Стоп, стоп! Как же оставшиеся в живых тысяча триста человек могли унести такое количество убитых, да еще и оружие? И могут ли они после таких потерь представлять угрозу нашим силам? Наивные вопросы штатского человека, с доверием относящегося к победным сводкам военного командования. Не могли оставшиеся в живых мятежники унести такое число убитых, поскольку убитых практически не было. Ахмад Шах заблаговременно получил информацию о готовящемся наступлении от своих агентов в Министерстве обороны Афганистана, вывел из-под удара не только боевые подразделения, но и всех панджширских жителей. Били наша артиллерия, наша авиация, наши танки по пустым склонам гор, брошенным кишлакам, безлюдным дорогам, взламывали оборону несуществующего противника. Высаживались десантные группы, окружавшие себя морем огня и свинца, а противника уже не было. И шла темная молва из армии, что мы понесли крупные потери, сбросив десант на отвесные скалистые склоны, в непроходимое ущелье. В то время как статистика наших боевых и небоевых потерь имела столь же малое отношение к действительности, как и цифры потерь противника. Случайно выяснилась методика подсчета убитых на той стороне. Как же их считают, если противник уносит трупы? Очень, оказывается, просто. Берется общая сумма израсходованных в бою боеприпасов и делится на установленный раз и навсегда коэффициент. Именно таким образом подсчитывалось, что ежегодно с 1982 по 1986 гг. противник терял тридцать тысяч человек из общей группировки в сорок пять тысяч человек.

Маршал, разумеется, хорошо знал цену коэффициентам, цифрам потерь, цену «Золотым Звездам» за Панджширскую операцию, поэтому и был задумчив.

…Совещание в Рухе завершилось на победной ноте… А сейчас дело сделали, совещание провели, летим над изумрудно-зеленой долиной, над голубой речкой в Кабул, домой, в королевский дворец маршала, где ожидает всех участников заслуженный обед.

Тесновато за столом, сервировка скромная, походная, еда обильная, но еще обильнее выпивка – добротное шотландское виски и русская водка. Во главе стола маршал Соколов… Разливает спиртное генерал-полковник Ш. (погиб в авиакатастрофе), льет солидно по полстакана. Маршал поглядывает и одобрительно кивает…»^[9].

Из донесения маршала С. Л. Соколова министру обороны СССР Д. Ф. Устинову об итогах операции в Панджширском ущелье:

«Войска 40-й армии и вооруженных сил ДРА наступлением 108-й и 201-й мотострелковых дивизий, 191-го мотострелкового полка, 8-й и 20-й пехотных дивизий с фронта и высаженного в районе Дуав, Чану, Раштак воздушного десанта (103-я воздушно-десантная дивизия, 444-й полк, и 37-я бригада «коммандос») с тыла и ударами авиации нанесли поражение обороняющимся и отходящим отрядам противника и овладели ущельем Панджшир до рубежа городов Чинди, Мата, горы Кинджав.

Боевыми действиями 66-й отдельной мотострелковой бригады, 201-й мотострелковой дивизии, 11-й и 20-й пехотных дивизий в районе перевала Саланг, ударами авиации и артиллерии были нанесены значительные потери отрядам мятежников, отошедшим из Панджшира и действовавшим на автомагистрали и зеленой зоне Чарикара, чем была снята напряженность на участке Чаугани-Чарикар, основной коммуникации.

В последующем, продолжая боевые действия по осмотру высот и ущелий в Панджшире, последовательной высадкой десантов (103-я воздушно-десантная дивизия, десантно-штурмовой батальон 70-й отдельной мотострелковой бригады, 37-я бригада и 444-й полк «коммандос») в ущельях Андарак, Хост-о-Ференг, с одновременным наступлением 201-й мотострелковой и 20-й пехотной дивизий из Чаугани в направлении Бану, нанесено поражение отошедшим из Панджшира и местным отрядам мятежников.

В результате боевых действий в период с 19.04 по 5.05.1984 г. уничтожено 2800 человек и взято в плен сто тридцать мятежников, захвачено сорок различных складов, четыреста тонн продовольствия и других материальных средств.

Учитывая военно-политическую значимость Панджшира для контрреволюционного движения, противник не смирится с понесенным поражением, и следует ожидать, что он будет стремиться восстановить положение действиями сохранившихся сил совместно с отрядами, направляемыми из других провинций.

