- Главная
- Все подборки
- Длиною в жизнь: разбираем роман Карла Уве Кнаусгора «Моя борьба. Прощание»
Длиною в жизнь: разбираем роман Карла Уве Кнаусгора «Моя борьба. Прощание»
7
4.32
Год назад популярные книжные блогеры объединились и создали собственную версию премии «Ясная Поляна». В этот раз мы будем вместе с ними обсуждать иностранный список премии. После обзора всех претендентов они назовут имя победителя и пояснят, почему выбрали именно его.
Наши эксперты: Анастасия Петрич (в «Инстаграме» – drinkcoffee.readbooks), Виктория Горбенко (телеграм-канал «КнигиВикия»), Вера Котенко (телеграм-канал «Книгиня про книги») и Евгения Лисицына (телеграм-канал greenlampbooks).
Сегодня речь пойдет о романе норвежского писателя Карла Уве Кнаусгора «Моя борьба. Книга первая. Прощание», который начинает автобиографию из шести томов и в 2014 году получил Международную Дублинскую премию IMPAC.
На премию «Ясная Поляна» роман номинировала переводчица Анастасия Завозова, а сам перевод с норвежского выполнен Инной Стребловой.
– Оценки:
Евгения Лисицына: 5/10
Виктория Горбенко: 8/10
Вера Котенко: 9/10
Анастасия Петрич: 6/10
Итого: 7/10
– О чем рассказывает автобиография?
Виктория Горбенко: Герой пишет книгу, растит детей, хоронит отца и параллельно всему этому погружается в воспоминания. Звучит не особо весело, но на деле оказывается увлекательнее многих остросюжетных романов.
Евгения Лисицына: Вроде не старый еще человек начинает бухтеть, как дед, и подробно рассказывает нам все, что смог вспомнить с самого детства. Вот прямо так в лоб автобиография.
Анастасия Петрич: Доктор Фрейд был бы в восторге! Перед читателем разворачивается классическая история отца и сына. Детство и отрочество главного героя, где главной была фигура отца. История о жизни и потере.
Вера Котенко: У одного мужчины наступил кризис среднего возраста, и поэтому он как давай вспоминать всю свою жизнь начиная с детства, так и не перестал, пока в Норвегии не кончилась бумага.
– О чем эта книга, если смотреть глубже описаний событий?
Петрич: Автобиография, исповедь – эти слова говорят сами за себя. Перед читателем – жизнь автора без прикрас. Ничего не скрыто, ничего не нужно додумывать. Все очень ясно и откровенно.
Котенко: Вот наконец-то тот случай, когда я отвечу: она не о «чем», она о «ком»! Ну что же вы, разницы не видите?
Лисицына: «Ох, я такой классный, но если вы этого еще не поняли, то я вам в шести томах на пальцах объясню».
Горбенко: Мы сами не догадываемся, кто мы такие и из скольких случайных вещей состоим, пока не начнем всерьез об этом думать. Еще лучше – писать об этом. Наверное, письмо – вообще лучший способ терапии, и везет тем, кто наделен этим даром.
– С чем же борется Кнаусгор в своей шеститомной автобиографии – по крайней мере в ее начале?
Котенко: Думаю, борется он с собой – это главный его соперник, отражение в зеркале. Собственно, книга и есть такое отражение, там даже на обложке авторское лицо, которое смотрит на тебя, читатель, и заранее тебе сочувствует.
Петрич: С жизнью, я полагаю. Я не читала другие книги цикла «Моя борьба», поэтому могу только догадываться. Судя по первой книге «Прощание», речь и дальше пойдет о пути автора.
Горбенко: С кажущейся простотой обыденности. В своей борьбе Кнаусгор наделяет красотой и смыслом самые банальные и на первый взгляд безынтересные вещи и события.
Лисицына: Предполагаю, что лично со мной и моей верой в интересные книжки. Наверное, он поставил перед собой амбициозную задачу доказать мне, что автобиография может быть скучной. Нет, ну а что, ему можно себя как центр мироздания позиционировать, а мне нельзя?
– Как бы вы определили стиль письма автора?
Горбенко: Интимный. Он не боится вербализировать то, что принято прятать поглубже. Недаром публикацией «Моей борьбы» он вызвал негодование стольких людей, в ней упомянутых. Очень смелый текст, что не может не восхищать.
