Закончив вечерний обход, доктор Элим Кибет вернулся в кабинет, снял застиранный белый халат и сел писать сообщение в Министерство здравоохранения Кении.
Получателю сего.
Наше положение ухудшилось. Я вновь призываю вас как можно быстрее прислать помощь.
Американец, прибывший утром с симптомами пока еще не установленной геморроидальной лихорадки, умер. У нас нет нужного оборудования, чтобы произвести вскрытие или обработать останки. Я попросту опечатал помещение и запретил в него заходить.
Смерть больного сильно огорчила его спутника. Что более тревожно – у этого молодого человека, чье имя Лукас Тернер, поднимается температура. Она достигла 38°. Боюсь, она будет расти и дальше, и вскоре проявятся симптомы, похожие на те, что были обнаружены у его покойного товарища.
Я веду подробное описание наблюдений и проинструктировал персонал каждый час делать по одному фотоснимку. Честно говоря, ведение документации о заболевании – все, что я сейчас в состоянии делать. Я также потратил немало времени, чтобы зафиксировать подробности путешествия двух американцев, в том числе мест, которые они посетили, и лиц, с которыми они общались. К тому же я расспросил Лукаса о том, как проявлялись симптомы у его друга. Надеюсь, это поможет эпидемиологам, расследующим данную вспышку. Я вышлю записи, как только у меня появится свободное время.
Пациент-англичанин, которого привезли из аэропорта, по-прежнему в критическом состоянии. Вряд ли он доживет до утра.
Вдобавок мы столкнулись с новым кризисом – нехваткой персонала. Придя сегодня утром, я обнаружил, что на работу не вышло больше половины сотрудников. Как я уже упоминал, у нас нет снаряжения, чтобы ухаживать за такими пациентами. Я велел медсестрам надевать защитные халаты, бахилы, маски, очки и две пары перчаток, но боюсь, что этих мер недостаточно. К тому же запасы средств личной защиты скоро закончатся.
Прошу вас еще раз…
– Доктор Кибет! – крикнул медбрат за дверями кабинета.
Через несколько секунд дверь распахнулась. Медработник стоял, согнувшись пополам, уперев руки в колени и тяжело дыша.
– Прибыли новые зараженные, – с трудом выговорил он.
Элим схватил халат, и они вдвоем побежали в приемный покой. На пороге Элим остановился как вкопанный, не веря своим глазам.
Десять человек, сплошь местные жители, очень больные. Одежда покрыта пятнами пота и рвоты. На него смотрели налитые кровью глаза с пожелтевшими белками.
Медбрат вынул градусник изо рта ближайшего пациента и повернулся к Элиму:
– Сорок градусов!
Эпидемия перекинулась на местные села. Элим с ужасом понял, что не сможет им помочь.
Когда борт набрал высоту, Пейтон вытянулась на нескольких креслах сразу, пристегнулась ремнями и заснула.
Накануне ночью удалось поспать только четыре часа, весь последующий день прошел в суматохе. И все же она включила будильник всего на полчаса Очередная задача требовала свежих, не пытающихся отключиться мозгов.
Самым, пожалуй, ценным ее навыком, приобретенным за годы работы в ЦКПЗ, было умение быстро засыпать где угодно. Эпидемиолог оттачивала его годами. Главный враг сна – мысли. Когда Пейтон вступала в схватку с эпидемией, ее ум не останавливался ни на минуту, мысли лезли в голову одна за другой. На втором году командировок она освоила метод засыпания, которым всегда с тех пор пользовалась. Когда наступало время отдыха, она закрывала глаза, приказывала уму не думать и сосредоточивала внимание на дыхании. При этом втягивала воздух животом, а не грудью, на каждом выдохе переводила внимание на кончик носа, обдувая его свободно и равномерно выпускаемым воздухом, и вела счет вдохов-выдохов. Ей редко приходилось считать дальше сорока.
Когда в кармане зазвенел сигнал будильника, женщина поднялась и сделала несколько легких упражнений.
У Пейтон была возможность лететь самолетом скорой помощи, а не военным транспортником. Она променяла комфорт на возможность остаться со своей командой. Работа не прекращалась даже в полете. Пейтон настояла, чтобы свободные места на медицинском самолете заняли три работника ЦКПЗ старшего возраста. Им предстояло действовать в Найроби на вспомогательных ролях; все трое лично явились поблагодарить за предоставленные удобства.
Эллиот тоже решил лететь самолетом ВВС. Внутри имелся большой грузовой отсек и отдельная зона для пассажиров, где двенадцать рядов кресел располагались по центру и еще два – по бокам. Перед рядами кресел находился большой простенок с лекционной доской и двумя узкими проходами по обеим сторонам.
Доску скорее всего использовали для инструктажа личного состава боевых подразделений и постановки боевых задач. От Пейтон требовалось практически то же самое. Случайный наблюдатель действительно мог бы спутать ее отряд с группой «морских котиков», готовящихся к забросу в тыл врага.
В салоне сидели люди, одетые в форму цвета хаки, похожую на ту, что носят в ВМС США, вплоть до знаков различия. Однако ее подчиненные не являлись флотскими офицерами. Они состояли в другом виде вооруженных сил, причем не менее важном.