Одновременно с целью отвлечения советских войск из Панджшира возможна активизация диверсионных действий на дорогах и в провинциях, прилегающих к району боевых действий, а также нападений на советские и афганские гарнизоны и части.

В связи с этим предусматривается продолжение боевых действий до 15.05 в ущелье Панджшир с целью тщательного осмотра местности, отыскания складов, тайников и уничтожения укрывающихся и подходящих отрядов и групп противника, а также закрепления положения в центральной части ущелья силами афганских войск, царандоя, местных органов власти и нескольких подразделений советских войск.

В связи с отходом определенного количества отрядов из Панджшира в зеленую зону Чарикара предусмотреть проведение боевых действий по их уничтожению»^[10].

В. А. Кирпиченко, генерал-лейтенант, первый заместитель начальника внешней разведки КГБ:

«В руководстве ПГУ четыре человека с утра до вечера занимались афганскими делами – сам начальник В. А. Крючков, я, заместитель начальника разведки по этому району Яков Прокофьевич Медяник и заместитель начальника разведки – начальник Управления «С» Юрий Иванович Дроздов.

Я курировал, в частности, работу представительства КГБ, участвовал в многочисленных совещаниях по Афганистану и в КГБ, и за его пределами, и очень много времени уделял беседам с нашими сотрудниками, побывавшими в стране. В этих беседах решались различные текущие дела, но я, помимо этого, хотел понять перспективу развития событий. К сожалению, в своем подавляющем большинстве эти доклады были неутешительными. По-прежнему режим удерживал свои позиции только в Кабуле, а на периферии власть переходила из рук в руки, и нигде не было и намека на стабилизацию режима и поддержку его населением…

Десятилетняя война в Афганистане разлагала нашу армию. Военные действия в чужой стране с малопонятными целями вызывали ненужную жестокость в обращении с населением, которое не без основания рассматривалось в качестве пособников моджахедов-душманов. Грабежи и насилия стали обычным, повседневным явлением…

Генералитет же систематически получал высокие звания и награды. Стало правилом, что генерал, выехавший на полгода в Афганистан, получал очередное генеральское звание, а нередко и Золотую Звезду Героя»^[11].

Из воспоминаний «афганца» А.Г.:

«Далеко не все и из тех, кто был в Афганистане, имеют право сказать, что они были там. Все военные делились на три категории. Первая – действующий состав. Вот они на самом деле пороху нанюхались. Вторая – советники (за исключением, конечно, при командирах афганских полков). Эти «на войну» с женами приезжали. Третья – «к сапогу пристегнутые» – к генеральскому. А теперь все они – «афганцы». Одни на этой войне каждые сутки считали, а то и часы, как вот я, до отправки домой. А другие – рапорты писали, просили срок продлить. А что? Месяц за три идет…»^[12]

Из выступления маршала С. Ф. Ахромеева на заседании Политбюро ЦК КПСС осенью 1986 г. при обсуждении вопроса «О дальнейших мероприятиях по Афганистану»:

«Военным действиям в Афганистане скоро семь лет. В этой стране нет ни одного кусочка земли, который бы не занимал советский солдат. Тем не менее, большая часть территории находится в руках у мятежников. Правительство Афганистана располагает значительной военной силой: 160 тысяч человек – в армии, 115 тысяч – в царандое и 20 тысяч – в органах госбезопасности. Нет ни одной военной задачи, которая ставилась бы, но не решалась, а результата нет. Мы проиграли войну за афганский народ. Правительство поддерживает меньшинство народа… в этих условиях война будет продолжаться долго»^[13].

* * *

Таким предстает «афган» в устах его участников, от рядового до маршала. У каждого свой «афган», свои суждения о нем, свои оценки.

Что же касается другого, одного на всех «афгана», запечатленного в анналах нашей отечественной истерии, то здесь совсем иные измерения:

– 14 453 рядовых и командиров Советской армии сложили свои головы на чужой афганской земле;

– 469 685 – были ранены, контужены или перенесли тяжелые заболевания. Многие стали инвалидами на всю оставшуюся жизнь;

– 417 солдат и офицеров попали в плен и только 119 из них удалось освободить, причем на родину вернулись лишь 97^[14].

А где и кем учтены сведения о том, у скольких тысяч «афганцев» по возвращении домой жизнь пошла наперекосяк, скольким пришлось пройти психологическую реабилитацию, сколько жен и детей лишились кормильцев, сколько семей распалось все из-за того же «афгана»?!

