- Главная
- Все подборки
- Глазами ребенка: разбираем роман Майкла Ондатже «Военный свет»
Глазами ребенка: разбираем роман Майкла Ондатже «Военный свет»
3
4.42
MyBook продолжает вести «Книжный обзор». Год назад популярные книжные блогеры создали собственную версию «Ясной Поляны». В этот раз мы вместе с ними обсуждаем иностранный список премии. После обзора всех претендентов они назовут имя победителя и пояснят, почему выбрали именно его.
Наши эксперты: Анастасия Петрич (в «Инстаграме» – drinkcoffee.readbooks), Виктория Горбенко (телеграм-канал «КнигиВикия»), Вера Котенко (телеграм-канал «Книгиня про книги») и Евгения Лисицына (телеграм-канал greenlampbooks).
На премию «Ясная Поляна» текст номинировала начальница отдела современной зарубежной прозы издательства «Эксмо» Юлия Раутборт со словами: «На фоне глобальной катастрофы жизнь отдельного человека может показаться незначительной. Но нет – именно судьбу такого человека нам и важно по крупицам восстановить. Мотив, разумеется, не новый, но тем сложнее было реализовать его небанально, с чем Ондатже с блеском справился». Перевод с английского выполнен Виктором Голышевым и Олесей Качановой.
– Оценки:
Вера Котенко: 6/10
Евгения Лисицына: 6/10
Виктория Горбенко: 7/10
Анастасия Петрич: 8/10
Итого: 6,75/10
– Как бы вы анонсировали роман в «Твиттере»?
Горбенко: Брат с сестрой попадают под опеку шайки подозрительных личностей, которые оказываются не теми, кем кажутся.
Лисицына: Дети думают, что в их мире все идет по определенным законам, а потом вырастают и удивляются...
Котенко: У брата и сестры были плохие родители, которые бросили их на попечение убийцам и маргиналам. Шок, скандал, интрига, расследование, выкрики «да какая ты мать!» в читательских рецензиях!
Петрич: Уже в самом конце Второй мировой Натаниэль и Рэйчел остались на попечении друга семьи, а их мать и отец уехали в Сингапур по очень важным делам. Лишь спустя годы героям представится возможность узнать правду родительского решения.
– О чем говорится в романе помимо сюжета?
Петрич: «Военный свет» – рефлексия автора и его персонажей. События у Ондатже обретают особенный смысл, выходящий далеко за рамки сюжета. Герои меняют мир, мир меняет героев.
Котенко: Время – не лечит. Память – калечит. Иногда ты вдруг понимаешь, что не помнишь ничего, прямо как Джон Сноу (только тот ничего не знал). Так вот, один маленький мальчик вырос и постарался «все узнать» про прошлое – свое и близких. Хорошая была идея? Думаю, да.
Лисицына: Все, что мы знаем о мире, фрагментарно и субъективно. Если в дела вмешивается какой-то глобальный фактор вроде войны, трагедии или смены эпохи, то изнутри вообще ничего понять невозможно. «Большое видится на расстояньи».
Горбенко: У меня дежавю и стойкое ощущение, что сейчас вообще большая часть книг пишется на тему исторической памяти и детских травм. Тем более что одно является отличной метафорой другого. Вот и «Военный свет» примерно о том же.
– Зачем в романе так много времени уделяется детской оптике – событиям глазами ребенка?
Горбенко: Потому что мы в принципе мало что понимаем в глобальных исторических процессах. Последующее осмысление всегда похоже на попытку собрать мозаику, часть деталей которой от тебя спрятали, а часть – сама потерялась или стерлась от времени.
Лисицына: Это создает некое отчуждение, чтобы увидеть больше и, так сказать, начать мыслить вне рамок.
Котенко: Знаете, как про объективы говорят, – дает красивую картинку и потрясающее боке. Это ровно тот же прием.
Петрич: Ненадежный повествователь – очень интересный герой, особенно когда речь идет о ребенке. Тем более в данном контексте это еще интереснее – кругом война, мир взрослых и их решений. Дети же видят мир иначе, чем взрослые, они видят его и наивно, и по-своему правдиво.
