- Главная
- Все подборки
- Семь книг, недооцененных российскими читателями
Семь книг, недооцененных российскими читателями
3
4.1
Сергей ЛебеденкоКритики говорят: если книга осталась незамеченной для публики, значит, не так уж она и стоила ее внимания. Однако неуспех книги бывает случаен: неудачный сезон, плохое время выхода, неправильное позиционирование, неудачно подобранная обложка… С западными бестселлерами, как ни удивительно, это тоже частенько бывает.
Литературный обозреватель, автор канала «Книги жарь» Сергей Лебеденко по нашей просьбе составил список из семи книг, в свое время наделавших много шума на англоязычном рынке, но до некоторой поры неизвестных у нас.
Стивенз – классик ирландского модернизма, до недавнего времени незаслуженно забытый в России. Литературная карьера Стивенза развивалась параллельно с драматическими событиями, которые меняли судьбу Ирландии в начале XX века: поэт и писатель активно участвовал в движении за независимость острова от британской короны и способствовал возрождению ирландской национальной культуры. Стивенз стал сооснователем литературного журнала Irish Review, который выпускается по сей день, и вел там авторскую колонку. Впоследствии заметки Стивенза вошли в его первый роман, «Дочь поденщицы» 1912 года.
Одновременно Стивенз активно занимался исследованием ирландского фольклора и гаэльского языка – языка ирландских кельтов. Насыщенные юмором истории, в которых современность переплетается с рассказами о феях, эльфах и лепреконах, и стали частью романа «Горшок золота», прославившего писателя.
По сюжету Философ отправляется на поиски самой прекрасной женщины на свете – Кейтилин Ну Мурраху, чтобы освободить ее от власти богов мифического племени Туата Де Дананн, правивших Ирландией. Однако по дороге полиция арестовывает Философа по обвинению в убийстве, в котором героя заподозрили лепреконы.
Кафкианский мир, острая политическая сатира с элементами мифологических сюжетов стали визитной карточкой романа – не в последнюю очередь благодаря тонкому стилю Стивенза и вниманию к деталям.
«Седая Женщина из Дун Гортина и Тощая Женщина из Иниш Маграта задали им три вопроса, на которые никто никогда не знал ответа, а Философы его нашли. Вот как заслужили они неприязнь этих двух женщин, а она ценнее дружбы ангелов. За то, что ответ был им даден, Седая Женщина и Тощая Женщина так осерчали, что вышли замуж за Философов – ради того, чтобы щипать их в постели, – но шкуры у Философов оказались толстые: Философы и не догадывались, что их щиплют. Женщинам за их ярость отплатили они таким нежным обожанием, что те лютые созданья чуть не скончались от досады, и как-то раз в упоении злобы, расцелованные мужьями, пробормотали тысячу четыреста проклятий, заключивших в себе всю их мудрость, – и выучили их Философы, и так стали еще мудрее».
В 1925 году Стивенз переехал в Лондон, в качестве приглашенного лектора совершал поездки по Великобритании и США и подружился с Джеймсом Джойсом, который в период отчаянной работы над рукописью монументальных «Поминок по Финнегану» предложил Стивензу дописать текст совместно. Однако Джойсу удалось-таки завершить роман без помощи приятеля, а Стивенз сосредоточил свое внимание на поэзии и ирландских сказках.
Рассказы Берлин стали популярны, к сожалению, уже после ее смерти: в 2015 году сборник «Руководство для домработниц» стал литературной сенсацией, бестселлером The New York Times. При жизни писательнице не удалось обрести такую славу, зато критики считали ее современным классиком: мастерство рассказа Берлин по праву сравнивали с текстами Чехова, Реймонда Карвера и Элис Манро.
Писать Берлин начала в 1958 году под псевдонимом Лусия Ньютон – фамилию она позаимствовала у своего второго мужа, джазового музыканта Рейса Ньютона, с которым познакомилась в одном творческом кругу. Туда же входил и поэт Эдвард Дорн, серьезно повлиявший на жизнь и литературный стиль Берлин.
Два развода, переезды, необходимость воспитывать детей, борьба со сколиозом и травмой легкого – все это делало жизнь писательницы настоящим испытанием, и тем удивительнее легкость и чуткость, которые прослеживаются в рассказах Берлин.
«Мир живет себе как придется. Ничто особо ничего не меняет, понимаете? Я хочу сказать, не меняет по-настоящему. Но иногда, всего на секунду, почувствуешь эту благодать, поверишь, что она все же кое-что меняет, и даже очень много».
