Глава V. Понимание и поддержка

От душевных травм, связанных с наветами и непониманием, Н. Н. Неплюева спасало, как всегда, Евангелие, нравственно и экономически прирастающее Крестовоздвиженское трудовое братство, верные сторонники и единомышленники. Духовно наставлял и молитвенно поддерживал Николая Николаевича в трудные минуты преосвященный Макарий, епископ Калужский и Боровский. Всем был памятен его приезд в Воздвиженск 10 мая 1900 года и то, с какой любовью и простотой он общался и с членами братства, и с воспитанниками школ. Уезжая, владыка выразил желание стать членом православного Крестовоздвиженского трудового братства (преосвященного Макария избрали первым почетным членом братства 7 января 1901 года) и вскоре прислал Н. Н. Неплюеву свое стихотворение-посвящение:

 
Я был в гостях в семье духовной.
Прекрасная настала ночь,
В природе было все спокойно,
И время шло уж за полночь.
 
 
Сияли в небе звезды ясно,
И аромат несли цветы,
Гремели хоры сладкогласны,
И громко пели соловьи.
 
 
И две картины лучезарных
Тогда предстали предо мной:
Детей собранье благонравных,
И мир с небесною красой.
 
 
И братством та семья зовется,
Сияет крест над ней честной,
Она путем любви ведется
И крепнет верою святой.
 
 
Когда б таких семей духовных
Побольше стало б на земле,
Во градах и селеньях скромных
Престал бы мир лежать во зле^[60].
 

Понимание и поддержку Н. Н. Неплюев находил и у членов императорской фамилии. 5 марта 1900 года, после приема у принцессы Евгении Максимилиановны Ольденбургской, он имел счастье удостоиться продолжительной аудиенции у ее императорского величества государыни императрицы Александры Федоровны, оставившей о себе неизгладимое впечатление «вдумчивым отношением к обстоятельствам русской жизни и любовью к русскому народу»^[61].

И. И. Барановский, друг Н. Н. Неплюева и убежденный сторонник его дела, обратился к отцу Иоанну Кронштадскому с просьбой вступиться за православное Крестовоздвиженское трудовое братство и написать статью в его защиту. По убеждению Неплюева, этот поступок Барановского ставил в неловкое положение и отца Иоанна и братство. С одной стороны, усматривалось злоупотребление добротою уважаемого пастыря, которого просят о защите дела, ему лично совсем незнакомого. С другой стороны, само братство становилось в странную позицию, точно хотело спрятаться от нападок на него под защиту авторитетного, всеми уважаемого человека. Эти размышления заставили Николая Николаевича послать отцу Иоанну телеграмму с просьбой принять его для личных объяснений.

К большой радости Неплюева, такая встреча состоялась.

«С полковником Семенским, – вспоминал Н. Н. Неплюев, – у которого в доме я переночевал, мы пошли к ранней обедне в Андреевский собор. Меня провели в алтарь, где я и присутствовал на служении отца Иоанна. Извещенный обо мне отцом Андреем Шильдским, отец Иоанн во время чтения часов подозвал меня к себе и, благословив, сказал: “Пойдем к жертвеннику, там помолимся”. Пройдя к жертвеннику, отец Иоанн спросил: “О чем особенно помолиться?”. Я ответил: “Прошу помолиться о том, чтобы через меня воля Божия совершалась. Мне предстоит завершить устройство братства трудового, основанного мною в моем имении. Искренне желаю, чтобы все совершалось по воле Божией. Боюсь, чтобы, заботясь о будущих судьбах братства, мне не ошибаться, принимая личные желания за волю Божию”. “Вот это хорошо и, думаю, чувственно”, – сказал отец Иоанн, обнимая меня. Потом мы оба стали на колени и молились. Когда мы встали с молитвы, подошел полковник Семенский и сказал: “Прошу Вас, батюшка, после обедни пожаловать к нам, Николай Николаевич хотел бы с вами поговорить наедине”. “Приеду, друже, приеду непременно”, – ответил отец Иоанн, обращаясь ко мне и положив руку на мое плечо.

