Женщина закричала. Её крик отозвался эхом в темноте и затих, многократно отразившись от невидимых стен.
Она сделала пару шагов, осторожно, не желая снова услышать гулкий звук. Протянула руку и коснулась стены.
Сперва женщина почувствовала облегчение: комната обрела размер, тьма вокруг имела предел. Однако, ощупывая стену, она снова ощутила прилив страха.
Стена оказалась такой же, как пол, – металлической.
Она пошла, держась за стену, и вскоре достигла угла. Повернула, двинулась дальше и упёрлась в следующий угол через каких-то пять шагов. Ещё один поворот. Теперь она двигалась быстрее – где-то должна быть дверь, сейчас она выберется из этого странного места, и всё прояснится.
Угол, поворот направо, после чего почти сразу же под пальцами оказалась щель в стене.
Она провела рукой по этой щели вверх и вниз, затем стала шарить по стене. Ни дверной ручки, ничего. Двинулась дальше – может, дверь всё же окажется с противоположной стороны. Она вдумчиво исследовала поверхность обеими руками, стараясь охватить как можно большую площадь. Металл был гофрированным.
Рука снова коснулась щели. Женщина поводила рукой вокруг неё и убедилась, что обошла комнату целиком, и это была та же самая щель, что и раньше. Никакой возможности открыть дверь по-прежнему не обнаруживалось. Она попыталась найти всему этому хоть какое-то разумное объяснение.
Гулкий пол.
Гофрированные стены.
Дверь, которая не открывается изнутри.
Дверь, которая не открывается вовсе.
Разве это не опасно – запирать человека в помещении, которое нельзя открыть изнутри? Кто мог это сделать?
Если станет жарко, она умрёт от жажды. Как оставленный в машине ребёнок, собака или…
Или как запертые в грузовом контейнере беженцы.
Эта мысль казалась настолько невероятной, что на её осознание потребовалось время.
Я в контейнере.
Её заперли в металлическом ящике.
Женщина осторожно отступила от стены. Нащупала матрас и опустилась на него, чтобы унять панику и собраться с мыслями.
Here am I sitting in a tin can[5].
He похищение ли это? Что, если кто-то привёз её в другую страну и продал в сексуальное рабство? Что, если её будут держать взаперти, а потом убьют?
Кровь застучала в голове, к горлу подступила тошнота. Мозг тщетно пытался придумать какое-то более оптимистичное объяснение происходящего.
Вдруг что-то ударило в стену снаружи.
Женщина вскочила и прислушалась. Ещё удар – на этот раз ближе к двери.
Если это похититель, нужно вести себя как можно тише, встать в углу у двери и дождаться, когда она откроется. Но вдруг это кто-то ещё? Вдруг она находится в порту в окружении сотен контейнеров и это единственный шанс выйти на свободу?
Желание выбраться становилось невыносимым, оно уже победило здравый смысл. Она стала колотить в стену и кричать, это был вопль без слов, ей просто хотелось наружу, на свет.
Увидеть солнце – то самое, которое в её родной стране светило иначе, чем здесь.
На фоне собственного крика она расслышала скрежет, раздавшийся откуда-то снизу. Затем внутрь контейнера проник свет. Женщина двинулась к нему на ощупь. В нижнем углу появилось отверстие. Она опустилась на колени и заглянула в него. Отверстие было маленьким и круглым, она приблизила к нему лицо – свет хоть и слепил глаза, но он же сулил и безумную надежду. Она закричала снова, на этот раз членораздельно: «Здесь человек! Human[6]! Откройте! Я хочу наружу! Здесь человек!»
Вдруг свет снова пропал, отверстие закрыли с той стороны. Женщина снова не могла ничего разглядеть и пыталась отыскать его на ощупь. Пальцы наткнулись на металлическое кольцо, которое просунули внутрь.
Это был конец шланга, и в тот момент, когда она осознала это, из него хлынула вода.
Она вскрикнула, отпрянула и присела от страха. Вода тут же залила весь пол, обувь, и брюки женщины промокли насквозь.
Вода была холодной. И она всё прибывала. Женщина чувствовала, как потоки охватили её бёдра.
Было ясно лишь одно: очень скоро ей предстоит умереть.
Контейнер наполнится водой, и она погибнет.
Её мёртвое тело будет плавать в контейнере, словно угодившая в садок крыса.
Она больше никогда не увидит солнца.
И маму.
And I'm floating in a most peculiar way. And the stars look very different today[7].
Солнце давило на город. Люди двигались медленно, жара словно пригибала их к земле.