Пейтон, будучи сотрудницей ЦКПЗ, одновременно являлась офицером Военно-медицинской службы США. В корпус военных медиков – один из семи видов вооруженных сил – входили лучшие профессионалы от медицины (шесть остальных видов ВС включали в себя сухопутные войска, ВМС, ВВС, морскую пехоту, береговую охрану, а также офицерский корпус Национальной администрации по океану и атмосфере). В военно-медицинском корпусе Службы здравоохранения США состояли более шести тысяч человек. Они носили похожую на военно-морскую форму – синюю выходную, белую летнюю, полевую цвета хаки. Офицерские звания в корпусе были такие же, как в ВМС и береговой охране: от лейтенанта до адмирала.
Офицеры-медики служили в Агентстве охраны окружающей среды, Управлении по контролю качества пищевых продуктов и медикаментов, Министерстве обороны, Национальном институте здоровья, Министерстве сельского хозяйства, береговой охране, ЦКПЗ и многих других организациях. Они нередко первыми откликались на катастрофы внутри страны и спешили на ликвидацию последствий ураганов, землетрясений и эпидемий. В 2001 году, после атаки террористов 11 сентября, офицеры военно-медицинской службы работали в Нью-Йорке. В 2005 году, после ураганов «Катрина», «Рита» и «Вильма», более двух тысяч офицеров военно-медицинской службы разворачивали полевые госпитали и ухаживали за жертвами.
В ЦКПЗ на постоянной основе работали восемьсот сотрудников, одновременно являвшиеся офицерами военно-медицинской службы. Посетители нередко путали их с офицерами ВМС.
Пейтон имела воинское звание капитана второго ранга, Эллиот – контр-адмирала. Из 160 интернов ССЭД 102 состояли на военной службе в качестве офицеров военно-медицинского корпуса.
Корпус был неплохо представлен и в самолете: из 63 присутствующих 51 были офицерами. Подобно Пейтон, они облачились в служебную форму цвета хаки со значком вида Вооруженных Сил в левой петлице и знаком различия – в правой.
Пейтон собрала волосы в хвостик, разгладила помятую форму и подошла к лекционной доске.
На нее внимательно смотрели шестьдесят три пары глаз, в которых светились нервозность и возбуждение, но прежде всего – доверие, абсолютная вера в ее способность провести их через предстоящее испытание целыми и невредимыми и передать необходимые навыки. Пейтон остро чувствовала этот груз доверия и ответственности. Хотя ее профессией была эпидемиология, она прежде всего считала себя наставницей. В качестве инструктора ССЭД она готовила подопечных ко всякого рода испытаниям, с которыми те могли столкнуться после окончания интернатуры. Перед ней сидело будущее поколение руководителей службы здравоохранения. Когда-нибудь один из них, возможно, займет ее место и возглавит очередную экспедицию ЦКПЗ, департамент здравоохранения штата или города либо будет выполнять жизненно важные исследования в Национальном институте здоровья.
Пейтон дорожила своей ролью – во-первых, из-за ее важности, во-вторых, потому что в профессиональной жизни ей самой везло на хороших, неравнодушных учителей. Пятнадцать лет назад она сидела среди таких же начинающих медиков. Ее лицо сливалось с морем других лиц, а Эллиот выступал перед ними, произнося похожие слова. Она помнила, как нервничала в первой командировке. Даже сейчас ощущался налет той нервозности. Иногда к ней примешивался азарт от предстоящей экспедиции, сопоставления всех за и против, охоты за источником заболевания, жажды найти его прежде, чем грянет катастрофа. Она жила ради таких дней, как этот. В разгар кризиса Пейтон чувствовала себя естественнее, чем во время рутинной работы в Атланте.
Полет был длинный, разница во времени между Кенией и Атлантой составляла восемь часов, поэтому Пейтон решила разбить инструктаж на две части. Первая должна содержать основы – вещи, которые бывалые работники ЦКПЗ знали наизусть. Многие интерны ССЭД их тоже знали, но напомнить никогда не мешало; кроме того, так было легче установить контакт с аудиторией. Для многих офицеров эта командировка за пределы США была первой, они, разумеется, нервничали. Повторение уже известного придаст людям уверенности в себе.
Пейтон взяла с подставки синий фломастер.
– Итак, начнем. В Найроби мы разделяемся на две группы. Одиннадцать человек будут осуществлять поддержку операции на месте, остальные поедут со мной в Мандеру и – если понадобится – в близлежащие районы. Однако все должны назубок знать правила пользования средствами индивидуальной защиты в командировках. Я сейчас обрисую обстановку в целом. Конкретные задачи поставлю ближе к моменту прибытия.
Пейтон быстро объяснила, как пользоваться накидками, комбинезонами, капюшонами, очками, бахилами, перчатками и прочей защитой от заразных субстанций.
– Не исключено, что все вы так или иначе окажетесь в зоне досягаемости патогена. Оставшийся в Найроби персонал, возможно, будет привлечен в зараженную зону на усиление. Во-первых, запомните: в костюмах будет жарко. Кения – тропическая страна. От Найроби до экватора всего восемьдесят восемь миль. Хотя сейчас там зима, на полуденном кенийском солнце вы вспотеете прежде, чем успеете надеть костюм, а потом вспотеете еще больше.
О проекте
О подписке