Глава вторая

Иллириец Рупилий был пиратом в третьем поколении. Его родной дед Батикл, выходец из далёкой и бедной местности Эпир, расположенной за горной цепью Пинд, к западу от плодородной Фессалии, когда-то ещё по молодости доведённый до отчаяния страшным нищенским существованием, что влачили его родители, не выдержал и примкнул к горстке отъявленных головорезов.

Совершив с ними несколько разбойных нападений на местных мелких торговцев, преследуемый властями, он бежал на большой остров Керкира, что расположен в Ионическом море к северо-западу от берегов Греции, где затерялся среди множества народа. Ощутив вкус лёгкой добычи, он не желал менять начатого образа жизни. С его стремлением продолжить подобные занятия, а также отменными физическими данными и недюжинным умом он вскоре был замечен владельцем униремы – боевого корабля – и принят к нему на службу. Не бывавший в своём прошлом даже простым рыбаком Батикл поначалу с интересом изучал небольшое судно. Оно, по обыкновению, было беспалубным, с двенадцатью парами вёсел, расположенных по бортам в один ряд, на каждом из которых было по два гребца раба. Помимо вёсел на нём был парус.

Команда состояла из шести матросов и десяти воинов, среди которых теперь оказался и он, сумевший уговорить хозяина взять к себе на службу ещё четверых его товарищей. При первом же выходе в море владелец корабля был зарезан Батиклом и его людьми и выброшен за борт вместе с двумя матросами и одним воином, вступившимися за него.

Именно с этого похода началась удивительная, полная приключений жизнь прямого предка Рупилия, признанного новым хозяином судна и всей команды, принявшей с восторгом такие перемены. Под его умелым командованием они стали часто и успешно нападать на торговые корабли, быстро разживаясь различным добром и неимоверно богатея. При этом разбойничий флот расширялся.

Рабы, от которых зависела скорость передвижения униремы, отныне получали хорошее питание и более человеческое обхождение, и были весьма довольны своим изменившимся существованием, усердно его отрабатывая.

Поскитавшись по морям, долго и тщательно выбирая подходящее для себя удобное, потаённое и надёжное пристанище, однажды они остановились на непродолжительное время на маленьком острове Эфира, расположенном в Миртосском море между Пелопоннесом и островами Киклады, да так и остались там навсегда, довольно скоро обзаведясь семьями, плодя детей, но продолжая своё опасное ремесло. Там же появился на свет отец Рупилия, наречённый именем Эреб, а через много лет и он сам.

Расположение острова было очень удобным для пиратов, так как в непосредственной близости от него проходили морские торговые пути, а во множестве разбросанные среди воды островки не позволяли возможным преследователям угнаться за ними и вообще обнаружить их.

Так, в достатке и сытости прошло детство Рупилия.

Крутой характером и очень властолюбивый Батикл упорно приучал его к разбойничьей жизни, гордясь ею и не желая слышать об иной судьбе для своего единственного внука.

Отец не был таким многословным и громким, как дед, но имел свои особенные качества, из-за которых, как казалось юному Рупилию, дед где-то в душе побаивался его. И этим качеством была необузданная жестокость Эреба. За малейшую провинность он страшно карал любого, тут же отрубая ему голову, при этом хладнокровно поднимал её и подолгу рассматривал, оценивая точность своего удара. В сражениях, что зачастую случались при абордаже торговых судов, ему не было равных. Он сметал всех на своём пути, почти не оставляя работы для своей команды, за что одни сильно уважали его, другие побаивались, но так или иначе они все беспрекословно исполняли любое его веление, помня о том, что он сын их хозяина.

Теперь же, к двадцати годам, Рупилий имел и свой корабль с крепко сбитой, сплочённой вокруг него командой. Предусмотрительным дедом к нему был приставлен престарелый и многоопытный пират Феогнид, всюду тенью следовавший за ним.

Весь разбойничий флот состоял из четырёх унирем, одной из которых командовал его отец.

В море выходили нечасто, но все вместе. Шли под парусами, не утруждая до поры гребцов. Атаковали на вёслах, сильно ускоряясь и быстро маневрируя. Захваченные корабли с собой не уводили, а, лишь слегка повредив их, оставляли вместе с матросами, зная, что те вскоре устранят неполадки и вновь с грузом пойдут по морю. Военную охрану всегда уничтожали.

В этот день по велению Батикла пираты вышли на свой очередной опасный и страшный промысел.

* * *

Имевший во все времена сильный и многочисленный флот, Египет, завоёванный жестоким и деспотичным персидским царём Камбисом II, теперь направлял свои боевые корабли в интересах нового властелина, стремившегося расширить морские границы державы.