– Почему в романе мы не слышим голоса сестры – такого же брошенного персонажа, как и главный герой?
Петрич: В моем опыте чтения этой книги два этих героя практически слились воедино. Я думаю, что если бы микрофон отдали еще одному ребенку, то мало бы что изменилось в целом. Но я могу ошибаться.
Горбенко: Голоса сестры не слышно, потому что это голос забвения. Слышали его когда-нибудь?
Лисицына: Мне кажется, что Ондатже приверженец того, чтобы сказать как можно меньше, но точнее. Слова сестры проиллюстрировали бы ту же самую идею, но просто добавили бы книге объема.
Котенко: Потому же, почему мы не слышим голосов прочих персонажей – это роман не о сестре, не о Мотыльке, не об отце главного героя, может быть, даже не о матери или самом герое – он о времени.
– Как вы для себя объясняете название романа?
Лисицына: Есть военная реальность и военные законы, непохожие на мирное время. А есть «военный свет», который освещает в частной и общественной памяти какие-то отдельные фрагменты, давая им непривычную трактовку.
Котенко: Помимо прочего это и тот маяк, который подсвечивает по волнам памяти (простите за патетику) определенные участки морского пейзажа – мозг вспоминает именно их, но не всю картину в целом.
Петрич: Писательница Пенелопа Лайвли описала warlight как противоположность war-blackouts. В ее интерпретации warlight – это просветы в памяти. Так получилось, что я давненько прочитала ее статью и согласна с ней.
Горбенко: У меня не очень хорошая память, но интуитивно казалось, что на обложке обязательно должен быть маяк. Издательству «Эксмо» тоже так показалось. Свет здесь – это всполох, выхватывающий толику правды из массы засекреченной информации. То, что открывается частями, не позволяя составить полную и достоверную картину событий. Но и это знание спасительно.
– Ондатже часто использует умолчания и недоговоренности в тексте романа. В чем сила этого приема именно у него?
Котенко: Ну, мне кажется, тут все понятно – ведь мы смотрим в прошлое, то или иное, глазами героя, который 1) помнит не всё, 2) помнит неверно, 3) будучи ребенком, понимает не всё из того, что помнит, – это только и объясняет выбранный прием повествования.
Петрич: Умолчания и пропуски здесь как раз замечательно объясняют идею Лайвли о сути названия. «Губчатое» повествование позволяет отчетливее замечать моменты «просветов».
Горбенко: Я, наверное, уже ответила на вопрос выше. Прием здорово работает на усиление ощущения, что мы вообще ничего ни о чем не знаем.
Лисицына: Все наши знания фрагментарны и несовершенны, но по-другому и быть не может. Текст только это подтверждает.
– Про кого из героев хотелось бы узнать больше?
Горбенко: Книга так устроена, что про всех: мать, отца, Стрелка, Мотылька, Агнес, Оливию Лоуренс.
Лисицына: Соглашусь, что про всех, – но в этом и фишка. В реальности тоже хочется узнать про всех побольше, однако зачастую это невозможно.
Петрич: Сложно сказать. Наверное, мне не хватало больше деталей о матери, осталось очень много информации на додумывание. Это, конечно, тоже очень интересно, но я ждала чуть больше подробностей.
Котенко: Думаю, про отца главного героя можно было бы написать отдельный роман, как и, в общем-то, про мать – что за женщина была! Застрелит, отравит, войну выиграет – ну, с детьми не очень получилось, но кто мы такие, чтобы ее осуждать.
– Удалось ли Ондатже передать дыхание того времени?
Котенко: Ондатже – блестящий писатель, и, конечно, говорить о духе эпохи не приходится – почитайте пассажи про то, как герои переправляли по реке собак для собачьих боев, как герои посещают различные локации (рестораны, отели, всякие кабаки), как они говорят, и обратите внимание на то, что происходит, скажем так, позади них. Роман сложен из мелочей – и это красиво.
Петрич: Эмоционально книга передала не столько эпоху, сколько глубинный конфликт книги. Мне думается, что декорации тут даже не столько важны, насколько важны вневременные идеи и проблемы.