26 июня 1991 г. «Комсомольская правда» опубликовала под многоговорящим заголовком «Невозвращенец с последней войны» очерк – крик души матери, у которой, по ее словам, Афганистан отнял сына. Ниже приведены отрывки из этого очерка:

«…Я сама отправила его в армию, у него же была отсрочка. Я хотела, чтобы он стал мужественным. Уверяла, что армия сделает его лучше, сильнее. Я отправила его в Афганистан с гитарой. Сделала на прощанье сладкий стол. Он друзей своих позвал, девочек. Помню, десять тортов купила.

…Сейчас не знаю, какой он, мой сын? Какого я его получу через пятнадцать лет? Ему пятнадцать лет дали. Каким я его сделала? Он увлекался бальными танцами. Мы с ним в Ленинград в Эрмитаж ездили. Это Афганистан отнял у меня сына.

…Расскажи мне про Афганистан, – попросила однажды.

– Молчи, мамка!

Когда его не было дома, я перечитывала афганские письма, хотела докопаться, понять, что с ним. Ничего особенного в них не находила, писал, что скучает по зеленей траве, просил бабушку сфотографировать на снегу и прислать ему снимок.

…Только один раз он заговорил об Афганистане… Под вечер. Заходит на кухню, я кролика готовлю. Миска в крови. Он пальцами эту кровь промокнул и смотрит на нее. И сам себе говорит:

– Привозят друга с перебитым животом. Он просит, чтобы я его пристрелил. И я его пристрелил.

Пальцы в крови. От кроличьего мяса. Оно свежее… Он этими пальцами хватает сигарету и уходит на балкон. Больше со мной в этот вечер ни слова.

Пошла к врачам. Верните мне сына! Спасите! Все рассказала. Проверяли они его, смотрели. Кроме радикулита, ничего не нашли.

Прихожу раз домой: за столом – четверо незнакомых ребят.

– Мамка, они из «афгана». Я на вокзале их нашел. Им ночевать негде.

– Я вам сладкий пирог сейчас испеку, – обрадовалась я.

Они жили у нас неделю. Не считала, но ящика три водки выпили… Я не хотела слушать их разговоры, пугалась. Нечаянно подслушала. Они говорили, что когда сидели в засаде по две недели, им давали стимуляторы, чтобы были смелее. Но это все в тайне хранится. Как убивали ножом. Каким оружием лучше убивать. С какого расстояния… Ой, – говорила я себе, – они все какие-то сумасшедшие, все ненормальные.

…Он уже поступил на подготовительный факультет в радиотехнический институт. Хорошее сочинение написал. Счастливый был, что все хорошо. Я даже начала думать, что успокаивается. Пойдет учиться, женится. Когда они уехали, к нему опять все вернулось. Сидит и весь вечер в стенку смотрит.

…Шло следствие. Оно шло несколько месяцев. Он молчал. Я поехала в Москву, в военный госпиталь Бурденко. Нашла там ребят, которые служили в спецназе, как и он. Открылась им.

– Ребята, за что мой сын мог убить человека?

– Значит, было за что.

Я должна была сама убедиться, что он мог это сделать. Убить. Долго их выспрашивала и поняла: мог. Разговор о смерти, убийстве не вызывал у них особенных чувств, таких чувств, какие она обычно вызывает у нормального человека, не увидевшего кровь. Они говорили об Афганистане, как о работе, где надо убивать.

…На суде только адвокат сказала, что мы судим больного. На скамье подсудимых – не преступник, а больной. Его надо лечить. Но тогда, это семь лет назад, тогда правды об Афганистане еще не было… Их всех называли героями. Воинами-интернационалистами. А мой сын убийца. Потому что он сделал здесь то, что они делали там.

Он убил человека моим кухонным топориком. А утром принес и положил его в шкафчик.

«…Я его мертвого ненавижу». Это он мне недавно написал. Уже пять лет прошло. Что там произошло? Молчит. Знаю только, что тот парень, звали его Юра, хвастался, что заработал в Афганистане много чеков. А после выяснилось, что служил он в Эфиопии, прапорщик. Про Афганистан врал…

Я завидую матери, у которой сын вернулся без обеих ног. Пусть он ненавидит всех… Пусть бросается на нее, как зверь. Пусть она покупает ему проституток, чтобы он успокоился. Пусть он хочет ее убить за то, что она его родила. Пусть…».

