Полка писателя: Дмитрий Воденников
image
  1. Главная
  2. Все подборки
  3. Полка писателя: Дмитрий Воденников
Поэт, прозаик, эссеист, колумнист и ведущий - все это Дмитрий Воденников. И сегодня он герой нашей рубрики «Полка писателя». Его тексты злободневны и актуальны, но в то же время трогательны и человечны. О своем сборнике «Воденников в прозе» автор рассказывает так: «Проза - это каркас, основа, история. Стихи же держатся на звуке, и только на звуке. Ты слышишь и видишь иногда количество строк в строфе, но все остальное - гудящий туман. Ты прыгаешь в этот туман: выплыл через неделю - в зубах стихотворение. В прозе есть что-то похожее, и щелчок счастья тоже есть (что все сложилось). Но там больше смысла, мне кажется, задумки, бытовой осознанности. И ты в ней больше человек. В стихах - только звук. Да и ты не человек уже - рыба. Но в стихах ты надчеловечен, а в прозе - человечен». Вместе с Дмитрием Воденниковым мы заглянули в его домашнюю библиотеку и узнали, какие книги занимают в ней особое место. «Преступление и наказание», Федор Достоевский Это книга сновидцев. Ни одна другая вещь Достоевского (даже «Сон смешного человека», в котором тема сна - основная) не состоит из самого вещества сна, как эта. Это то сон наяву (бред воспаленного Раскольникова), то просто сон (с той же лошадкой, которую мужики забили насмерть), то закон томительного кошмара (в крохотную комнатку Раскольникова в какой-то момент набивается людей больше, чем она по логике вещей могла бы выдержать. Она и не выдерживает: мир распадается, матрица осыпается, морок, вот он уже, здесь). И ты сам, читая, не можешь проснуться. «Дым», Иван Тургенев Я не читал его в юности и в молодости не читал. И вдруг подумал: такое красивое, горькое название - о чем там? И полдня, и полночи слушал аудиокнигу. И это удивительно: там же нет насыщенного сюжета (ну какой сюжет у дыма?). Он о том, как ты все потеряешь, еще минута - и вагон тронется. Тебя кто-то позовет по имени. И ты увидишь женщину, которую, как ты думал, ты любил. И едва не бросишься. Едва. Поезд пойдет. «Литвинов ехал в Россию. Белые клубы пара и темные - дыма неслись мимо окон. Он следил за ними, и дымом казалось ему все: и собственная жизнь, и жизнь России. Куда подует ветер, туда и понесет ее». Но еще эта книга и о том, что потом ты придешь к другой женщине и упадешь перед ней на колени. И она простит тебя. «Не мешай ему, Таня, - сказала стоявшая тут же Капитолина Марковна, - повинную голову принес». «Мой муж - Осип Мандельштам», Надежда Мандельштам У Надежды Яковлевны не было книги под таким названием. Это компиляция из двух ее знаменитых книг. В свое время эти две книги раскололи читателей на два лагеря: одни защищали право Надежды Яковлевны творить свой суд над временем и вполне конкретными людьми, другие обвиняли вдову поэта в передергиваниях, неправде и сведении счетов. Бродский любил «Вторую книгу» Мандельштам. Эмма Герштейн спорила с ней. Анна Ахматова отмалчивалась. (Правда, и книга тогда была еще не до конца написана.) На Западе мемуары Надежды Мандельштам получили большой резонанс и стали рассматриваться как важный источник (обвинительный) по сталинскому времени. «На золотом крыльце сидели», Татьяна Толстая Сборник лучших рассказов Татьяны Толстой. О том, что яблони в цвету, одуванчики раскрылись, сирень. А люди лгут и лгут, делают глупости, верят, любят, предают. Иногда спасают. Потому что не высохло море, не уплыл сухим листиком Крым, не выцвело голубое небо. Потому что серебряные голубки не горят. Эта книга о любви. И это удивительно: принято ругать Толстую за жесткость, за тролльство, за неуважение к людям. Но как там много любви - в этой книге: жалкой, глупой, ненужной, счастливой, счастливой. «Странствия по поводу смерти», Людмила Петрушевская Как-то раз девочке приснилось, что ее бабушка - злая колдунья. Петрушевская всегда пишет почти сказочные триллеры, психологические ужасы, песни потерянной любви. Петрушевская - гений, она делает это так, что тебе то тошно, то хочется плакать. Книга - как шляпа Петрушевской, в которой она поет свои песенки. Она то ли шляпа, отправляющая на факультет Слизерин, то ли шляпа Оле-Лукойе, который усыпит вас, чтоб показать страшный, но иногда смешной сон. Все случается как во сне. Позвонят в восемь часов вечера, принесут телеграмму. Пока пойдет бабушка, открыв дверь, за очками, пока вернется - а дверь закрыта. Трое у дверей, в руках ножи. И читатель, как бабушка, стоит в рассказе молча, в очках, онемев. Странствия по поводу смерти начались. «В чем моя вера?», Лев Толстой Больше всего мне запало в память, как Толстой разбирает неверно записанное в Евангелии «гневаться напрасно», сверяет источники, выясняет, что «напрасно» тут случайно, ни при чем. Главная цель Толстого - показать, как ему открылся смысл Христова учения. Как все не то, что говорят в церкви и книгах. Удивительная вещь - из-за критики церковного учения на книгу сразу же был наложен цензурный запрет, но, когда тираж был конфискован, на цензурный комитет посыпались индивидуальные запросы о выдаче экземпляров книги. Кто только ни просил ее: министр внутренних дел, другие министры, многие начальники. Даже при дворе пожелали иметь несколько экземпляров. В результате весь тираж избежал уничтожения и разошелся довольно необычным, но вполне легальным способом. Даже смешно.

