История изучения образной сферы человека имеет долгую историю. В античные времена значение представлений, воображения, сновидений и других образных явлений признавалось весьма определенно. «Образы-эйдолы» у греков были объективной реальностью. Нам известно, что многие приемы, рекомендуемые ораторам Древней Греции и Рима, например, содержали указания на целенаправленное использование образов для усиления доказательности и улучшения памяти. Значение образной мнемоники в искусстве риторики, как считал Аристотель, заключается, в частности, в том, что она позволяет запомнить общую схему аргументации.
В плане анализа трансляционной функции образной сферы важно, что «phantasia» понималась и как орган, с помощью которого «божественный мир» разговаривал с человеческой душой. В европейской психологии Cредних веков образы продолжали пониматься с точки зрения своей способности улавливать «послания из духовного мира»; неслучайно воображение было признанным способом достижения религиозного вдохновения. В духовных традициях Индии, Тибета, странах дальневосточного региона, в шаманских культурах различных народов уделялось большое значение «внутренней образности».
Говоря о собственно научном подходе, надо отметить, что история изучения образных явлений во внутреннем мире человека представляет собой чередование подъемов и спадов интереса к ним. Интерес к образам возник в XIX в. (Пуркинье, Фехтнер, Гальтон, Вундт). На рубеже XIX–XX столетий образам, «возвращенным интроспекцией», уделяется повышенное внимание. Они прочно входят, например, в различные психоаналитические направления. Но затем бихевиоризм, учение об условных рефлексах, влияние кибернетики вновь привели к падению интереса к образной сфере человека. Новая волна внимания была вызвана, прежде всего, возрождением интереса к сфере субъективного, а также так называемой «революцией сознания». В начале 1960-х годов образы не просто «возвращаются из изгнания», но и становятся модным объектом исследований. Возрастает количество публикаций (в 50-е годы вышла одна фундаментальная работа [421], в 1970–1980-е годы – лавина книг и статей), и симпозиумов. Образная проблематика вошла в психотерапевтическую практику.
В отечественной психологии второй половины XX в. вторичные образы, помимо общей психологии (Б.Г. Ананьев, Л.М. Веккер, А.Н. Леонтьев, Б.Ф. Ломов, С.Л. Рубинштейн, Ф.Н. Шемякин и др.), изучаются в контексте педагогической и возрастной психологии (см., например, работы Е.Н. Кабановой-Меллер, И.С. Якиманской и др. [181; 182]), инженерной психологии и психологии труда [138; 139; 198а].
Вместе с тем и сегодня можно говорить о противоречии между актуальностью изучения вторичных образов и состоянием освоения проблемы. Несмотря на растущее внимание к образной проблематике самых разных областей психологии и смежных наук, приходится констатировать отставание в изучении образной сферы человека по сравнению с другими психическими процессами.2 Современное научное знание природы и функционирования вторичных образов характеризуется терминологической неоднозначностью, неполнотой, «размытостью»3. Это, в частности, подтверждается обилием концептуальных парадигм и подходов. Вторичные образы получали самое различное свое толкование: они были и «теоретическим объяснительным принципом» (когнитивизм), и «эпифеноменальными конструк циями сознания» (интроспекционизм), их даже вообще не признавали в качестве психической реальности (бихевиоризм). Конкретные знания о том или ином классе вторичных образов обособлены, аспекты анализа слабо соотнесены. Можно, например, отметить существование многочисленных «малых теорий» вторичных образов [407, ch. 2], остающихся, малосопоставимыми друг с другом, схематичными, слабо адекватными описанию реальных переживаний и поведения человека4.
Достаточно взять, в частности, проблему дефиниций образных явлений: происходит невольное перенесение значений терминов, путаница соподчиненности понятий, проекция исследователями собственного интуитивного понимания. Неоднозначность определений хорошо видна на примере термина «представление», под которым, с одной стороны, понимаются вторичные чувственные образы предметов, событий, ситуаций вне сенсорного воздействия соответствующего стимула, однако при наличии его действия в прошлом [6; 56; 197]. Не случайно в учебниках психологии рассмотрение «представлений» обычно включено в раздел «Память». С другой стороны, данный термин используется как более общее понятие для обозначения конкретного уровня психического отражения – уровня представлений [197], который охватывает и образы воображения. Термин «представление» обозначает и процесс репрезентации, оперирования образом (в этой связи оправдано введение Б.Ф. Ломовым термина «представливание»), и его результат. При этом «представление» становится синонимом «картинки перед мысленным взором»), образов памяти и образов-воображения/фантазии. «Представление» может трактоваться [42] и как совокупность правил, посредством которых человек запечатлевает свои «встречи» с миром и т.д. Терминами «представление», «образ» широко пользуются философия, логика, эстетика, искусствоведение. Здравый смысл, порой не видящий различий между «представлениями» и «понятиями» (Выготский) добавляет путаницы.
