Скажу вам правду с самого начала - я хочу, чтоб эту книгу прочитало как можно больше людей.
Поэтому я сейчас очень боюсь оступиться, сделать неверный шаг по болоту отзыва, утонуть в словах и восторгах, но вы, пожалуйста, будьте снисходительны ко мне и к рецензии, вдруг эта книга ждет именно вас?
Во-первых, это история семьи. Иван, его брат Борис и сын Юрий были очкастыми интеллигентами - Иван журналист с юридическим образованием, Борис - врач, Юрий талантливый студент. При этом все трое, особенно Борис, были чудовищно сильны физически, владели боевыми приёмами и даже выступали как тяжеловесы на спортивных состязаниях. Без этого удивительного семейного сочетания интеллекта и мышц побег из советского концлагеря в 1934 году был бы невозможен.
Во-вторых, это история страны. Иван Лукьянович - блестящий аналитик, он разворачивает панораму страшной жизни в молодой советской стране и сразу заявляет нам: жизнь в советском концлагере практически ничем не отличается от жизни на воле. Не потому, что в лагере так славно, просто на воле очень паршиво, голодно и кроваво. Благодаря спортивной и журналистской деятельности Солоневич-старший объездил с командировками всю страну и ему есть, что поведать. По мере рассказа он открывает и источники многих современных бед нашей страны - нет никакого сомнения в том, что она до конца еще нескоро оправится, уж слишком сильной была советская травма.
В-третьих, это крайне неожиданный взгляд на лагерную жизнь. В отличие от большинства лагерной документальной прозы (хотя я не слишком много такой читала), тут главные герои живут в заключении относительно неплохо. Этим они обязаны пониманию, как работает советская лагерная машина, своей силе (урки их не трогали) и невероятной находчивости. При том, что однажды Иван Солоневич даже ел в лагере черную икру, побег всё-таки был жизненной необходимостью.
В-четвертых, это просто фантастически увлекательная книга. В интернете есть две электронные версии - с ятями и без них, но я сначала нашла только с ятями, с ними и читала. Это было впервые в моей практике, но это совершенно не затруднило процесс, настолько книга изумительно написана. Замечательный русский язык, тонкая ирония, иногда - убийственный сарказм, иногда - болезненные до слез сцены, но никогда нет истеричности, экзальтированности и показательного заламывания рук.
Одна лишь сцена - “Девочка со льдом” - совершенно раздирает душу, ее кусочек я спрячу под кат, потому что цитата длинная. Вообще в плане цитат это была для меня самая богатая книга, но я добавила около 20 цитат, а хотелось минимум вчетверо больше (но я не люблю длинных цитат, а разбивать чудесные построения автора не хотелось).
Пожалуйста, прочитайте эту книгу, даже если я вас еще не очень убедила. Даже если она вам не понравится, там есть многое, о чем стоит знать.
Девочка со льдом
В жизни каждого человека бывают минуты великого унижения. Такую минуту пережил я, когда, ползая под нарами в поисках какой-нибудь посуды, я сообразил, что эта девочка собирается теплом изголодавшегося своего тела растопить эту полупудовую глыбу замерзшей, отвратительной, свиной, но все же пищи; и что во всем этом скелетике тепла не хватит и на четверть этой глыбы.
Я очень тяжело ударился головой о какую-то перекладину под нарами и почти оглушенный от удара, отвращения и ярости, выбежал из палатки. Девочка все еще сидела на том же месте, и ее нижняя челюсть дрожала мелкой частой дрожью.
– Дяденька, не отбирай! – завизжала она.Я схватил ее вместе с кастрюлей и потащил в палатку. В голове мелькали какие-то сумасшедшие мысли. Я что-то, помню, говорил, но думаю, что и мои слова пахли сумасшедшим домом. Девочка вырвалась в истерии у меня из рук и бросилась к выходу из палатки. Я поймал ее и посадил на нары. Лихорадочно, дрожащими руками я стал шарить на полках, под нарами. Нашел чьи-то объедки, пол пайка Юриного хлеба и что-то еще. Девочка не ожидала, чтобы я протянул ей все это. Она судорожно схватила огрызок хлеба и стала запихивать себе в рот. По ее грязному личику катились слезы еще не остывшего испуга.
Я стоял перед нею пришибленный, полный великого отвращения ко всему в мире, в том числе и к самому себе. Как это мы, взрослые люди России, тридцать миллионов взрослых мужчин, могли допустить до этого детей нашей страны? Как это мы не додрались до конца? Мы, русские интеллигенты, зная, чем была великая французская революция, могли мы себе представить, чем будет столь же великая революция у нас… Как это мы не додрались? Как это мы все, все поголовно не взялись за винтовки? В какой-то очень короткий миг вся проблема гражданской войны и революции осветилась с беспощадной яркостью. Что помещики? Что капиталисты? Что профессора? Помещики – в Лондоне. Капиталисты – в наркомторге. Профессора – в академии. Без вилл и автомобилей, но живут. А вот все эти безымянные мальчики и девочки? О них мы должны были помнить прежде всего, ибо они – будущее нашей страны. А вот, не вспомнили. И вот на костях этого маленького скелетика, миллионов таких скелетиков, будет строиться социалистический рай. Вспомнился карамазовский вопрос о билете в жизнь. Нет, ежели бы им и удалось построить этот рай, на этих скелетиках, я такого рая не хочу. Вспомнилась и фотография Ленина в позе Христа, окруженного детьми: «Не мешайте детям приходить ко мне». Какая подлость! Какая лицемерная подлость!
И вот, много вещей видал я на советских просторах; вещей, намного хуже этой девочки с кастрюлей льда. И многое как-то уже забывается. А девочка не забудется никогда. Она для меня стала каким-то символом того, что сделалось с Россией.