Горбенко: У меня не очень хорошо с эпохами. Послевоенное время у Ондатже – это такой глоток свободы, вздох облегчения, отрезок, прожитый на спущенных тормозах, когда старые правила не работали, а новых еще не появилось.
Лисицына: Подозреваю, что у него была совсем другая задача, более масштабная. Но если брать во внимание небольшие детали, то они никакого сомнения не вызывали.
– Кому книга придется по душе?
Лисицына: Ценителям качественной литературы «для подумать». Моя оценка невысока, но это личное впечатление, сам по себе текст отменный.
Котенко: Любителям книг про Старый свет, старый мир, все старое глазами нового (кого-то) – это и грустно, и, может быть, медленно, но что вы хотели, куда спешить, и пусть весь мир подождет, перед вами, в конце концов, Букеровский лауреат.
Петрич: Думаю, что много кому. Любителям книг о войне, тем, кому понравился «Английский пациент», тем, кто просто любит красиво написанные книги, дающие пищу для ума.
Горбенко: Тем, кто любит тайны и романы взросления.
– Посоветуйте что-нибудь похожее для чтения.
Петрич: Собственно, очевидно, «Английский пациент» того же Ондатже. Если есть возможность почитать другие книги одного автора, то не стоит ее упускать. По настроению эта книга мне напомнила еще «Не говори, что у нас ничего нет» Мадлен Тьен.
Горбенко: А вот соседний в списке «Ясной Поляны» роман Анурадхи Рой «Жизни, которые мы не прожили». Там тоже у мальчика исчезла мама, и это его сильно травмировало.
Котенко: Подойдет любой роман Ондатже – уж точно буду советовать «Английского пациента», просто потому что – ну как же его не читать. Знаю, что такая проза (медленная, с провалами в прошлое, с оптикой от разных героев) нравится не всем, но это одна из моих любимых книг вообще.
Лисицына: Хорошо показывает одну и ту же реальность глазами одного и того же человека в разное время «Одна история» Джулиана Барнса. Про странно растущих без родителей детей хорошо подойдет «Глиняный мост»** Зусака, хотя там акцент несколько иной (если нужно, чтобы была война, то берите того же Зусака с «Книжным вором»).
* Литературная премия «Ясная Поляна» — ежегодная общероссийская литературная премия, учрежденная в 2003 г. Музеем-усадьбой Л. Н. Толстого «Ясная Поляна» и компанией Samsung Electronics.
** Некоторые произведения временно недоступны в MyBook по желанию правообладателей.
«Военный свет», Майкл Ондатже
(«Эксмо», 2019)
– Оценки:
Вера Котенко: 6/10
Евгения Лисицына: 6/10
Виктория Горбенко: 7/10
Анастасия Петрич: 8/10
Итого: 6,75/10
– Как бы вы анонсировали роман в «Твиттере»?
Горбенко: Брат с сестрой попадают под опеку шайки подозрительных личностей, которые оказываются не теми, кем кажутся.
Лисицына: Дети думают, что в их мире все идет по определенным законам, а потом вырастают и удивляются...
Котенко: У брата и сестры были плохие родители, которые бросили их на попечение убийцам и маргиналам. Шок, скандал, интрига, расследование, выкрики «да какая ты мать!» в читательских рецензиях!
Петрич: Уже в самом конце Второй мировой Натаниэль и Рэйчел остались на попечении друга семьи, а их мать и отец уехали в Сингапур по очень важным делам. Лишь спустя годы героям представится возможность узнать правду родительского решения.
– О чем говорится в романе помимо сюжета?
Петрич: «Военный свет» – рефлексия автора и его персонажей. События у Ондатже обретают особенный смысл, выходящий далеко за рамки сюжета. Герои меняют мир, мир меняет героев.
Котенко: Время – не лечит. Память – калечит. Иногда ты вдруг понимаешь, что не помнишь ничего, прямо как Джон Сноу (только тот ничего не знал). Так вот, один маленький мальчик вырос и постарался «все узнать» про прошлое – свое и близких. Хорошая была идея? Думаю, да.