Терминологическая нечеткость обязана происхождению термина «образ» во многих языках. В русском языке это слова «образ», «воображение», «отображение», «изображение». Этимологически корни слова «image» (англ.), «imagen» (исп.) и т.п. восходят к латинскому «imago», корневая метафора которого указывает на имитацию (imitari) в процессе копирования оригинала (первоначально при изготовлении скульптурной копии). «Образ» по Далю, означает модель, вещь, по размеру и подобию которой другие вещи должны изготовляться.
Терминологические проблемы во многом определяются влиянием теоретической позиции исследователя. Для психоаналитика, например, «образ» дуалистичен (осознаваемые и неосознаваемые образы). За любовью к операциональным определениям, за «строгой объективностью», за нежеланием определять вторичный образ в терминах субъективного опыта обычно скрывается бихевиористская ориентация. Для «когнитивистов», для которых переживание образа не является определяющей его чертой, характерно определять «образ» как способ кодирования и переработки информации [221; 412; 440]. Когда объект отражен без осознания, характерно использование термина «репрезентация». Дефиниция зависит и от исповедуемой теории восприятия. Концепция Найсера, например,– образец «некартиночной» теории, в которой «образ», как и «перцепт», является некой «схемой», «пространственным планом» [221]. Терминологические проблемы усиливаются несовпадением субъективного опыта самого исследователя с его теоретической трактовкой вторичного образа. Так, по мнению Арнхейма, «вюрсбуржцы» могли не отмечать образов мышления вследствие несовпадения опыта испытуемого с размытым понятием образа [148, ч. 1]. Отрицание же образов бихевиористами вполне может быть связано с тем, что кто-то из «отцов» данного направления просто не помнил своих снов. С другой стороны, приверженность Титчинера к интроспекционизму может быть объяснена тем фактом, что он был эйдетиком. Запутывает также и то, что термин «образ» употребляется при описании таких сложных психических явлений, как сны, грезы, галлюцинации, образы измененных состояний сознания и т.п., где чрезвычайно важны факторы ситуации и состояния сознания. Так, в процессе литературного творчества в психотическом состоянии автор может как бы видеть воочию своих персонажей. Сновидения и галлюцинаторноподобные образы, в свою очередь, могут попасть под широкое определение воображения как перекомбинирования опыта субъекта.
Итак, «богатство» существующих дефиниций отражает многоаспектность образной проблематики, но не охватывает ее (даже на уровне фактологии). Основными причинами терминологической неоднозначности являются: а) различия в теоретической позиции исследователя, б) использование близких по смыслу терминов в различных значениях (что связано, в частности, с трудностями перевода терминологии с одного языка на другой), в) перенесение значения термина с одного круга образных явлений на другой. Следует различать теоретические термины, включенные в логическое описание психического, и эмпирические термины, предназначенные для описания непосредственно наблюдаемой реальности [4, c. 18]. В психологии, подчеркивает В.М. Аллахвердов, нет ясных и общепринятых определений терминов. Но поскольку отказаться от существующих терминов нельзя (в них отражается уникальный опыт самосознания человечества), то предлагается использовать привычную терминологию как сложившуюся классификацию накопленного опыта психической жизни. Иными словами, термины следует рассматривать как предназначенные для удобного описания феноменов и соответствующих им эмпирических процедур, т.е. как понятия операциональные, а не теоретические [4, c. 22–24]. Использование терминологии в данной книге соответствует этой идее. Вводимое представление об образной сфере личности способствует установлению терминологического порядка.