Взгляд Берлин мрачный, слегка саркастичный, но при этом точный и честный – все, что нужно для отличного рассказчика.
В 2004 году после долгой борьбы с раковой опухолью Берлин не стало, но ее тексты продолжают оставаться важным ориентиром для авторов, пишущих на английском языке.
Российский читатель открыл Дэвида Фостера Уоллеса относительно поздно – лишь в 2018 году в АСТ вышел magnum opus Уоллеса, роман «Бесконечная шутка» в переводе Сергея Карпова и Алексея Поляринова, то есть спустя двадцать лет после выхода в оригинале. Уже ставший притчей во языцех объем романа – в русском издании он занимает около 1300 страниц – стал и главным препятствием для читателя: полтора года спустя после выхода романа текстов, посвященных книге, вышло ничтожно мало. Между тем «Шутка» – пожалуй, главный роман в американской литературе 1990-х годов, своеобразная веха, с которой некоторые исследователи ведут отсчет конца эпохи постмодернизма. Сложная запутанная конструкция, множество персонажей, слияние жанров и нарушение классических конвенций устройства текста одновременно обозначают и высшую точку развития постмодернистского направления, и – его закат, ведь при всей сложности и технических причудах роман прежде всего посвящен целительной силе эмпатии: силе, которая способна облегчить участь наркомана и сделать замкнутого в себе гения более открытым миру.
Однако если браться за «Шутку» все еще слишком боязно, «Короткие интервью с подонками» – третий сборник рассказов писателя – станут отличным подспорьем в погружении в миры одного из самых странных и одновременно самых талантливых авторов современности.
Самый показательный в этом плане рассказ «Октет» – набор предзаданных житейских историй, в конце каждой из которых автор предлагает читателю осудить или оправдать героев. Вот только задача сразу же терпит фиаско: эта викторина обессмысливается отсутствием правильных ответов, а попытка собрать сюжет, который такой ответ предполагал бы, оборачивается искусственностью и сатирой. Перечисление разных достойных сочувствия фигур (в том числе старого скабрезного отца семейства, который намеревался устроить развод дочери с зятем, но в итоге умирает с неоперабельной опухолью головного мозга – ему тоже сочувствуешь) завершается тем, что автор выходит на сцену и начинает плакаться о том, как постмодернистская игра с читателем обесценивает сам читательский опыт как опыт эмпатии. Сложность переживания эмпатии – главная тема этих текстов, и Уоллес честен в том, что устраняет себя из диалога текста и читателя, так что при чтении «Коротких интервью» вам самим придется решать: достойна ли сочувствия девушка, которая думает, будто довела психиатра до самоубийства; или прожигающий жизнь поэт – лауреат всех возможных премий, богатство которого не спасает от смерти; или чувак, получающий удовольствие от задавания экзистенциальных вопросов во время бандажа.
Это трансгрессивный опыт, опыт передачи переходных состояний, похожий чем-то на то, что Том Форд делал в «Ночных животных»: в каждом из нас есть немножко подонка, только делает ли это сочувствие к подонкам легче?
«Радикально сжатая история постиндустриальной жизни
Когда их представили, он сострил, чтобы понравиться. Она натужно рассмеялась, чтобы понравиться. Потом они в одиночку разъехались по домам, уставившись прямо перед собой, с одинаковыми гримасами.
Тому, кто их представил, они оба не нравились, хоть он и притворялся, что это не так, по своему обыкновению ни в коем случае не желая испортить хорошие отношения. А то ведь никогда не знаешь, правда же правда же правда же».
Не вполне понятно, почему до недавнего времени – когда за издание классической фантастики взялась редакция fanzon – на Тима Пауэрса отечественные издатели не обращали внимание. Ведь Пауэрс, в сущности, вместе с Уильямом Гибсоном стоял у истоков целого жанра киберпанк – истории о хакерах, живущих в развитом мире будущего, в котором биоинженерия и эволюция робототехники сочетаются с глубоким социальным расслоением и экономической депрессией. Если вы сейчас вспомнили «Бегущего по лезвию» и роман Филипа Дика «Мечтают ли андроиды об электроовцах?», который лег в основу фильма, то неслучайно: Пауэрс был близко знаком с Диком, и тот даже назвал в честь приятеля главного героя романа «Валис».