Петрич: Книга написана честно. И мне понравилось то, что эта честность не уходит в чернуху и перебирание всех гадких подробностей. Это лиричная история. У меня она не вызвала никакого отторжения.
Лисицына: Дедуля, который сажает тебя на неудобный стульчик и бесконечно рассказывает восхитительные истории.
Котенко: «Чукча-стиль»: что видел, про то и спел.
– Симпатичен ли вам персонаж Кнаусгора?
Лисицына: Как ни странно, сам персонаж симпатичен. Читать про него я совершенно не смогла, а как образ – вышло очень живо и убедительно.
Горбенко: Очень. Потому что он кажется близким, как внезапно разоткровенничавшийся за бокалом вина приятель.
Котенко: Да. Он умный, глубокий, наблюдательный, необычный при всей своей обычности (ну что необычного на первый взгляд – ну мужчина, ну жена там, дети, любовь-нелюбовь, ну отец, ну брат = господи, срочно его в книгу рекордов!). Но талант не пропьешь – этот текст именно талантливый, как и этот «персонаж», а это уже – эмоция, симпатия, не оторваться.
Петрич: Сложно сказать. Он человек. Со своими слабостями, проблемами, комплексами. При этом он не вызывает неприятных эмоций. Сопереживать ему тоже не очень получается, но в целом – это обычный незнакомец, которого не за что осуждать и не за что любить.
– Насколько герой автобиографии кажется искренним?
Петрич: Я поверила автору, его история мне показалась достоверной. Его переживания не вызывали сомнения. В них нет лукавства, и он не скатился в самолюбование или самобичевание.
Котенко: Я не задумывалась о том, «кажется» ли мне этот текст искренним – в конце концов, если знать, что некоторые родственники решили на тебя подать в суд, а некоторые знакомые перестали при встрече здороваться, то этого достаточно, чтобы предположить, что текст ЧЕРТОВСКИ искренний. Опасайтесь писателей, если они есть у вас в друзьях, я серьезно.
Горбенко: Это не такой простой вопрос, как может показаться. Барнс писал, что время работает не как фиксатор, а скорее как растворитель. Думаю, Кнаусгор вполне искренне описывает свое прошлое и связанные с ним переживания, но не факт, что он сам отдает себе отчет в том, насколько написанный текст совпадает с существовавшей когда-то реальностью. Кроме того, он обладает потрясающим языком, выдающим в нем большого писателя. Большой писатель вряд ли может быть тождественен свидетелю перед судом присяжных. Художественный текст – это не скупые показания, он всегда больше реальности. Но это не значит, что он не может быть честным. В определенном смысле.
Лисицына: Сложный момент. Я считаю, что про все вокруг и других людей он пишет достаточно искренне, а себя ну очень сильно приукрашивает, потому что ну не может так стройно в реальной жизни все складываться в одну мозаику.
– Может ли каждый человек написать о себе похожую книгу?
Петрич: Если бы умел обращаться с языком, то да. С другой стороны, опять же – неизвестно, что в других книгах, но описать свое детство, думаю, мог бы каждый при должном уровне литературных способностей. И оно тоже было бы интересным. Неинтересных жизней не бывает.
Котенко: Мог бы каждый человек сконструировать себе автомобиль? Мог бы каждый человек полететь в космос? Мог бы каждый человек быть таким же красавчиком, как автор? Ну я даже не знаю, ребята (но я бы хотела быть таким «каждым человеком»).
Лисицына: Уверена, что да. Другое дело, что литературного мастерства почти ни у кого столько нет, но чисто форму, события и притянутую за уши глубину за бутылочкой чего-то крепкого сможет сделать каждый.
Горбенко: Я бы точно не смогла. Остается только искать себя в том, что пишет Кнаусгор.
– Кому может понравиться эта книга?
Горбенко: Любителям устраивать раскопки в себе.
Лисицына: Кому-то, у кого есть много времени, чтобы послушать частные истории одного-единственного дядьки.
Петрич: Пожалуй, любителям жанра. Тем, кто любит остросюжетные книги с лихими поворотами сюжета, — вряд ли подойдет такое медитативное чтение.