Аки Ренко стоял на автобусной остановке, одетый в джинсовые шорты, кроссовки и чёрную футболку с надписью System Of A Down.
Взъерошенные волосы и тёмные очки делали его похожим скорее на простого парня, нежели на полицейского.
– Ездил на концерт? – поинтересовалась Паула, когда Ренко запрыгнул в машину, едва она остановилась.
– В Париккала вчера был побит температурный рекорд, – ответил Ренко.
Разгоняясь, Паула растянула рот в улыбке, хотя на самом деле неформальный вид напарника был ей не так уж интересен. Она заметила, что Ренко оценивающе разглядывает её – вероятно, размышляя, как следует отнестись к её реплике. Паула решила не подавать виду, что уловила взгляд, и невозмутимо сосредоточилась на дороге. С такими, как Ренко, нужно всегда быть начеку, иначе они начинают допускать вольности и переходить в рабочих отношениях границы дозволенного.
– Когда ты позвонила, я был с супругой в магазине. Тебе пришлось бы ждать, если бы я пошёл переодеваться. Что лучше: не тот внешний вид – или если бы я опоздал?
Вопрос прозвучал столь бесхитростно, что Паула решила быть снисходительной.
– Лучше быть вовремя, – ответила она.
Ренко расслабился, поднял очки на лоб и вытянул ноги.
– Отличный у тебя «Сааб», таких больше не делают. Жаль, шведы продали компанию в Китай. Впрочем, ничего не имею против китайцев. Скорее, против шведов. Это ведь модель 9–5 второго поколения?
– Ему больше десяти лет, – сказала Паула, не зная ответа на этот вопрос.
Машины никогда её не интересовали – настолько, что она и не думала купить более новую. Отец отдал ей свой «Сааб» за какие-то смешные деньги, когда в очередной раз развёлся и стал жить один.
– Чем тебе шведы не угодили? – спросила Паула.
– Матс Сундин забил нашим на последней минуте[8]. Первая хоккейная трансляция, которую я помню. Отец рыдал так, что я не на шутку испугался.
Паула усмехнулась. Они с отцом тоже смотрели ту игру – правда, он до самого конца сомневался в победе. «Я же говорил!» А плакал он годы спустя, когда финны всё-таки выиграли.
Праздничные пробки уже рассосались. Паула резко перестроилась через две полосы и повернула на кольцевую дорогу в западном направлении.
– Тело обнаружено по адресу фонда «Лехмус»[9]. Знаешь такой? – спросила Паула.
– Впервые слышу.
– Погугли.
Ренко достал телефон и открыл браузер.
– «Лехмус» – некоммерческая организация бла-бла-бла, – стал читать он. – Выдаёт гранты деятелям искусства, а также финансирует исследования в развивающихся странах и международные программы сотрудничества. Воплощает собственные художественные и общественно значимые проекты. Мы хотим сделать мир лучше бла-бла-бла…
– А можешь читать вместе со всеми бла-бла-бла? – перебила Паула.
– Окей, сорри. Мы хотим сделать мир лучше, привлекая внимание к проблемам развивающихся стран и причинам этих проблем, а также участвуя в их решении. Развивающихся стран, – медленно повторил Ренко. – Никогда не понимал этого выражения. Ведь это не просто означает, что они отсталые, но ещё и предписывает…
– Кто учредители? – нетерпеливо спросила Паула.
– Один момент, смотрю… Председатель правления Май Ринне, заместитель Элина Лехмусоя…
– Лехмусоя? Эту фамилию я где-то слышала, – припомнила Паула.
– Фонд «Лехмус» учредил в 2000 году Ханнес Лехмусоя, чтобы направить часть прибыли концерна «Лехмус» на общественно полезные начинания, – прочитал Ренко.
– Лехмусоя, концерн «Лехмус», фонд «Лехмус», – перечислила Паула. – Похоже на семейное предприятие.
– Так и есть, исполнительный директор у них сейчас Юхана Лехмусоя. Похоже, сын Ханнеса.
– Чем занимается концерн?
– Тут есть ссылка… Пишут, строительством и инфраструктурой.
– Инфраструктурой…
– Да. И почему у этого слова нет финского синонима? Финну не так-то просто произнести «инфраструктура». Хотя как вообще подобрать слово для обозначения всего, по чему и с помощью чего всё на свете перемещается куда угодно: машины, люди, сточные воды, информация, энергия, поезда, корабли, трейлеры, продовольствие, товары… и ещё социальная инфраструктура…
– Короче, инфраструктура. Пора поворачивать налево? – прервала Паула монолог Ренко.
