может, это десятник Манфис со своими людьми продвигается в поисках добычи? Хорошо, если бы это был он. Вместе легче коротать ночи в таком опасном месте», – подумал он, вспомнив, что одновременно с ним его товарищ с отрядом ушёл вверх по предгорью.

Всё же не очень веря в такое и понимая, что Манфис не мог оказаться здесь, он насторожился.

– Эй, вы двое, ко мне, – Сегосфен негромко подозвал ближних воинов. – Ну-ка, пешим ходом разузнайте, кто там идёт. Только тихо. Не попадитесь им на глаза. Они недалеко.

Воины ловко спрыгнули с коней и тут же исчезли в темноте. Время стало тянуться как никогда медленно и томительно. Не сходя на землю, все с тревогой ожидали возвращения лазутчиков. Вскоре они появились и, отдышавшись, сообщили, что несколько саков ведут на запад гружёных и порожних, но осёдланных лошадей.

– Сколько их там? – спросил десятник.

– Мы смогли различить только двоих, – как-то неуверенно ответил один из воинов. – Слишком темно стало, не так, как было в прошлую ночь.

– Что ж, все к бою! – скомандовал Сегосфен и двинулся вперёд.

* * *

Зуза, Танарис и Фахрид двигались в ночи не спеша, стараясь лишний раз не тревожить души умерших сородичей, чьи тела стали для них особо ценным грузом. К полуночи им следовало прибыть в селение, до которого им оставалось пройти ещё половину пути. Ночь была на редкость непроглядной. Низкие облака, закрывая собой звёздный свет, плотной пеленой почти неподвижно нависали над самой головой. Могучий воин Зуза, шедший впереди всех и ведший на поводу четвёрку лошадей с телами убитых и пару, груженную мясом, часто останавливался, сходил с коня, что-то нащупывал руками на земле. Его товарищи догадывались, что он пытается понять, не сбились ли они с дороги.

Уловив по левую руку от себя приближающихся всадников, он выхватил меч и грозно выкрикнул в темноту:

– Эй, кто бы вы ни были, лучше уйдите с миром! Это говорю вам я, Зуза!

– Что случилось? – подскочив к нему, встревоженно спросил Танарис.

– Там кто-то идёт на нас, – ответил тот.

Не видя, куда он указывает, Танарис сдвинул на затылок тяжёлый шлем, приставил ладонь к уху и стал медленно поворачивать голову. Вскоре до него отчётливо донеслись звуки конского топота.

– Что будем делать? – вновь спросил он.

– Это не наши люди. Они не ответили мне. Значит, враги. Битвы не будет, темно, – спокойно произнёс Зуза. – Тут рядом есть низина, спустимся в неё. Ты с Фахридом сгони лошадей плотнее. Меня не потеряйте. Слушайте свист. Поспеши. Нам нужно живее уходить.

Танарис, развернув скакуна, быстро исчез. Пройдя ещё с десяток шагов, Зуза повернул в сторону, убедился, что в этом месте земля уже покато уводит вниз, и подал сигнал тихим прерывистым свистом. Захваченные днём согдийские лошади, подгоняемые Танарисом и Фахридом, едва не налетев на Зузу, стремительно промчались мимо, обдав жаром. Он снова свистнул.

– Ничего не видно. Ноги бы не переломать, – послышался голос Фахрида.

– Эй, я здесь, – подал им ориентир Зуза.

Он уже спустился в узкую лощину, некогда являвшуюся руслом маленькой речушки, и продолжил движение.

* * *

Сегосфен осадил коня и завертелся на месте, прислушиваясь к ночным звукам. «Куда они подевались? Кто-то из них подал голос с этой стороны. Уйти далеко они не могли. Похоже, обнаружили нас и остановились. Нужно быть настороже», – вглядываясь в темноту, подумал он, понимая, что напасть на них, ничего не видя, у него не получится. Он ещё не успел принять решения, как вдруг вновь услышал отдалённый топот копыт. «Э, нет. Они всё-таки уходят. Выходит, их мало, иначе бы стали рыскать по округе, коль заметили наше появление», – рассудил согдиец, пытаясь определить направление движения.