Однако скоро киберпанк стал мейнстримом. Пауэрс искал новые способы художественного выражения и изобрел стимпанк – ретрофутуристическое направление фантастики, герои которого живут в мире развитых паровых технологий викторианской эпохи. При этом тексты авторов стимпанка сохранили свойственную киберпанку критику общества позднего капитализма и социального неравенства. Вышедший в 1983 году роман «Врата Анубиса» стал классикой киберпанка и по-настоящему культовой книгой. При этом «Врата Анубиса» одновременно являются бодрым романом о попаданце: профессор Брендан Дойл, ученый-филолог и специалист по вымышленному поэту эпохи романтизма Уильяму Эшблиссу, переносится в 1810 год, чтобы познакомиться с предметом своего научного интереса поближе. Однако путешествие во времени оборачивается казусами: сначала Дойла похищают цыгане, а потом он оказывается втянут в заговор египетской магической секты, которая намерена покончить с властью британцев в Египте…
Теперь Пауэрса продолжают у нас издавать, и его романы станут отличным чтением на карантине для фанатов фантастики.
«Я хотел пояснить слово “знать”. Видишь ли, сынок, я не имел в виду, что у тебя есть дома книги обо всем этом или ты знаешь, в какой библиотеке их можно взять. Под словом “знать” я подразумеваю – держать в голове. Это более портативный способ хранения».
Юм редко попадает в школьные и институтские курсы по философии, и в общем-то зря: поворот к рационализму и новой этике Просвещения, которые связывают обычно с именами Декарта и Канта, произошел во многом благодаря английскому философу-эмпирику. Философские воззрения Юма положили основу будущим исследованиям когнитивных и нейронаук. Юм одним из первых описал сознание состоящим из чувственных восприятий и аналитического аппарата, который помогает осмыслять проживаемый опыт. Кстати, расхожее слово «здравый смысл» также впервые употребил Юм: для него оторванная от повседневности философия имела мало веса, а сам мыслитель особое внимание уделял воздействию на человека его окружения.
«Задумываясь о суетности человеческой жизни и постоянно размышляя о пустоте и мимолетности богатства и почести, мы, быть может, потворствуем при этом своей природной лени и, ненавидя мирскую суету и тягости деловой жизни, только ищем подходящего предлога для того, чтобы полностью и бесконтрольно предаваться этой склонности».
«Лгунья» вышла на русском языке в самом начале «коронавирусного» периода и практически одновременно с нашумевшим западным бестселлером «Нормальные люди» Салли Руни, поэтому рискует остаться незамеченной для широкой публики. Между тем совершенно напрасно: история о том, как враз сказанная ложь меняет жизни людей, ею затронутой, написана тоньше и глубже, чем роман Руни, и дело тут не только в кажущейся актуальности (тематически книга созвучна эпохе #metoo), но и в прямоте задаваемых вопросов: что делать с мнимыми признаниями в изнасиловании? Каким образом ложь становится предметом коммуникации, разменной монетой в отношениях между людьми и сообществами?
«Ты растишь ребенка. Сначала он живет в тебе, в твоем теле. Потом, когда он выбирается наружу, ты продолжаешь держать его в своем сердце. Твоя дочь понятия не имеет, что когда-то существовала внутри тебя. Вернее сказать, знает, но не понимает – и никогда не поймет, – что это такое. Что значит быть внутри тебя, что значит выходить из твоего тела наружу. Люди вообще в этих вопросах поразительно тупы. Но ты-то знаешь ее тело лучше, чем она сама, потому что это ты его кормила, купала и гладила, когда ему было больно; позже это ты первая обнаружила, что ему нужен бюстгальтер. Да, ты знаешь ее тело лучше ее самой, но ее ты совсем не знаешь. Когда ты спрашиваешь, как она себя чувствует, она отвечает, что все нормально, и каждым своим “нормально” словно захлопывает у тебя перед носом дверь. А ты сидишь под этой дверью, как нищенка, в надежде, что дочь снизойдет до тебя и швырнет тебе монетку. Постепенно до тебя доходит, что твоя дочь стала тебе чужой».
Коронавирусный «локдаун» – период задуматься о том, что по-настоящему важно в нашем обществе сегодня и какие этические проблемы мы должны будем решить, когда наконец сможем покинуть свои дома и пройти дальше, чем сто метров.
Литературный обозреватель, автор канала «Книги жарь» Сергей Лебеденко по нашей просьбе составил список из семи книг, в свое время наделавших много шума на англоязычном рынке, но до некоторой поры неизвестных у нас.
