… У Пилата появились нервные тики. Он все время моет руки …

* * *

Проснулся я словно от удара молотом по наковальне, которой служила моя голова. Это всегда так, когда сплю не больше часа. Было 7 утра. Опять не было времени, ни на что. Все надо было делать впопыхах. В 8 я уже должен был быть на работе.

В 7.50 я уже иду по двору Института Нарколгии, довольный,что успел. Понемногу начинаю просыпаться находу. Осматриваюсь… Тут два лагеря: менты с ментоподобными и наркоманы. Есть конечно и врачи с администрацией, но они как бы на втором плане, да и пожалуй относяться они то к первой то ко второй группе, а то и к той и к другой. Нет, есть конечно исключения… И не то,чтоб совсем мало. Порядочных людей здесь хватает, однако, как я уже говорил, они находяться в тени доминирующих групп или же просто на данный момент менее мне интересны.

Мое отношение к обеим группам вполне определенно – стараюсь всех игнорировать. Хотя к наркоманам я не испытываю ненависти и презрения, по большей части жалость и как не постыдно это сознавать, иногда отвращение. Да и очень пестрая и разношерстая это масса. Много среди них знакомых. Много интересных людей. Что до ментов, там все до уныния однозначно: не блещущие интеллектом, здоровые, сильные, злые и служат пресловутому хозяйну, имя которого они могут не знать вовсе и даже не особо интересоваться этим. Хозяева могут меняться, не то чтобы смена кадров, нет! А вплоть до смены целых систем ценностей, мировозрения, радикально противопоставленных друг другу, но менты будут служить всем.

– Здравствуйте – приветствую стоящих у входной двери двойх в форме и протягиваю пропуск. Один из них, что покрупнее, разумеется не ответив на приветствие, медленно разворачивает его и начинает вчитываться или просто делает вид, что умеет это делать. Потом поднимает взгляд на меня и смотрит пристально, прямо в глаза, с эдаким прищуренным, свойственных одним лишь ментам, а ля сверлящим, расчитанным, только им известно на что, идиотским взглядом, вызывающим во мне полудикое желание вырвать ему глотку и когда это желание уже начинает полностью овладевать мной, дружески протягивает пропуск и миролюбиво добавляет: – Проходите, пожалуйста! И даже улыбается в знак какой то, вероятно, все таки существующей в природе, и вызывающей во мне полное отвращение, надпрофесиональной коллегиальности, и вырывать у него глотку больше не хочеться! И даже появляются некие теплые чувства к нему, мол он тоже человек, это его работа и т.д… Менты знают как манипулировать сознанием!

Дальше коридоры. По большей части они не отремонтированы и пахнут гнилым линолиумом, и, правда не все, какими то лекарствами, к которым изредка примешивается некое зловоние. В лифт садиться я боюсь.Там обнаруживает себя клаустрофобия, одна из многих, терзающих меня фобий. Так что приходиться подниматься по лестнице, что тоже не доставляет особого удовольствия, особенно изза своей узости. Два человека одновременно с трудом могут протиснуться при этом не задев хоть чуточку друг друга. Особенно если эти два человека моей комплекции. Однако находятся и такие, коим такой близкий контакт доставляет самое что ни но есть удовольствие. Сам видел. Они абсолютно безо всякой надобности снуют по ступенькам вверх-вниз, в надежде наткнуться на медсестер и бранясь на узость лестницы, всеми силами имитируя попытки избежать прикосновения, трутся своими отвратительными телами об ускользающие тела медсестер. Насколько я замечал фроттеристы в основном из мелких служащих, на первый взгляд не принадлежащих ни к одной из упомянутых мной групп. Но если даже не вдуматься, а просто задать себе вопрос, то сразу становиться ясна их принадлежность, и не потому, что они не различают метадон от мдма. И даже не потому, что все они одеты в плохие белые или голубые сорочки, черные, выглаженные в стрелку брюки и угловатые или заостренные туфли, (непонятно даже,где они такие находят. Такие же еще надо найти, прежде чем их купить?) и даже не потому,что у них одинаковые прически полбокс и одинаково плоские лбы и затылки. И не потому только даже, что они из географических и негеографических провинциалов. Глаза! Все дело в них. Они злые, налитые кровью. Они беспощадны и раболепны одновременно. Они выдают мента, прирожденного холопа, который испытывает к хозяйну почти собачью верность, но в отличии от собаки готов его пожрать, если к определению хозяйна приставить приставочку экс. Чиновники государственных служб, силовики и служащие банков, мне все это видиться одним лагерем. Хотя может я и перегибаю палку…