Лисицына: Все, что мы знаем о мире, фрагментарно и субъективно. Если в дела вмешивается какой-то глобальный фактор вроде войны, трагедии или смены эпохи, то изнутри вообще ничего понять невозможно. «Большое видится на расстояньи».
Горбенко: У меня дежавю и стойкое ощущение, что сейчас вообще большая часть книг пишется на тему исторической памяти и детских травм. Тем более что одно является отличной метафорой другого. Вот и «Военный свет» примерно о том же.
– Зачем в романе так много времени уделяется детской оптике – событиям глазами ребенка?
Горбенко: Потому что мы в принципе мало что понимаем в глобальных исторических процессах. Последующее осмысление всегда похоже на попытку собрать мозаику, часть деталей которой от тебя спрятали, а часть – сама потерялась или стерлась от времени.
Лисицына: Это создает некое отчуждение, чтобы увидеть больше и, так сказать, начать мыслить вне рамок.
Котенко: Знаете, как про объективы говорят, – дает красивую картинку и потрясающее боке. Это ровно тот же прием.
Петрич: Ненадежный повествователь – очень интересный герой, особенно когда речь идет о ребенке. Тем более в данном контексте это еще интереснее – кругом война, мир взрослых и их решений. Дети же видят мир иначе, чем взрослые, они видят его и наивно, и по-своему правдиво.
– Почему в романе мы не слышим голоса сестры – такого же брошенного персонажа, как и главный герой?
Петрич: В моем опыте чтения этой книги два этих героя практически слились воедино. Я думаю, что если бы микрофон отдали еще одному ребенку, то мало бы что изменилось в целом. Но я могу ошибаться.
Горбенко: Голоса сестры не слышно, потому что это голос забвения. Слышали его когда-нибудь?
Лисицына: Мне кажется, что Ондатже приверженец того, чтобы сказать как можно меньше, но точнее. Слова сестры проиллюстрировали бы ту же самую идею, но просто добавили бы книге объема.
Котенко: Потому же, почему мы не слышим голосов прочих персонажей – это роман не о сестре, не о Мотыльке, не об отце главного героя, может быть, даже не о матери или самом герое – он о времени.
– Как вы для себя объясняете название романа?
Лисицына: Есть военная реальность и военные законы, непохожие на мирное время. А есть «военный свет», который освещает в частной и общественной памяти какие-то отдельные фрагменты, давая им непривычную трактовку.
Котенко: Помимо прочего это и тот маяк, который подсвечивает по волнам памяти (простите за патетику) определенные участки морского пейзажа – мозг вспоминает именно их, но не всю картину в целом.
Петрич: Писательница Пенелопа Лайвли описала warlight как противоположность war-blackouts. В ее интерпретации warlight – это просветы в памяти. Так получилось, что я давненько прочитала ее статью и согласна с ней.
Горбенко: У меня не очень хорошая память, но интуитивно казалось, что на обложке обязательно должен быть маяк. Издательству «Эксмо» тоже так показалось. Свет здесь – это всполох, выхватывающий толику правды из массы засекреченной информации. То, что открывается частями, не позволяя составить полную и достоверную картину событий. Но и это знание спасительно.
– Ондатже часто использует умолчания и недоговоренности в тексте романа. В чем сила этого приема именно у него?
Котенко: Ну, мне кажется, тут все понятно – ведь мы смотрим в прошлое, то или иное, глазами героя, который 1) помнит не всё, 2) помнит неверно, 3) будучи ребенком, понимает не всё из того, что помнит, – это только и объясняет выбранный прием повествования.
Петрич: Умолчания и пропуски здесь как раз замечательно объясняют идею Лайвли о сути названия. «Губчатое» повествование позволяет отчетливее замечать моменты «просветов».
Горбенко: Я, наверное, уже ответила на вопрос выше. Прием здорово работает на усиление ощущения, что мы вообще ничего ни о чем не знаем.
Лисицына: Все наши знания фрагментарны и несовершенны, но по-другому и быть не может. Текст только это подтверждает.