Котенко: Любителям групп a-ha, Ulver и каких-нибудь Wardruna. Под музыку этих норвежцев читается с каким-то удивительным эффектом погружения в текст. Ну и еще, конечно, если вы хоть как-нибудь следите за переводами на русский язык чего-то норвежского, у нас с этим как-то все не очень весело, а тут все-таки целая звезда и бестселлер.
– Посоветуйте что-нибудь похожее для чтения.
Горбенко: Извините, побуду Капитаном Очевидность. Конечно, «В поисках утраченного времени» Пруста.
Котенко: Ладно, пусть это будет Уэльбек, раз уж я про него вспомнила – и раз уж мы частенько советуем книжки из «Ясной Поляны» этого года, то пусть это будет «Серотонин». У Уэльбека, как мы с комрадами уже вам рассказывали, тоже практически такой автофикшн, только изрядно охудожествленный, Уэльбек так же не прочь поиздеваться над читателем обилием деталей, Уэльбек такой же усталый и не самый счастливый в мире мужик, тоже ужасно талантливый, но вот отчего-то Кнаусгор мне как-то ближе и роднее. Вторым вспомню Александра Стесина – я как-то уже советовала его «Нью-йоркский обход», теперь же вспомню «Африканскую книгу». Автофикшн со страшно симпатичным героем-врачом, на которого почему-то до сих пор никто не подал никакого иска (собственно, тут у всех писателей есть чему у Кнаусгора поучиться, это понятно).
Петрич: Понимаю, что это звучит с одной стороны внезапно, а с другой – предсказуемо, но «Детство. Отрочество. Юность» Толстого.
Лисицына: Однозначно «Театр отчаяния» Гришковца. Тоже длинно, подробно, с повторами – и вроде бы интересно, многим понравилось, но я читала с великой печалью и скукой. Но это я, кому-то будет очень даже хорошо. В качестве альтернативы предлагаю блестящую автобиографию Юрия Никулина «Почти серьезно». Вот что бы я точно в шести томах хотела увидеть, но есть только один.
* Литературная премия «Ясная Поляна» — ежегодная общероссийская литературная премия, учрежденная в 2003 г. Музеем-усадьбой Л. Н. Толстого «Ясная Поляна» и компанией Samsung Electronics.
** Некоторые произведения временно недоступны в каталоге MyBook по желанию правообладателей.
Наши эксперты: Анастасия Петрич (в «Инстаграме» – drinkcoffee.readbooks), Виктория Горбенко (телеграм-канал «КнигиВикия»), Вера Котенко (телеграм-канал «Книгиня про книги») и Евгения Лисицына (телеграм-канал greenlampbooks).
«Моя борьба. Книга первая. Прощание», Карл Уве Кнаусгор
(«Синдбад», 2019)
На премию «Ясная Поляна» роман номинировала переводчица Анастасия Завозова, а сам перевод с норвежского выполнен Инной Стребловой.
– Оценки:
Евгения Лисицына: 5/10
Виктория Горбенко: 8/10
Вера Котенко: 9/10
Анастасия Петрич: 6/10
Итого: 7/10
– О чем рассказывает автобиография?
Виктория Горбенко: Герой пишет книгу, растит детей, хоронит отца и параллельно всему этому погружается в воспоминания. Звучит не особо весело, но на деле оказывается увлекательнее многих остросюжетных романов.
Евгения Лисицына: Вроде не старый еще человек начинает бухтеть, как дед, и подробно рассказывает нам все, что смог вспомнить с самого детства. Вот прямо так в лоб автобиография.
Анастасия Петрич: Доктор Фрейд был бы в восторге! Перед читателем разворачивается классическая история отца и сына. Детство и отрочество главного героя, где главной была фигура отца. История о жизни и потере.
Вера Котенко: У одного мужчины наступил кризис среднего возраста, и поэтому он как давай вспоминать всю свою жизнь начиная с детства, так и не перестал, пока в Норвегии не кончилась бумага.
– О чем эта книга, если смотреть глубже описаний событий?
Петрич: Автобиография, исповедь – эти слова говорят сами за себя. Перед читателем – жизнь автора без прикрас. Ничего не скрыто, ничего не нужно додумывать. Все очень ясно и откровенно.