«Горшок золота», Джеймз Стивенз
Одновременно Стивенз активно занимался исследованием ирландского фольклора и гаэльского языка – языка ирландских кельтов. Насыщенные юмором истории, в которых современность переплетается с рассказами о феях, эльфах и лепреконах, и стали частью романа «Горшок золота», прославившего писателя.
По сюжету Философ отправляется на поиски самой прекрасной женщины на свете – Кейтилин Ну Мурраху, чтобы освободить ее от власти богов мифического племени Туата Де Дананн, правивших Ирландией. Однако по дороге полиция арестовывает Философа по обвинению в убийстве, в котором героя заподозрили лепреконы.
Кафкианский мир, острая политическая сатира с элементами мифологических сюжетов стали визитной карточкой романа – не в последнюю очередь благодаря тонкому стилю Стивенза и вниманию к деталям.
«Седая Женщина из Дун Гортина и Тощая Женщина из Иниш Маграта задали им три вопроса, на которые никто никогда не знал ответа, а Философы его нашли. Вот как заслужили они неприязнь этих двух женщин, а она ценнее дружбы ангелов. За то, что ответ был им даден, Седая Женщина и Тощая Женщина так осерчали, что вышли замуж за Философов – ради того, чтобы щипать их в постели, – но шкуры у Философов оказались толстые: Философы и не догадывались, что их щиплют. Женщинам за их ярость отплатили они таким нежным обожанием, что те лютые созданья чуть не скончались от досады, и как-то раз в упоении злобы, расцелованные мужьями, пробормотали тысячу четыреста проклятий, заключивших в себе всю их мудрость, – и выучили их Философы, и так стали еще мудрее».
В 1925 году Стивенз переехал в Лондон, в качестве приглашенного лектора совершал поездки по Великобритании и США и подружился с Джеймсом Джойсом, который в период отчаянной работы над рукописью монументальных «Поминок по Финнегану» предложил Стивензу дописать текст совместно. Однако Джойсу удалось-таки завершить роман без помощи приятеля, а Стивенз сосредоточил свое внимание на поэзии и ирландских сказках.
«Руководство для домработниц», Лусия Берлин
Писать Берлин начала в 1958 году под псевдонимом Лусия Ньютон – фамилию она позаимствовала у своего второго мужа, джазового музыканта Рейса Ньютона, с которым познакомилась в одном творческом кругу. Туда же входил и поэт Эдвард Дорн, серьезно повлиявший на жизнь и литературный стиль Берлин.
Два развода, переезды, необходимость воспитывать детей, борьба со сколиозом и травмой легкого – все это делало жизнь писательницы настоящим испытанием, и тем удивительнее легкость и чуткость, которые прослеживаются в рассказах Берлин.
«Мир живет себе как придется. Ничто особо ничего не меняет, понимаете? Я хочу сказать, не меняет по-настоящему. Но иногда, всего на секунду, почувствуешь эту благодать, поверишь, что она все же кое-что меняет, и даже очень много».
Взгляд Берлин мрачный, слегка саркастичный, но при этом точный и честный – все, что нужно для отличного рассказчика.
В 2004 году после долгой борьбы с раковой опухолью Берлин не стало, но ее тексты продолжают оставаться важным ориентиром для авторов, пишущих на английском языке.
«Бесконечная шутка», «Короткие интервью с подонками», Дэвид Фостер Уоллес
Однако если браться за «Шутку» все еще слишком боязно, «Короткие интервью с подонками» – третий сборник рассказов писателя – станут отличным подспорьем в погружении в миры одного из самых странных и одновременно самых талантливых авторов современности.
Самый показательный в этом плане рассказ «Октет» – набор предзаданных житейских историй, в конце каждой из которых автор предлагает читателю осудить или оправдать героев. Вот только задача сразу же терпит фиаско: эта викторина обессмысливается отсутствием правильных ответов, а попытка собрать сюжет, который такой ответ предполагал бы, оборачивается искусственностью и сатирой. Перечисление разных достойных сочувствия фигур (в том числе старого скабрезного отца семейства, который намеревался устроить развод дочери с зятем, но в итоге умирает с неоперабельной опухолью головного мозга – ему тоже сочувствуешь) завершается тем, что автор выходит на сцену и начинает плакаться о том, как постмодернистская игра с читателем обесценивает сам читательский опыт как опыт эмпатии. Сложность переживания эмпатии – главная тема этих текстов, и Уоллес честен в том, что устраняет себя из диалога текста и читателя, так что при чтении «Коротких интервью» вам самим придется решать: достойна ли сочувствия девушка, которая думает, будто довела психиатра до самоубийства; или прожигающий жизнь поэт – лауреат всех возможных премий, богатство которого не спасает от смерти; или чувак, получающий удовольствие от задавания экзистенциальных вопросов во время бандажа.