Полка писателя: Дмитрий Воденников

6 
книг

4.7 
Поэт, прозаик, эссеист, колумнист и ведущий – все это Дмитрий Воденников. И сегодня он герой нашей рубрики «Полка писателя».

Его тексты злободневны и актуальны, но в то же время трогательны и человечны. О своем сборнике «Воденников в прозе» автор рассказывает так:

«Проза – это каркас, основа, история. Стихи же держатся на звуке, и только на звуке. Ты слышишь и видишь иногда количество строк в строфе, но все остальное – гудящий туман. Ты прыгаешь в этот туман: выплыл через неделю – в зубах стихотворение. В прозе есть что-то похожее, и щелчок счастья тоже есть (что все сложилось). Но там больше смысла, мне кажется, задумки, бытовой осознанности. И ты в ней больше человек. В стихах – только звук. Да и ты не человек уже – рыба. Но в стихах ты надчеловечен, а в прозе – человечен».

Вместе с Дмитрием Воденниковым мы заглянули в его домашнюю библиотеку и узнали, какие книги занимают в ней особое место.

 
 
 

«Преступление и наказание», Федор Достоевский

 
 
Это книга сновидцев. Ни одна другая вещь Достоевского (даже «Сон смешного человека», в котором тема сна – основная) не состоит из самого вещества сна, как эта. Это то сон наяву (бред воспаленного Раскольникова), то просто сон (с той же лошадкой, которую мужики забили насмерть), то закон томительного кошмара (в крохотную комнатку Раскольникова в какой-то момент набивается людей больше, чем она по логике вещей могла бы выдержать. Она и не выдерживает: мир распадается, матрица осыпается, морок, вот он уже, здесь). И ты сам, читая, не можешь проснуться.
 