Котенко: Вот наконец-то тот случай, когда я отвечу: она не о «чем», она о «ком»! Ну что же вы, разницы не видите?
Лисицына: «Ох, я такой классный, но если вы этого еще не поняли, то я вам в шести томах на пальцах объясню».
Горбенко: Мы сами не догадываемся, кто мы такие и из скольких случайных вещей состоим, пока не начнем всерьез об этом думать. Еще лучше – писать об этом. Наверное, письмо – вообще лучший способ терапии, и везет тем, кто наделен этим даром.
– С чем же борется Кнаусгор в своей шеститомной автобиографии – по крайней мере в ее начале?
Котенко: Думаю, борется он с собой – это главный его соперник, отражение в зеркале. Собственно, книга и есть такое отражение, там даже на обложке авторское лицо, которое смотрит на тебя, читатель, и заранее тебе сочувствует.
Петрич: С жизнью, я полагаю. Я не читала другие книги цикла «Моя борьба», поэтому могу только догадываться. Судя по первой книге «Прощание», речь и дальше пойдет о пути автора.
Горбенко: С кажущейся простотой обыденности. В своей борьбе Кнаусгор наделяет красотой и смыслом самые банальные и на первый взгляд безынтересные вещи и события.
Лисицына: Предполагаю, что лично со мной и моей верой в интересные книжки. Наверное, он поставил перед собой амбициозную задачу доказать мне, что автобиография может быть скучной. Нет, ну а что, ему можно себя как центр мироздания позиционировать, а мне нельзя?
– Как бы вы определили стиль письма автора?
Горбенко: Интимный. Он не боится вербализировать то, что принято прятать поглубже. Недаром публикацией «Моей борьбы» он вызвал негодование стольких людей, в ней упомянутых. Очень смелый текст, что не может не восхищать.
Петрич: Книга написана честно. И мне понравилось то, что эта честность не уходит в чернуху и перебирание всех гадких подробностей. Это лиричная история. У меня она не вызвала никакого отторжения.
Лисицына: Дедуля, который сажает тебя на неудобный стульчик и бесконечно рассказывает восхитительные истории.
Котенко: «Чукча-стиль»: что видел, про то и спел.
– Симпатичен ли вам персонаж Кнаусгора?
Лисицына: Как ни странно, сам персонаж симпатичен. Читать про него я совершенно не смогла, а как образ – вышло очень живо и убедительно.
Горбенко: Очень. Потому что он кажется близким, как внезапно разоткровенничавшийся за бокалом вина приятель.
Котенко: Да. Он умный, глубокий, наблюдательный, необычный при всей своей обычности (ну что необычного на первый взгляд – ну мужчина, ну жена там, дети, любовь-нелюбовь, ну отец, ну брат = господи, срочно его в книгу рекордов!). Но талант не пропьешь – этот текст именно талантливый, как и этот «персонаж», а это уже – эмоция, симпатия, не оторваться.
Петрич: Сложно сказать. Он человек. Со своими слабостями, проблемами, комплексами. При этом он не вызывает неприятных эмоций. Сопереживать ему тоже не очень получается, но в целом – это обычный незнакомец, которого не за что осуждать и не за что любить.
– Насколько герой автобиографии кажется искренним?
Петрич: Я поверила автору, его история мне показалась достоверной. Его переживания не вызывали сомнения. В них нет лукавства, и он не скатился в самолюбование или самобичевание.
Котенко: Я не задумывалась о том, «кажется» ли мне этот текст искренним – в конце концов, если знать, что некоторые родственники решили на тебя подать в суд, а некоторые знакомые перестали при встрече здороваться, то этого достаточно, чтобы предположить, что текст ЧЕРТОВСКИ искренний. Опасайтесь писателей, если они есть у вас в друзьях, я серьезно.
Горбенко: Это не такой простой вопрос, как может показаться. Барнс писал, что время работает не как фиксатор, а скорее как растворитель. Думаю, Кнаусгор вполне искренне описывает свое прошлое и связанные с ним переживания, но не факт, что он сам отдает себе отчет в том, насколько написанный текст совпадает с существовавшей когда-то реальностью. Кроме того, он обладает потрясающим языком, выдающим в нем большого писателя. Большой писатель вряд ли может быть тождественен свидетелю перед судом присяжных. Художественный текст – это не скупые показания, он всегда больше реальности. Но это не значит, что он не может быть честным. В определенном смысле.