После обедни отец Иоанн действительно приехал. Нас оставили наедине. Я сказал, что мне обидно думать, что его уважаемое имя будет причастно к полемике по поводу таких статей, на которые и сам я отвечать не хочу, что для меня гораздо дороже будут его святые молитвы о братстве и обо мне. Кратко рассказав ему о затруднениях внутренних и внешних, я просил его помолиться особенно о том, чтобы Господь дал остатку верных в братстве и мне терпение, великодушие, кротость, смирение и любовь, в которых мы так сильно нуждаемся в настоящее время. Все это отец Иоанн выслушал с любовью, обнял меня и потом довольно долго говорил, утешая, ободряя и лаская меня. Не все, сказанное отцом Иоанном и что память хранит в сердце моем, я считаю себя вправе предавать гласности. Между прочим он сказал: “Пошел за Христом, нельзя, чтобы не гнали, не злословили, не ненавидели за имя Его. Радуйся тому. Это доказательство, что ты служишь делу Божию, а не делаешь дело человеческое. Терпи. Даст Бог, смягчатся сердца гонящих тебя, и тебе даст Господь и терпение, и великодушие, и кротость, и смирение, и любовь”.

После того отец Иоанн отслужил молебен с водосвятием, а затем мы удостоились с ним позавтракать. Подав мне рюмку вина, он сказал: “Выпей чару, друже”. С негодованием он говорил о тех, кто “дерзает сеять зло и возбуждать против добра”. Уходя, он сказал: “Да даст тебе Господь успех во всех добрых начинаниях твоих”. Когда я провожал его, уже отъезжающего на лестнице, где по обыкновению многие стремились подойти к нему и получить от него благословение, он, обернувшись, сказал: “Рад, что с тобою познакомился, я нашел в тебе истинно русского дворянина, занимающегося истинно дворянским делом”»^[62].

Глава VI. Мировое возрождение

В смутные для России времена начала XX века Н. Н. Неплюева все больше захватывает идея осуществления всероссийского братства, объединяющего людей доброй воли для мирного возрождения страны в духе живой православной веры и любви. Работает он и над созданием партии мирного прогресса.

«Отечество наше, – пишет Неплюев, – переживает трудное время. Нет достаточного единения между главными участниками жизни государства: народом, интеллигенцией, высшими классами общества, властями и иерархией церкви православной. Более того – нет сознательного стремления к сознательному единению, не может быть и дисциплины любви, без которой государство обречено на внутренний вооруженный мир, не менее разорительный и опасный, чем вооруженный мир международный. Разлад пустил глубокие корни, мировоззрения, идеалы, этика, программа жизни разные…

Никакие репрессивные меры, никакая борьба, как бы искусно она ведена ни была, помочь горю не могут. Можно заставить молчать, можно временно подавить всякое внешнее проявление неудовольствия и протеста, но к духовной гармонии, к взаимному добровольному согласию, доверчивой любви, единомыслию и единодушию это не приведет, а без этой духовной гармонии не может быть и дружной совместной деятельности на пользу общую, не может быть спокойного и мирного развития государственного организма, не может быть благоденствия союза мира и любви. Необходимо убедить умы, привлечь сердца, пробудить сознательное стремление к единению.

Без этого все язвы нашего общественного организма: разлад умов, ожесточение сердец, стремление к наживе, безумная роскошь и удручающая бедность, презрение к тяжелому производительному труду, грубая борьба за легкий, выгодный и почетный труд, голодовки, волнения молодежи, стачки рабочих, массовые отпадения от православия одних и призрачная принадлежность к нему по букве других, все это станет явлением заурядным, недугом хроническим»^[63].