Это трансгрессивный опыт, опыт передачи переходных состояний, похожий чем-то на то, что Том Форд делал в «Ночных животных»: в каждом из нас есть немножко подонка, только делает ли это сочувствие к подонкам легче?
«Радикально сжатая история постиндустриальной жизни
Когда их представили, он сострил, чтобы понравиться. Она натужно рассмеялась, чтобы понравиться. Потом они в одиночку разъехались по домам, уставившись прямо перед собой, с одинаковыми гримасами.
Тому, кто их представил, они оба не нравились, хоть он и притворялся, что это не так, по своему обыкновению ни в коем случае не желая испортить хорошие отношения. А то ведь никогда не знаешь, правда же правда же правда же».
«Врата Анубиса», Тим Пауэрс
Однако скоро киберпанк стал мейнстримом. Пауэрс искал новые способы художественного выражения и изобрел стимпанк – ретрофутуристическое направление фантастики, герои которого живут в мире развитых паровых технологий викторианской эпохи. При этом тексты авторов стимпанка сохранили свойственную киберпанку критику общества позднего капитализма и социального неравенства. Вышедший в 1983 году роман «Врата Анубиса» стал классикой киберпанка и по-настоящему культовой книгой. При этом «Врата Анубиса» одновременно являются бодрым романом о попаданце: профессор Брендан Дойл, ученый-филолог и специалист по вымышленному поэту эпохи романтизма Уильяму Эшблиссу, переносится в 1810 год, чтобы познакомиться с предметом своего научного интереса поближе. Однако путешествие во времени оборачивается казусами: сначала Дойла похищают цыгане, а потом он оказывается втянут в заговор египетской магической секты, которая намерена покончить с властью британцев в Египте…
Теперь Пауэрса продолжают у нас издавать, и его романы станут отличным чтением на карантине для фанатов фантастики.
«Я хотел пояснить слово “знать”. Видишь ли, сынок, я не имел в виду, что у тебя есть дома книги обо всем этом или ты знаешь, в какой библиотеке их можно взять. Под словом “знать” я подразумеваю – держать в голове. Это более портативный способ хранения».
«Исследование о человеческом разумении», Дэвид Юм
«Задумываясь о суетности человеческой жизни и постоянно размышляя о пустоте и мимолетности богатства и почести, мы, быть может, потворствуем при этом своей природной лени и, ненавидя мирскую суету и тягости деловой жизни, только ищем подходящего предлога для того, чтобы полностью и бесконтрольно предаваться этой склонности».
«Лгунья», Айелет Гундар-Гошен
«Ты растишь ребенка. Сначала он живет в тебе, в твоем теле. Потом, когда он выбирается наружу, ты продолжаешь держать его в своем сердце. Твоя дочь понятия не имеет, что когда-то существовала внутри тебя. Вернее сказать, знает, но не понимает – и никогда не поймет, – что это такое. Что значит быть внутри тебя, что значит выходить из твоего тела наружу. Люди вообще в этих вопросах поразительно тупы. Но ты-то знаешь ее тело лучше, чем она сама, потому что это ты его кормила, купала и гладила, когда ему было больно; позже это ты первая обнаружила, что ему нужен бюстгальтер. Да, ты знаешь ее тело лучше ее самой, но ее ты совсем не знаешь. Когда ты спрашиваешь, как она себя чувствует, она отвечает, что все нормально, и каждым своим “нормально” словно захлопывает у тебя перед носом дверь. А ты сидишь под этой дверью, как нищенка, в надежде, что дочь снизойдет до тебя и швырнет тебе монетку. Постепенно до тебя доходит, что твоя дочь стала тебе чужой».
Коронавирусный «локдаун» – период задуматься о том, что по-настоящему важно в нашем обществе сегодня и какие этические проблемы мы должны будем решить, когда наконец сможем покинуть свои дома и пройти дальше, чем сто метров.
Поделиться
Другие материалы по теме «Авторская колонка»
О проекте
О подписке