Свернув с кольца, они оказалась на ухоженной, но очень узкой дороге, петлявшей в полях под солнцем. Резкий поворот – и машина нырнула в тень лиственного леса. Они чуть не проскочили перекрёсток, где пора было сворачивать к резиденции фонда «Лехмус».
Неподалёку от перекрёстка стоял грузовик с пустой платформой. Он занимал почти всю полосу, и чтобы обогнуть его, нужно было выехать на встречную полосу без возможности увидеть, не едет ли кто в противоположную сторону.
– Запиши номер, – сказала Паула уткнувшемуся в смартфон Ренко.
Тот встрепенулся, подался вперёд, рассматривая номер, и затем повторял его вслух, пока не вбил в телефон.
– Липы! – рассмеялся Ренко, когда они свернули на грунтовку.
Дорогу окаймляли старые деревья с бугристыми стволами.
– Ты уверен?
– В чём?
– Что это липы.
– Более чем, – ответил Ренко и прильнул к лобовому стеклу. – Их лучше обходить стороной, с них тля гадит.
– Ужас какой, – усмехнулась Паула.
– Эти такие старые, что вряд ли их посадил патрон. Думаю, липы появились здесь до семейства Лехмусоя.
За очередным поворотом открылась короткая прямая дорога к резиденции. В конце виднелся огромный деревянный белый дом, справа от которого блестело море. Липы заканчивались у металлических ворот, и дальше дорога шла через ухоженный сад к главному входу, огибая клумбу.
Перед закрытыми воротами возвышался синий сверкающий на солнце контейнер для морских перевозок. Возле него стоял полицейский фургон, а на площадке рядом – красный двухместный кабриолет и внушительный чёрный внедорожник.
Паула остановилась у фургона.
– Говорить буду я, – предупредила она Ренко, прежде чем открыть дверь.
Под крайней липой стояли двое полицейских в форменных рубашках и мужчина лет шестидесяти, одетый в синий комбинезон.
– Клуб любителей тлиных какашек, – пробормотал Ренко у Паулы за спиной.
Из-за этого Паула не смогла сдержать улыбку, здороваясь с молодыми полицейскими и человеком в комбинезоне, назвавшимся управляющим недвижимостью фонда «Лехмус». Его вызвали по телефону в десять утра – когда семейство Лехмусоя приехало, чтобы отметить Юханнус.
Юхана Лехмусоя увидел принадлежащий фонду контейнер и попросил управляющего убрать его как можно скорее.
– Так вот, в контейнере труп, – пояснил один из полицейских и заверил, что они ничего не трогали.
Внутри контейнера помимо управляющего побывали только медики, которые констатировали, что реанимация уже не поможет.
– Я увидел, что оттуда капает, и открыл дверь. Не думал, что он полон воды, – поспешно произнёс управляющий.
– Полон воды, – медленно повторил Ренко. – С чего бы?
Комбинезон управляющего был мокрым по пояс. Паула подняла руку, призывая всех умолкнуть и дать ей сосредоточиться.
– Это ваша машина там, у перекрёстка? – спросила она управляющего.
– Моя. Точнее, лехмусовская.
– Ясно. Отдайте ему ключи, – Паула кивнула на одного из полицейских. – А вы уберите грузовик с дороги и возвращайтесь. Вы, – обратилась она ко второму, – огородите пятиметровый радиус вокруг контейнера. Лехмусоя здесь? – на этот вопрос управляющий утвердительно склонил голову.
– Думаю, они на берегу. И вряд ли знают о трупе.
– Тем лучше. Скоро вам придётся рассказать всю эту историю с самого начала. Ренко, – она жестом попросила напарника отвести управляющего подальше, после чего достала из машины фонарик и осторожно приблизилась к дверям контейнера.
Дорога перед ним была мокрой до самых ворот, а за ними, у лужайки, образовалась лужа размером с небольшой бассейн.
Одна из створок оказалась заперта на задвижку. Паула заглянула в открытую, стараясь ни к чему не притрагиваться.
В глубине контейнера лежало тело. Очевидно, медики перевернули его на спину. Паула включила фонарик и направила на труп.
Женщина была одета по-летнему легко. Никаких вещей при ней не оказалось – посреди контейнера лежал лишь промокший матрас.
Отступив от двери, Паула окинула взглядом резиденцию, купавшуюся в лучах полуденного солнца. Вкупе с садовыми дорожками и круглой клумбой она напоминала старинное поместье: воображение дорисовывало выстроившуюся у входа прислугу в ожидании господской кареты.
А вот сверкающий контейнер у ворот можно было принять за космический корабль, на котором прибыл инопланетный гость.
О проекте
О подписке