Среди отличительных особенностей положения России конца XIX – начала XX вв., чреватых комплексом социальных противоречий, обострение которых в любой момент могло вызвать революционные события, Н. Н. Неплюев выделял следующие:

1. Россия – государство православное и самодержавное, но многие явления ее внутренней жизни находятся в полном противоречии с этим принципом.

2. Строй семейной, общественной, трудовой, а также личной жизни российских граждан недостаточно согласован с верой.

3. В народе нет достаточного церковного самосознания, что выражается в крайней мировоззренческой неустойчивости людей. Слишком многие православные люди не достаточно понимают, в кого веруют, веруют более формально, нежели сознательно, не понимают нравственной ответственности мирян перед церковью, считая церковью одно лишь духовенство и делая его за все ответственным.

4. Нет в народе и достаточного государственного самосознания. Большинство российских подданных не сознает громадного и благотворного значения Божией милостью самодержавия, отчего во всех слоях общества происходит шатание умов и сердец, как в отношении управления страной, так и в созидании жизни.

5. Сознательное и бессознательное, явное и тайное отступничество интеллигенции от истинного православия. Слишком многие представители интеллигенции оказались неспособными устоять против атеизма, индивидуализма и прочих антиправославных основ западно-европейской культуры.

6. Сознательное и бессознательное, тайное и явное преклонение отдельных слоев российского общества перед конституционными, ультрадемократическими, республиканскими и даже анархическими западно-европейскими теориями: слишком много врагов принципа самодержавной власти среди русской интеллигенции; слишком много бессознательных анархистов среди народа.

7. Современная печать и русская литература, за малым исключением, проникнуты слепым доверием к западно-европейским ценностям и более или менее бессознательно отравляют этим ядом умы и сердца наших соотечественников.

8. Так называемая консервативная печать показывает обществу, не имея никакой определенной программы мирного прогресса, свою неразборчивость и крайнюю беспринципность. В своем отрицании необходимости какого-либо стремления к лучшему будущему она лишь компрометирует самые святые и очевидные истины.

9. В российском обществе слишком мало единомыслия и единодушия, слишком мало гармонии и возможности единства действий между разными его составляющими. Нет достаточной гармонии между верой, разумом и жизнью. Нет достаточной гармонии между иерархами Русской православной церкви, гражданскими властями, просвещенными слоями российского общества и массою русского народа.

10. Идеи православия и принципы самодержавной власти не в достаточной степени осуществляются в русской жизни, правда их не в достаточной степени ясна для умов, дорога для сердец граждан, составляющих русский народ.

11. Мало-помалу умы и сердца русских людей, порабощаемые западно-европейским демонизмом, теряют свою русскую православную самобытность; государство же российское, втягиваясь в рутину западно-европейской культуры, уклоняется от самобытного пути, назначенного ей Провидением.

12. Если букве православия и самодержавия не будет соответствовать дух жизни русского народа, буква эта станет мертвящею^[64] и не будет иметь силы оградить Россию ни от атеистического индивидуализма, ни от прогрессивной анархии в жизни^[65].