Необходимыми предпосылками теоретического осмысления вторичных образов является усиление системных взглядов, в частности, сведение воедино разных отношений: например, образа к объекту (проблема адекватности отражения), образа к самому субъекту (проблема понимания человеком феноменологии своего внутреннего мира), образа к субстрату и условиям, порождающим и детерминирующим образный опыт. Системное рассмотрение образной сферы человека предполагает изучение: 1) характеристик вторичных образов различного класса; 2) полифункциональности образной сферы; 3) структуры образной сферы как целого, раскрываемой совокупностью основных классов вторичных образов, способами их группировки и упорядочивания, характером взаимосвязи (координация и субординация) соответствующих «образов-элементов»5; 4) процессов, протекающих в образной сфере (особенности переработки информации на уровне конкретных классов вторичных образов), и состояний, в которых она может находиться (здесь необходимо выделять активные и пассивные, осознаваемые и неосознаваемые компоненты); 5) активности-реактивности образной сферы по отношению к другим системам психики и внешним воздействиям; 6) развития образной сферы и динамики формирования вторичных образов в онто- и культурофилогенезе; 7) взаимодействие образной сферы с окружающей средой, особенно информационной.
Б.Ф. Ломов, как известно, выделял 6 принципов описания психических явлений: 1) многоплановость рассмотрения психических явлений6; 2) многомерность психических явлений; необходимость рассматривать их в разных системах координат; 3) Система психических явлений должна исследоваться как многоуровневая; каждая из подсистем психики (когнитивная, регулятивная, коммуникативная) имеет вертикальную структуру, например, когнитивная система включает сенсорно-перцептивный, представленческий и речемыслительный уровни; 4) необходимость учета разнопорядковых качеств; 5) выделение системы детерминант, определяющих многоплановость, многомерность и многоуровневость психического; 6) изучение психических явлений в их динамике и развитии [30, с. 34–37].
В исследовании образной сферы человека необходимо учитывать, что возникновение и существование психических явлений определяется самыми различными обстоятельствами, или детерминантами, которые могут выполнять функции причины, следствия, внешних и внутренних факторов, предпосылок и опосредствующих звеньев (Б.Ф. Ломов). Хотя каждая из детерминант имеет «зону влияния» и «вес», они тесно взаимосвязаны, образуя единое целое [29, с. 45]. С системных позиций образное явление внутреннего мира полиморфно, многоуровнево и многопланово, протекает в различных степенях активности-реактивности субъекта (эти положения показаны в работах В.А. Барабанщикова применительно к перцептивному уровню).
Как уже говорилось во введении, вторичные образы в широком понимании могут быть определены как образы предметов и явлений, имеющие свое бытие в субъективном мире человека в отсутствие непосредственно воздействующего на них стимула-прообраза. «Уровень представлений фиксирует движение вторичных образов, не требующих непосредственного воздействия действительности на органы чувств» [30, с. 49]. Иными словами, вторичный образ по своему содержанию не связан с непосредственным воздействием на человека окружающей среды. Термин, следовательно, выступает как обобщающий для всех переживаемых в различных состояниях сознания образных явлений, «вторичных» в указанном выше смысле по отношению к перцептивным образам. Именно на этом основании анализ составляющих образной сферы человека абстрагируется от перцептов, перцептивных иллюзий и др. К образным феноменам, категоризуемым явным взаимодействием с перцепцией могут быть отнесены «образ тела», «deja vu»-опыт, «оперативные пространственные представления» (Д.А. Ошанин). Подчеркнем, что абстрагирование от перцептов является условным, учитывающим возможность присутствия стимула-прообраза во вторичном образе (нечто может присутствовать в ситуации и косвенно влиять на внутренний образный опыт). Понятно, что чем дальше содержание последнего от характеристик непосредственно воздействующей реальности, тем абстрагирование более допустимо. Заметим, что введенное абстрагирование в принципе соотносится с подходом Холта [148; 395, ch.1]. Под «образом» он понимает субъективный феномен, возникающий при различных сочетаниях внешней и внутренней стимуляции: при доминировании первой употребляется термин «перцепт», при доминировании второй – «образ».
К основным составляющим образной сферы человека относятся многоликие репродуктивные образы памяти (долговременной, кратковременной и оперативной), обобщенные образы-представления о тех или иных предметах и явлениях окружающего мира, образы воображения, фантазии, сновидения, различные классы образов измененных состояний сознания. Во всех этих случаях речь идет об образах, переживаемых человеком при отсутствии воздействия предметов, явлений, ситуаций в качестве физического стимула. Напомним, что в когнитивной психологии зрительный мысленный образ – это «паттерн активации» в «зрительном буфере», не вызванный непосредственным сенсорным входом (Косслин).