Лисицына: Сложный момент. Я считаю, что про все вокруг и других людей он пишет достаточно искренне, а себя ну очень сильно приукрашивает, потому что ну не может так стройно в реальной жизни все складываться в одну мозаику.
– Может ли каждый человек написать о себе похожую книгу?
Петрич: Если бы умел обращаться с языком, то да. С другой стороны, опять же – неизвестно, что в других книгах, но описать свое детство, думаю, мог бы каждый при должном уровне литературных способностей. И оно тоже было бы интересным. Неинтересных жизней не бывает.
Котенко: Мог бы каждый человек сконструировать себе автомобиль? Мог бы каждый человек полететь в космос? Мог бы каждый человек быть таким же красавчиком, как автор? Ну я даже не знаю, ребята (но я бы хотела быть таким «каждым человеком»).
Лисицына: Уверена, что да. Другое дело, что литературного мастерства почти ни у кого столько нет, но чисто форму, события и притянутую за уши глубину за бутылочкой чего-то крепкого сможет сделать каждый.
Горбенко: Я бы точно не смогла. Остается только искать себя в том, что пишет Кнаусгор.
– Кому может понравиться эта книга?
Горбенко: Любителям устраивать раскопки в себе.
Лисицына: Кому-то, у кого есть много времени, чтобы послушать частные истории одного-единственного дядьки.
Петрич: Пожалуй, любителям жанра. Тем, кто любит остросюжетные книги с лихими поворотами сюжета, — вряд ли подойдет такое медитативное чтение.
Котенко: Любителям групп a-ha, Ulver и каких-нибудь Wardruna. Под музыку этих норвежцев читается с каким-то удивительным эффектом погружения в текст. Ну и еще, конечно, если вы хоть как-нибудь следите за переводами на русский язык чего-то норвежского, у нас с этим как-то все не очень весело, а тут все-таки целая звезда и бестселлер.
– Посоветуйте что-нибудь похожее для чтения.
Горбенко: Извините, побуду Капитаном Очевидность. Конечно, «В поисках утраченного времени» Пруста.
Котенко: Ладно, пусть это будет Уэльбек, раз уж я про него вспомнила – и раз уж мы частенько советуем книжки из «Ясной Поляны» этого года, то пусть это будет «Серотонин». У Уэльбека, как мы с комрадами уже вам рассказывали, тоже практически такой автофикшн, только изрядно охудожествленный, Уэльбек так же не прочь поиздеваться над читателем обилием деталей, Уэльбек такой же усталый и не самый счастливый в мире мужик, тоже ужасно талантливый, но вот отчего-то Кнаусгор мне как-то ближе и роднее. Вторым вспомню Александра Стесина – я как-то уже советовала его «Нью-йоркский обход», теперь же вспомню «Африканскую книгу». Автофикшн со страшно симпатичным героем-врачом, на которого почему-то до сих пор никто не подал никакого иска (собственно, тут у всех писателей есть чему у Кнаусгора поучиться, это понятно).
Петрич: Понимаю, что это звучит с одной стороны внезапно, а с другой – предсказуемо, но «Детство. Отрочество. Юность» Толстого.
Лисицына: Однозначно «Театр отчаяния» Гришковца. Тоже длинно, подробно, с повторами – и вроде бы интересно, многим понравилось, но я читала с великой печалью и скукой. Но это я, кому-то будет очень даже хорошо. В качестве альтернативы предлагаю блестящую автобиографию Юрия Никулина «Почти серьезно». Вот что бы я точно в шести томах хотела увидеть, но есть только один.
* Литературная премия «Ясная Поляна» — ежегодная общероссийская литературная премия, учрежденная в 2003 г. Музеем-усадьбой Л. Н. Толстого «Ясная Поляна» и компанией Samsung Electronics.
** Некоторые произведения временно недоступны в каталоге MyBook по желанию правообладателей.
Поделиться
Другие материалы по теме «Блогеры читают»
О проекте
О подписке