Прежние добрососедские отношения, возникшие между Поликратом и фараоном Амазисом и поддерживаемые ими длительное время, были уже нарушены. Отныне распоряжения последнего, согласно которым он предоставил некую торговую монополию грекам в их колонии Навкратисе в дельте реки Нил, были отменены новым фараоном персидских кровей.

По всему морскому бассейну, простиравшемуся от Греции до Египта, воцарилось напряжённое противостояние, очень невыгодное для торговли.

Шесть египетско-персидских унирем под командованием флотоводца карфагенянина Гамилькара обошли с востока большой остров Крит, прошли всё Критское море и, войдя в воды Эгейского моря, на десятый день похода приблизились к маленькому островку Анафа.

Наступившее утро, совершенно не схожее с предыдущим, ясным и солнечным, было пасмурным и чрезмерно ветреным. Небо, сплошь затянутое серыми тучами, предвещало бурю. Идти дальше по ненастью, как понял Гамилькар, не следовало.

Было решено бросить якоря в небольшой бухте невдалеке от берега, дабы в случае штормовой угрозы успеть избежать столкновения со скалами и иметь возможность уйти в море.

К полудню слегка распогодилось.

Корабли, вновь опустив свои одиночные паруса, двинулись по курсу к Иосу, одному из Кикладских островов, расположенному между островами Наксос на севере и Фера в южной стороне.

Гамилькар, получивший приказ охранять торговые суда и атаковать любой греческий военный корабль, всегда помнил об извечной вражде на море между греками и его народом и был не зря назначен главным в этот поход. Его неприязнь к греческим мореплавателям да к тому же отменный опыт в корабельном деле и флотовождении были весьма выгодны новому правителю Египта.

Ночь, вопреки ожиданию, прошла довольно спокойно. Море не волновалось. Изредка набегал низкий сильный ветерок, поднимая одиночную волну и плавно раскачивая корабли. Ближе к рассвету над водой, полностью скрывая её от глаз, лёг удивительный покров – туманная кисея, обволакивающая всю округу бело-дымчатой пеленой. По небу, то обнажая, то вновь прикрывая собой яркие близкие звёзды, небольшими клочками медленно тянулись серые облака. Лёгкие мелкие волны, набегая, тихо ударялись о борта, напоминая людям своими слабыми всплесками о том, что они находятся на открытом морском просторе.

Бесшумно сменились матросы. Воины отдыхали, дружно расположившись на корме. Рабы, особо не потревоженные в эти дни, также ещё спали, укрывшись старыми, дырявыми плащами.

Корабли медленно двигались по заданному курсу.

С первыми солнечными лучами был замечен греческий военный флот, состоящий из пяти триер. Он шёл прямо на них по направлению с севера-востока, пройдя между островами Наксос и Аморгос. Скорое сражение становилось неизбежным.

Внезапно усилившийся западный ветер стал тут же нагонять огромные волны, от соприкосновения с которыми опасно накренились все египетские суда. Их продвижение строго на север значительно затруднилось.

По команде гребцы взялись за вёсла, изменяя галс. Опустив лопасти в воду, держа их неподвижно по правому борту и подгребая по левому, они стали разворачиваться к противнику. Вскоре Гамилькар уже умело использовал попутный ветер в паруса и повернул все свои корабли навстречу вражеской армаде.

Ослабшая накануне буря теперь надвигалась по-настоящему, яростно набирая силу с каждым мгновением и внося свои безжалостные коррективы в действия двух небольших противоборствующих флотов, из-за чего их сближение шло не по планам командующих.

Встречный шквальный ветер вынудил Пиндара убрать паруса. Используя всю мощь своих гребцов, он повернул триеры на запад и стал быстро продвигаться на вёслах.

Расстояние между кораблями стремительно сокращалось. Небо заволокло свинцовыми тучами. Стало темно. Пошёл дождь. Видимость значительно ухудшилась.

У обеих сторон невероятно возросла опасность столкновения своих же судов. Огромные волны поднимали их высоко на гребни и тут же бросали в свои низины, пронося на довольно большие расстояния.

Первыми, по удивительному стечению обстоятельств, сблизились корабли двух командующих. Унирема Гамилькара, имевшая сорок восемь гребцов на двадцати четырёх вёслах, так и не сумев совершить быстрого манёвра перед стасемидесятивёсельной триерой Пиндара, была тут же насажена правым бортом на его почти трёхфутовый таран. Очередная сильная волна мгновенно разъединила суда. Вода хлынула тугим потоком в пробоину, и уже через миг корабль устремился в морскую пучину.