 

«Дым», Иван Тургенев

 
 
Я не читал его в юности и в молодости не читал. И вдруг подумал: такое красивое, горькое название – о чем там? И полдня, и полночи слушал аудиокнигу. И это удивительно: там же нет насыщенного сюжета (ну какой сюжет у дыма?). Он о том, как ты все потеряешь, еще минута – и вагон тронется. Тебя кто-то позовет по имени. И ты увидишь женщину, которую, как ты думал, ты любил. И едва не бросишься. Едва. Поезд пойдет.  «Литвинов ехал в Россию. Белые клубы пара и темные – дыма неслись мимо окон. Он следил за ними, и дымом казалось ему все: и собственная жизнь, и жизнь России. Куда подует ветер, туда и понесет ее». Но еще эта книга и о том, что потом ты придешь к другой женщине и упадешь перед ней на колени. И она простит тебя. «Не мешай ему, Таня, – сказала стоявшая тут же Капитолина Марковна, – повинную голову принес».
 
 

«Мой муж – Осип Мандельштам», Надежда Мандельштам

 
 
У Надежды Яковлевны не было книги под таким названием. Это компиляция из двух ее знаменитых книг. В свое время эти две книги раскололи читателей на два лагеря: одни защищали право Надежды Яковлевны творить свой суд над временем и вполне конкретными людьми, другие обвиняли вдову поэта в передергиваниях, неправде и сведении счетов. Бродский любил «Вторую книгу» Мандельштам. Эмма Герштейн спорила с ней. Анна Ахматова отмалчивалась. (Правда, и книга тогда была еще не до конца написана.) На Западе мемуары Надежды Мандельштам получили большой резонанс и стали рассматриваться как важный источник (обвинительный) по сталинскому времени.
 
 

«На золотом крыльце сидели», Татьяна Толстая

 
 
Сборник лучших рассказов Татьяны Толстой. О том, что яблони в цвету, одуванчики раскрылись, сирень. А люди лгут и лгут, делают глупости, верят, любят, предают. Иногда спасают. Потому что не высохло море, не уплыл сухим листиком Крым, не выцвело голубое небо. Потому что серебряные голубки не горят.

Эта книга о любви. И это удивительно: принято ругать Толстую за жесткость, за тролльство, за неуважение к людям. Но как там много любви – в этой книге: жалкой, глупой, ненужной, счастливой, счастливой.
 
 

«Странствия по поводу смерти», Людмила Петрушевская

 
 
Как-то раз девочке приснилось, что ее бабушка – злая колдунья. Петрушевская всегда пишет почти сказочные триллеры, психологические ужасы, песни потерянной любви. Петрушевская – гений, она делает это так, что тебе то тошно, то хочется плакать. Книга – как шляпа Петрушевской, в которой она поет свои песенки. Она то ли шляпа, отправляющая на факультет Слизерин, то ли шляпа Оле-Лукойе, который усыпит вас, чтоб показать страшный, но иногда смешной сон. 

Все случается как во сне. Позвонят в восемь часов вечера, принесут телеграмму. Пока пойдет бабушка, открыв дверь, за очками, пока вернется – а дверь закрыта. Трое у дверей, в руках ножи. И читатель, как бабушка, стоит в рассказе молча, в очках, онемев. Странствия по поводу смерти начались. 
 
 

«В чем моя вера?», Лев Толстой

 
 
Больше всего мне запало в память, как Толстой разбирает неверно записанное в Евангелии «гневаться напрасно», сверяет источники, выясняет, что «напрасно» тут случайно, ни при чем. Главная цель Толстого – показать, как ему открылся смысл Христова учения. Как все не то, что говорят в церкви и книгах. 

Удивительная вещь – из-за критики церковного учения на книгу сразу же был наложен цензурный запрет, но, когда тираж был конфискован, на цензурный комитет посыпались индивидуальные запросы о выдаче экземпляров книги. Кто только ни просил ее: министр внутренних дел, другие министры, многие начальники. Даже при дворе пожелали иметь несколько экземпляров. В результате весь тираж избежал уничтожения и разошелся довольно необычным, но вполне легальным способом. Даже смешно.

 
Поделиться