Комната, в которой я вроде как бы работаю, мала и запружена разной нужной и ненужной утварью. В принципе тут всего три стола, которые не так много места занимают,четыре кресла. Четвертое видимо на всякий случай, или для посетителя. Для посетителя а не для посетителей, потому, что кресел именно четыре, а не пять или шесть и не два. Так что нехватки вроде тоже нет. Зато очень много коробок. Полных и пустых, отчасти заполненных, чем только ни, по большей части бумагами, и по еще большей части никому уже, или вовсе никогда не нужных. Они то и занимают шестую часть суши в моей рабочей комнате. В моей – громко сказано, ибо во первых я новый, а во вторых кто я, пока никто толком не знает и те три стола, которые я уже упоминал, принадлежат трем старым кадрам, обитающим там давно. Хотя на кресло я могу расчитывать, ибо я уже и это замечал, их четыре, т.е. на одно больше, чем столов, тоже самое -людей, сидащих за ними. Однако я не спешу занимать его. – Пусть лежат! – говорю о коробках. – Да, без проблем! Выйду, покурю. – И вправду, пусть лежат, а я покурю на лестнице. Курить я люблю. Курю много. Пока не позовут, побуду тут. Так и время быстрее пройдет. А в комнате, запруженной коробками, в кресле, без стола, компьютера на нем, а значит и без статуса, правда с дружелюбными молодыми людьми… Дружелюбность то меня и отталкивает прежде всего. Вызывает отторжение. Нет, без компьютера, абстрагироваться в комнате не удасться, а без этого никак! Смешение недопустимо! …Ничего, наверное скоро поставят и стол и компъютер, а пока проведу большую часть времени на лестнице, в раздумьях, в обществе самого себя. К этому я привык с детства, и надо сказать, что возможно это моя самая любимая компания…

* * *

То было как взрыв атомной бомбы. По краиней мере я так его себе всегда представлял, – взрыв. А это – не представлял себе никак и никогда. В тот миг я подумал,что это похоже на атомный взрыв и поскольку я до сих пор не знаю, как именно пройсходит и ощущаеться он, то могу спокойно принять для себя эту гипотезу и быть вполне уверенным в ее правдоподобности. Солнце трансформировалось в свет и выросло до размеров: оно повсюду! По сути потеряв то, что называлось солнцем, забыв извечное : – я вечно буду! – оно стало ничем, а потом стало всем… Хотя нет… Это о другом. Об этом я написал потом, в рифму, но это было потом, т.е раньше, давно.

Смех может стать всеобъемлющим, сразу после взрыва. Потом возникают некоторые мысли, похожие на петрушку, редиску, репу. Начинаешь их рвать с корнем, вытаскивать из земли,что доставляет неимоверное удовольствие. Порой кажется, не ты рвешь,а кто то. Но кто то тоже ты, если присмотреться хорошенько. Еще появляются другие ты. Их много, но не слишком. Сосчитать можно. Я насчитал семь или восемь, и все говорили хором, но как бы не перебивая друг друга. Всех было слышно и смысл слов был понятен и я (вероятно все же главный я) тоже говорил, спрашивал, отвечал. Что то вроде идеального полилога. Допускаю, что где то искажаю истину, времени прошло с тех пор много и ощушения, переживания не могли сохраниться в первозданном виде, под столькими наслоениями самых разных времен, отношении, восприятии…Ах, да, чуть не забыл! Там были еще морковки! Ну т.е. мысли. И было все как в мультфильме, или скорее в компъютерной игре денди или супернинтендо. Рвать морковки было найвысшим наслаждением. Потом они исчезли. Вообще все мысли сразу. Исчезло время, верх, низ, сила притяжения. Исчезли преграды. Я стоял внутри светящегося корридора из бесконечных квадратов, какой я помню нарисованным на мятом листке бумаги, из глубокого детства, из которого больше ничего не помню и созерцал Бога.

Я сам все испортил. Впустил страх в себя и все исчезло. Страх принял форму гидры, вырос, оброс новыми головами и продолжал расти. Я стоял посреди старой комнаты, у камина, потухшего, холодного и полного золы и черепов. Семь или восемь "я" сидели в царских облачениях и судили меня, за все и то,чего еще не сделал. Судили меня и как часть тела тел, зачавших меня и тело, носитель новых, еще не задуманных людей и как землю, принявшую тела зачавших тех, кто зачал зачавших меня. Я прислушался. Судили не меня. Я сам судил. Я был один. Я осмотрелся, никого! Разделся догола и сел и зеркало открылось мне само собой. Я посмотрел в него и жизнь и старость и смерть свою узрел и стало страшно. Ужас одиночества, вечной пустоты!..

С тех пор меня терзает вопросы: – А мог ли я не впустить страх? И что было бы тогда? …

* * *

–Да! – Ага, иду! – зовут меня. Значит рабочий день почти что завершился. Теперь домой, с сознанием выполненного долга. Прощаюсь со всеми, не скупясь на слова и рукопажатия. В чем то же надо проявить себя? Через минуту уже выхожу во двор, а там -наркоманы. Я уже говорил, что тут все как бы поделено на два лагеря, как на зоне. Ментов я уже описал, и номинально я сам принадлежал к их группе, что повода для гордости не добавляло. Однако отождествлять себя со второй группой тоже не велика радость. Так вот о второй группе: – в первую очередь, они разные. Вернее, когда то были разными. Тут они уже все без индивидуальных черт как будто, но все же ментовской монолитности средь них нет. Налицо примитивный и симпатичный сюжет голивудской драмы – когда то они были кумирами… В то время, когда великий и злой порядок вдруг "пал изъеденный червями изнутри как ирод"и на смену ему тут же пришел мелкий,чернобелый и не менее злой сюреализм, эпоха породила героев: с автоматом, бенденой, в очках -хамелеон и под кайфом. В моей тогдашней картине мира они заняли места Ахилла и Геракла