* * *

Картина одного на всех «афгана» будет неполной, если не упомянуть хотя бы в двух словах о том, как он аукнулся во внутриполитической и экономической ситуации Советского Союза, а также в его международных делах.

Как отмечает В. А. Кирпиченко, решение о вводе советских войск в Афганистан игнорировало вопросы внутреннего положения в СССР.

«Самое же прискорбное, – говорится в его мемуарах, – состояло в том, что не была учтена реакция населения на гибель наших солдат в Афганистане. Смерть и увечья молодых людей во имя непонятных «стратегических интересов» с каждым днем подрывали доверие населения Советского Союза к своим руководителям». И далее: «Потери нашей армии и громадная военная и экономическая помощь, сгоравшая в «черной дыре» за Пянджем, вызывали чувство протеста и действовали угнетающе»^[15].

Не менее губительно сказался «афган» и на международных позициях Советского Союза.

«Введя войска в Афганистан и оставшись там на долгие годы, – пишет В. А. Кирпиченко, – мы дали хороший повод США для более активного вмешательства в дела этого региона и обеспечили ему надежных союзников в проведении антисоветского курса.

Высшее советское руководство не предусмотрело реакцию мусульманского мира на ввод войск. В одночасье мы потеряли в этом мире друзей и приобрели много врагов, да и «движение неприсоединения» отвернулось от нас…»^[16]

Даже верные друзья Советского Союза не одобрили «афган»…

…11 апреля 1980 г. в Гаване прошла встреча Фиделя Кастро с кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС П. Н. Демичевым. В ней участвовал тогдашний советский посол на Кубе В. И. Воротников. Вот его заметки:

«…Расселись у стола, в креслах. Фидель не сел, ходит, дымит сигарой. Разговор начал отрывистыми, короткими фразами, с долгими паузами. Потом стал набирать темп, говорил напористо, с четкими акцентами, приводя логичные доводы, которые завершал ясными, недвусмысленными оценками. Он явно хотел выговориться в адрес нашего руководства, избрав мишенью Демичева как члена этого руководства. Ловя паузы, Петр Нилович пытался было вставить слово, но Фидель, как бы не замечая этого, продолжал говорить. Я молчал, прекратил свои попытки что-то сказать и Демичев. Короче, это был страстный, обличительный монолог Фиделя.

О чем шла речь? Вот ее тезисное содержание.

«…О развитии событий в Афганистане. Они оказались неожиданными для нас. Объективно говоря, общественное мнение не понимает ряда моментов этих событий. Главное – не сам ввод советских войск, а совпадение по времени смены руководства в ДРА. Вопрос: как произошло такое совпадение: ввод войск, акция советских «коммандос» в Кабуле и смена правительства Амина? Мне самому трудно поверить, что Б. Кармаль смог собрать силы против Амина! Он же был в подполье. Как он мог это сделать? За несколько дней пребывания в Кабуле это невозможно! Мы оказались в неведении относительно произошедшего в Афганистане, одной из ведущих стран движения Неприсоединения. Повторяю, что не ставлю под сомнение сам факт ввода, что смена была необходима, но… вы знаете, как складывается сейчас общественное мнение! Мы предложили свои добрые услуги в урегулировании обстановки в стране, являющейся членом ДН, получили вроде бы поддержку, но пока идет переписка, конкретных скоординированных действий нет.

События в Афганистане, конечно, отразились на соседней стране, ее отношении к нам. Куба постоянно живет под прессингом США. Собираются проводить маневры, усиливается агрессивный тон».

Никогда до этого и после я не видел кубинского лидера таким возбужденным в общении с советскими представителями. Собственно, по существу он не говорил ничего нового, но по форме поведение Фиделя было необычным. Чувствовалось, он высказывает накопившееся, наболевшее… Он был взвинчен, говорил жестко, в агрессивной манере, его аргументация была четкой, лаконичной, безапелляционной.

…П. Н. Демичев поблагодарил Ф. Кастро за откровенный, хотя и нелицеприятный разговор, сказал, что по возвращении в Москву информирует о беседе Политбюро ЦК»^[17].

* * *

«Тезис о том, что ввод наших войск в Афганистан был ошибкой советского руководства, – как бы подытоживает В. Кирпиченко, – получил широкое распространение в мире, в этом никто уже как бы и не сомневается».^[18]

А затем вопрошает: «Так все-таки зачем мы влезли в Афганистан?»^[19]