– Про кого из героев хотелось бы узнать больше?
Горбенко: Книга так устроена, что про всех: мать, отца, Стрелка, Мотылька, Агнес, Оливию Лоуренс.
Лисицына: Соглашусь, что про всех, – но в этом и фишка. В реальности тоже хочется узнать про всех побольше, однако зачастую это невозможно.
Петрич: Сложно сказать. Наверное, мне не хватало больше деталей о матери, осталось очень много информации на додумывание. Это, конечно, тоже очень интересно, но я ждала чуть больше подробностей.
Котенко: Думаю, про отца главного героя можно было бы написать отдельный роман, как и, в общем-то, про мать – что за женщина была! Застрелит, отравит, войну выиграет – ну, с детьми не очень получилось, но кто мы такие, чтобы ее осуждать.
– Удалось ли Ондатже передать дыхание того времени?
Котенко: Ондатже – блестящий писатель, и, конечно, говорить о духе эпохи не приходится – почитайте пассажи про то, как герои переправляли по реке собак для собачьих боев, как герои посещают различные локации (рестораны, отели, всякие кабаки), как они говорят, и обратите внимание на то, что происходит, скажем так, позади них. Роман сложен из мелочей – и это красиво.
Петрич: Эмоционально книга передала не столько эпоху, сколько глубинный конфликт книги. Мне думается, что декорации тут даже не столько важны, насколько важны вневременные идеи и проблемы.
Горбенко: У меня не очень хорошо с эпохами. Послевоенное время у Ондатже – это такой глоток свободы, вздох облегчения, отрезок, прожитый на спущенных тормозах, когда старые правила не работали, а новых еще не появилось.
Лисицына: Подозреваю, что у него была совсем другая задача, более масштабная. Но если брать во внимание небольшие детали, то они никакого сомнения не вызывали.
– Кому книга придется по душе?
Лисицына: Ценителям качественной литературы «для подумать». Моя оценка невысока, но это личное впечатление, сам по себе текст отменный.
Котенко: Любителям книг про Старый свет, старый мир, все старое глазами нового (кого-то) – это и грустно, и, может быть, медленно, но что вы хотели, куда спешить, и пусть весь мир подождет, перед вами, в конце концов, Букеровский лауреат.
Петрич: Думаю, что много кому. Любителям книг о войне, тем, кому понравился «Английский пациент», тем, кто просто любит красиво написанные книги, дающие пищу для ума.
Горбенко: Тем, кто любит тайны и романы взросления.
– Посоветуйте что-нибудь похожее для чтения.
Петрич: Собственно, очевидно, «Английский пациент» того же Ондатже. Если есть возможность почитать другие книги одного автора, то не стоит ее упускать. По настроению эта книга мне напомнила еще «Не говори, что у нас ничего нет» Мадлен Тьен.
Горбенко: А вот соседний в списке «Ясной Поляны» роман Анурадхи Рой «Жизни, которые мы не прожили». Там тоже у мальчика исчезла мама, и это его сильно травмировало.
Котенко: Подойдет любой роман Ондатже – уж точно буду советовать «Английского пациента», просто потому что – ну как же его не читать. Знаю, что такая проза (медленная, с провалами в прошлое, с оптикой от разных героев) нравится не всем, но это одна из моих любимых книг вообще.
Лисицына: Хорошо показывает одну и ту же реальность глазами одного и того же человека в разное время «Одна история» Джулиана Барнса. Про странно растущих без родителей детей хорошо подойдет «Глиняный мост»** Зусака, хотя там акцент несколько иной (если нужно, чтобы была война, то берите того же Зусака с «Книжным вором»).
* Литературная премия «Ясная Поляна» — ежегодная общероссийская литературная премия, учрежденная в 2003 г. Музеем-усадьбой Л. Н. Толстого «Ясная Поляна» и компанией Samsung Electronics.
** Некоторые произведения временно недоступны в MyBook по желанию правообладателей.
Поделиться
Другие материалы по теме «Блогеры читают»
О проекте
О подписке