Делая анализ социально-политического состояния Российской империи, Н. Н. Неплюев приходит к неутешительному выводу: «В умах и сердцах миллионов людей хаос анархии, едва сдерживаемый внешнею, насильственною дисциплиною страха и корысти. Для того, чтобы от этого состояния вооруженного мира перейти к гармонии доверчивой любви, необходимо ослабить репрессию. Это неизбежно приведет к обнаружению духовной анархии, и власти, под страхом неисчислимых осложнений, будут вынуждены прибегнуть к репрессивным мерам, которые опять приведут к ожесточающей борьбе и все тому же разорительному, опасному и никого не удовлетворяющему вооруженному миру»^[66]. Как же разорвать этот порочный круг? Для Неплюева ответ очевиден: «Вывести правительство из этого крайне затруднительного положения может само общество в лице своих наиболее здоровых и честных элементов. В единении сила. Необходимо, чтобы соединились все люди доброй воли и сознательно приняли на себя роль живой совести и миротворца»^[67]. Для умиротворения самых разных слоев российского общества, по мысли Николая Николаевича, необходимо в ускоренном темпе осуществить ряд мер, направленных на восстановление христианской правды жизни. Во-первых, создать в лоне православия, исконно русской религии, нравственно оздоровляющую атмосферу в обществе. Во-вторых, вернуть авторитет Русской православной церкви через пропаганду несравненной высоты и жизненной правды ее идеалов. В-третьих, немедленно приступить к осуществлению в жизни каждого человека идеалов православной церкви, выраженных в подвиге веры, подвиге любви и подвиге труда, оказывая деятельную нравственную и материальную помощь всем родственным частным починам. «Многие мечтают о радости веры и любви, не желая приступать к соответствующим подвигам. Радость есть венец подвига и не дается тем, кто не хочет принять на себя крест подвига. Зато христианский подвиг непременно приведет к радости того мира, которого никто не отнимет у нас, он один может вывести наше отечество и все человечество из всевозможных осложнений и затруднений»^[68].

Н. Н. Неплюев обращается к гражданам России, к своим соотечественникам и единоверцам:

«В лоне церкви православной во всех слоях русского общества есть много людей доброй воли, искренне скорбящих о нестроениях жизни, искренне желающих стройной организации добра, стройного согласования жизни с живым духом веры. Таких людей может быть больше, чем думают, но они разрознены, затеряны в массе людей равнодушных, себялюбивых и своекорыстных, без надежды быть понятыми и найти нравственную поддержку в окружающих, слишком часто без ясного понимания того, что и как делать для практического осуществления желанного добра в жизни. Они страдают, болеют ежеминутным разладом между совестью, самыми дорогими желаниями сердца, собственною жизнью и рутиною жизни, их окружающей. В конце концов, с ними случается одно из двух: или они замыкаются в самих себя, обрекают себя на пожизненную скорбь духовного одиночества и нравственной неудовлетворенности, или, что, к сожалению, случается гораздо чаще, теряют всякую надежду на возможность осуществления в жизни излюбленных идеалов, отворачиваются от них, как от несбыточных утопий, издеваются над тем, что было дорогою святынею и стало сентиментальными бреднями, из разряда сынов света переходят в разряд представителей власти тьмы. Кому неизвестно это грустное явление, так называемое заедание средою! Кому неизвестно, сколько молодежи гибнет, избирая дурные пути, озлобляясь, ожесточаясь или капитулируя перед злом, из непрактических идеалистов переходя в разряд практических дельцов, стремящихся к созиданию собственного благополучия в ущерб благу жизни церковной, государственной, общественной и семейной!

Не может быть застоя в живой Церкви Бога живого. И православным людям естественно непрестанно стремиться к высшему от того, что есть, к тому, что было далеко, к высшему пониманию правды Божией, к высшему осуществлению ее в жизни.

Стремиться к лучшему можно только двумя путями: путем борьбы со злом или путем созидания добра. Первый путь – опасный, слишком часто приводящий к ожесточению, вражде и разъединению. Второй – умиротворяет, гармонизирует жизнь, осуществляет добро. В интересах и церкви и государства необходимо, чтобы прогресс в жизни совершался именно этим вторым путем.

Для нас, христиан, добро и любовь – синонимы, потому что Бог – любовь. Пока не осуществляется любовь в жизни, не осуществляется и вера наша. Пока мы неустойчивы и нелогичны в любви, мы не способны на стройную организацию добра в жизни.

Не имея определенного понимания православия, не имея добрых духовных навыков устойчивой любви, без которых, и желая, и понимая добро, невозможно приступить к осуществлению его в жизни, остается только отдаться той критике зла и борьбы со злом, которая так вредно отражается на жизни церкви и государства, приводит к ожесточению и разъединению, воспитывает целые поколения в привычках равнодушия, жестокости и заносчивой гордости.