Недавний лёгкий ветерок заметно усилился, и вскоре на небе появились разрывы в облаках, откуда на землю причудливыми рассеянными клочками стали проникать лунные отсветы. Видимость слегка улучшилась, но замелькавшие по равнине тусклые пятна света, чередуясь с облачными тенями, не давали отчётливо рассмотреть окрестности, да к тому же порывы ветра приглушили столь нужные сотнику звуки, и без того едва доносившиеся от отдалявшихся саков. Теперь он полагался лишь на своё зоркое зрение, долго и внимательно разглядывая всё пространство перед собой, стараясь уловить хоть какое-то движение. Извилистая чёрная полоса лощины, замеченная им в стороне, поначалу не привлекла его внимания, но уже через миг, протерев глаза, он увидел то, что упорно искал. Вдали, петляя по её изгибам, вереницей продвигались лошади, явно кем-то ведомые. «Вот вы где притаились! Ну уж теперь вам не уйти», – пронеслось в голове Сегосфена. Стегнув плёткой коня, он устремился к лощине.

* * *

Фахрид, шедший последним, почувствовав опасность, оглянулся. Он был внутренне готов к возможному нападению, но неожиданность появления врага потрясла. На расстоянии одного полёта стрелы по левую руку от него несколько всадников, перейдя лощину, уже поднимались на другую её сторону. Почти столько же их, не спускаясь вниз, продвигалось справа, клещами охватывая старое русло.

Взяв с места вскачь, часто нахлёстывая коня, обгоняя идущих впереди лошадей, Фахрид домчался до Танариса и указал рукой назад:

– Там враг! Он обходит нас с боков. Что будем делать?

– Догони Зузу. Передай ему, чтобы он выбирался из лощины и уходил по правой стороне. Ты следуй вместе с ним. Ко мне не возвращайся. В случае появления врага на пути поможешь ему. Я же выгоню лошадей и встану заслоном. Постарайтесь уйти подальше отсюда. Обо мне не думайте. Я попытаюсь как можно дольше задержать преследователей и не дать им пойти за вами, но их много, и они охватили нас с двух сторон, а это уже опасно. Будьте осторожны! А теперь, Фахрид, уходи скорее, прощай, – быстро сообразив, что ему делать, велел Танарис и тут же встал поперёк лощины, направляя идущих за ним лошадей наверх.

Фахрид рванул вперёд. Танарис, быстро взобравшись по склону вслед за лошадьми, развернул их и погнал прямо на врага, уже видя его и оценивая свои возможности и шансы на спасение. Согдийцы, пока ещё не знавшие о том, какими силами обладают саки и по этой причине не нападавшие, да к тому же не ожидавшие атаки, всё же не растерялись и сразу устремились навстречу, принимая приближающуюся плотную массу за конницу противника. Припав к гриве коня, который мчался в самой середине летящего во весь опор табуна, Танарис на миг выпрямился, выпустил стрелу и тут же вновь низко склонился, чтобы заложить новую. Решив, как поступить дальше, он остановился, взглянул на другую сторону лощины, развернулся обратно и повёл коня в низину, чтобы выйти в тыл второй части вражеского отряда.

* * *

Врезавшись в гущу наскочивших животных, Сегосфен осадил скакуна, озираясь с занесённым над головой мечом, и только теперь понял, что это всего лишь осёдланные кони и что этот манёвр был хитро задуманной уловкой саков. Раздражённый игрой, затеянной саками из-за малочисленности, в чём теперь уже не было никаких сомнений, он, больше не задерживаясь, повёл воинов в атаку.

* * *

Зуза передал Фахриду поводья лошадей с грузом и, убедившись, что тот взял хороший темп, похлопал своего жеребца по шее и с каким-то блаженством вынул огромный меч. Затем, вглядываясь в скачущих на него всадников, тронулся к ним наперерез.

– Ну что, друг мой сердечный, покажем этим злодеям, какая мы с тобой пара и на что способны? – обращаясь к своему любимчику, шептал он, то приподнимаясь в седле, то пригибаясь, зорко рассматривая врага. – Да их тут и с десяток не наберётся. Чего лезут в драку таким малым числом? Глупцы! Мы с тобой и не такое видывали. Верно? Вот только Танариса что-то не видно. Куда он мог подеваться? Ну да ладно, сейчас разберёмся.