Гамилькар, оказавшись в открытом море, с трудом успел ухватиться за опущенное весло на вражеском судне и чудом удерживался на поверхности.

Буря не утихала.

Форкис, заметив человека за бортом, бросил ему конец спасательного каната и вместе с подоспевшим к нему Бронтом вытащил его наверх.

Других кораблей поблизости не было видно.

Теперь же основной задачей для всех стало удержание судна поперёк волны во избежание бортового крена и опрокидывания. Рабы трудились весь день. Только к закату, при относительно успокоившемся море, по команде втянув вёсла, они обессилено отвалились от них.

Ближе к полуночи небо прояснилось и посветлело, освобождаясь от туч, быстро убегавших на восток.

Значительно ослабшие волны уже были не так опасны для корабля, но теперь командующего Пиндара тревога охватила от другого. Нигде не было видно ни одного судна, ни вражеского, ни своего. Повсюду простиралась пустынная водная гладь. Предоставив гребцам непродолжительный отдых, он вновь поднял их. Навалившись на вёсла, они выправили корабль курсом на запад. Пиндар очень надеялся обнаружить свой флот, хотя бы одну триеру.

* * *

Пираты, которых шторм застал вблизи острова Иос, среди разбросанных многочисленных клочков земли, переждали его в небольшой уютной бухте и сразу после наступления затишья вышли в море. Пройдя под парусом до самого утра, они заметили одинокий корабль, идущий на вёслах навстречу к ним. Это была мощная греческая триера.

Эреб, обычно никогда не вступавший без особой надобности в бой с военными кораблями, был искренне удивлён: до сих пор ему не доводилось встречать одиночное военное судно, тем более такого вида. Представив на миг, что среди его унирем может оказаться и этот удивительный корабль, да к тому же ещё предвидя радость отца от такого приобретения, он принял решение атаковать неприятеля и взять триеру на абордаж.

Рабы тут же налегли на вёсла, мгновенно увеличив скорость всех четырёх пиратских судов.

* * *

– Это не мои корабли. Это пираты, – прохрипел пленённый Гамилькар, видя, как внимательно всматриваются в сторону приближающихся четырёх судов греческий командующий и его воины.

Услышав это, Пиндар быстро взглянул ему прямо в глаза, но, ничего не сказав, отвернулся.

– Разделиться по бортам, – скомандовал Теофил.

Двадцать воинов равномерно распределились за каждым из бортов, закрепив к ним перед собой большие щиты.

Бронт находился рядом с Форкисом ближе к корме с правого борта. Напряжение нарастало. Юноша тревожно вглядывался в сторону подплывающих кораблей, сильно сжимая в руках лук и стрелы. Ему было очень страшно, да так, как не случалось ещё никогда.

По команде Пиндара триера стала разворачиваться, описывая большой круг и поднимая парус. Это означало, что они отступали, ложась на обратный курс. Манёвр был завершён, но скорость судна упала, и быстрые униремы настигали их, заходя попарно с двух сторон. Вскоре триера оказалась посреди них.

Началась перестрелка. Низкие борта пиратских кораблей не могли спасти их людей от копий и стрел, летящих сверху, и они слегка отдалились, пока не решаясь на абордаж. Уставшие гребцы триеры не задали хорошего темпа, отчего Пиндар не сумел воспользоваться возникшим небольшим преимуществом для отрыва от противника.

В какой-то момент ему удалось резким манёвром взять правее и пройти очень близко к одной из унирем, при этом втянув свои вёсла и переломав все вёсла по её левому борту. Повреждённое судно сразу потеряло скорость. Шедшая следом за ним вторая унирема тут же налетела на него. Оба судна стали отставать. Теперь два пиратских корабля под командованием Эреба и Рупилия шли по левому борту триеры.

Догадавшись о том, что могло произойти с выбывшими из строя пиратскими судами, Рупилий стал заходить справа.

Наступил жаркий солнечный день. Испарявшаяся влага обильно поднималась над поверхностью моря. Если наверху лёгкий ветерок хоть как-то освежал своим дуновением, то всё стеснённое пространство под обеими нижними палубами триеры наполнила нещадная бездвижная духота. Гребцы выбились из сил окончательно. Их не могли поднять ни окрики, ни удары плетей. Онемевшие тела не чувствовали боли, а кисти рук, от неимоверного напряжения сведённые судорогой, уже не могли сжимать древки вёсел.

Вдобавок ко всему наступило полное безветрие, и парус мгновенно обвис. Корабль, проскользив недолго по водной глади, замер.