В отечественной психологии психические процессы рассматриваются как разные формы и уровни динамической многоуровневой системы субъективного отражения действительности: ощущения – восприятие – представления – мышление [6; 197]. Б.Г. Ананьев, Б. Ф. Ломов, Б.М. Теплов и др. исследователи выделяли три уровня психического отражения: сенсорно-перцептивный, «представленческий» (воображение, эйдетическая память, образное мышление) и речемыслительный. Каждый из уровней обеспечивает определенную «глубину» и «объем» отражения действительности, а также соответствующие регуляторные возможности субъекта. Уровень представлений выделяется как самостоятельный, имеющий многообразие «форм образности» (как минимум, это образы представления и образы воображения). Изучение данного уровня психического отражения-регулирования является узловой проблемой психологии, поскольку вторичные образы показывают своеобразие перехода от восприятия к высшим психическим функциям [7; 42, т. 1, с. 279]7 (напомним, что еще Аристотель интересовался ролью образов в выработке идей). Каждый из выделяемых исследователями (Б.Г. Ананьев, Б.Ф. Ломов и др.) основных уровней психического отражения – сенсорно-перцептивный, «представленческий» (в виде образов памяти, воображения, образного мышления) и речемыслительный – обеспечивает определенную «глубину» и «объем» отражения действительности, а также соответствующие регуляторные возможности человека.
Для формирования системных воззрений на образную сферу человека можно использовать и идеи многоуровневости исследования психического образа [29; 30]. На высшем уровне образ рассматривается в рамках системы «человек – общество». Это социально‐психологический и личностный планы анализа, где предметом исследования становятся коллективные представления и связанные с ними психические реалии. На следующем уровне образ исследуется в процессах деятельности и общения людей. Соответственно изучаются закономерности формирования образа и его основные функции: когнитивная, регулятивная, коммуникативная. Далее идет наиболее полно проработанный уровень изучения отдельных процессов познавательной сферы человека, на котором изучаются сенсорные основы образа, его свойства и законы развития, способы хранения, преобразования и использования эталонов памяти и др. 8 На нижнем уровне изучаются нейрофизиологические основы психического отражения.
Итак, сформированный в единстве восприятия, мышления и речи вторичный образ является прогрессивной, качественно новой ступенью познания, формой более обобщенного, но вместе с тем чувственного отражения реальности (это положение было развито в работах Б.Г. Ананьева [6, с. 261]). Его следует рассматривать не как «тень ощущений», «ослабленный вариант восприятия» (что характерно для традиционной точки зрения, подчеркивающей бледность, фрагментарность и неустойчивость образов-представлений), а как прогрессивную ступень чувственного познания, связанного с формированием обобщенного образа предметов и явлений, несмотря на неизбежную при переходе от восприятия к представлению редукцию сенсорных характеристик отображаемого объекта [197]. «Потери» возмещаются через различные проявления абстракции, через изменения в пространственно-временной структуре вторичного образа, связанные с существенным расширением отображаемого пространственного поля, возможностью представлять «спину» вещей [51, ч.1].
Согласно Б.Ф. Ломову, центральная для психологии категория «отражения» фиксирует два момента. Во-первых, включенность психики во всеобщую взаимосвязь процессов и явлений материального мира, и, во-вторых, тот факт, что источником содержания психического является окружающая человека действительность, обстоятельства его жизни и деятельности. «Ощущения, восприятия, представления выступают как образы, в которых отражаются окружающий человека мир и он сам. Задача психологии и состоит в том, чтобы раскрыть закономерности порождения, развития, функционирования и преобразования субъективного образа действительности, включенной в круг объективных связей и отношений человека» [29, с. 44].
Уникальность положения вторичных образов в системе психики определяет главную особенность уровня представлений – единство и взаимопроникновение чувственного (конкретность) и понятийного (абстрактность). «Именно взаимопроникновение наглядной внутренней «картинности» и словесного образа составляет структуру образа-представления. Разумеется, такое определение представлений относится только к психологии человека и содержит в себе возможность и необходимость исторического анализа представлений, возможность понимания через общественную историю словарного состава языка истории внутренней наглядности образа» [8, с. 285]. Б.Г. Ананьев подчеркивает важность того, что «выделение и расчленение чувственного отражения, хотя и осуществляется различно в современной философской литературе, тем не менее является стремлением понять своеобразие структуры чувственного отражения как соотношения определенных форм, а вместе с тем моментов процесса чувственного отражения. Обращает на себя внимание, что выделяемые формы трактуются не только как моменты единого развивающегося процесса, но и как уровни, от самого элементарного (ощущения) до самого сложного (представления), являющегося известного рода обобщением чувственных знаний об объективной действительности» [6, c.22]
О проекте
О подписке