Пролог

– Садись, Марина, – сквозь зубы цедит муж и я недоуменно смотрю на него, прежде чем опуститься на кресло.

 Стас явно чем-то расстроен. Он никогда не называет меня Мариной. Всегда только Маря или Маришка. Даже когда мы ссоримся, что тоже случается нечасто.

– В чем дело, Стас? Ты меня пугаешь, – нервно улыбаюсь я, когда он обходит стол и садится на свое место.

 Чувствую себя провинившимся сотрудником, которого сейчас будет отчитывать начальник.

– Буду краток: я знаю, почему ты вышла за меня замуж, – обрушивает на меня новость муж. – Не вижу смысла продолжать этот фарс дальше. Мы разводимся, Марина.

 У меня такое чувство, словно небо обрушилось на мою голову. То, чего я так долго боялась, случилось. Но что хуже всего, Стас не злится. Не пытается докопаться до истины, не спрашивает, почему я сделала то, что сделала, люблю ли я его, нужен ли он мне. Он просто холодно заявляет, что мы разводимся. Констатация факта. Ему не интересно, чего я хочу, нужен ли мне этот брак. Он просто все решил сам.

– Прости… – сдавленно шепчу, не зная, как начать. – Стас, я…

– Избавь меня от оправданий, – повелительно поднимая руку, обрывает меня муж. – Я не хочу ничего обсуждать. И слышать тоже ничего не хочу. Просто не усложняй мне жизнь еще больше и подпиши документы. С Аришей я тебе видеться позволю, но никакой совместной опеки и походов в суд. Не пытайся отнять ее у меня или ты вообще ее больше не увидишь. Она – моя дочь и будет жить со мной. Думаю, тебе не нужно объяснять, на что я способен, учитывая мои связи. Будешь вести себя смирно – я просто забуду о том, что ты сделала и позволю навещать ее. В присутствии няни и телохранителя, естественно. Что же касается нас с тобой, то сделай одолжение – никогда больше не попадайся мне на глаза. С этого дня ты для меня умерла.

– Стас, – всхлипываю я, надеясь, что он поймет и простит, даст мне объясниться, потому что я не хочу его терять. – Пожалуйста, прости меня! Я ведь не хотела ничего плохого, клянусь! Мне просто нужно было быть с ней. С нашей Аришкой. Умоляю, я…

– Прощай, Марина, – снова обрывает он меня недовольным голосом, а потом просто встает и выходит, оставляя одну в своем кабинете. Не только не дав второго шанса, но даже не позволив сказать, что я люблю его и ради этой любви хочу все исправить и сохранить нашу семью.

 Стас Дубов не обманывал, когда говорил, что никому не дает вторых шансов. Не думала, что он откажет в нем и мне, учитывая, как он добивался и боготворил меня, но я никогда не сомневалась в силе его любви ко мне. До сегодняшнего дня. Потому что принципы, очевидно, оказались для него важнее любимой женщины.

Глава 1

Марина

– Ты уверена? – спрашивает Валера, зависнув с ручкой в руке.

– Подписывай, – говорю ему, смотря на заявление.

Никогда бы не подумала, что, если и настанет день, когда мы разведемся, я не буду совершенно ничего чувствовать по этому поводу. Ни боли, ни даже ностальгии.

Хотя, чему удивляться…

Вся моя боль досталась моей безвозвратно ушедшей крошке, а других эмоций во мне просто нет. Они были выжжены дотла в тот день, когда ее не стало.

– Ты ведь знаешь, что, если тебе что-то понадобится… – начинает Валера, когда мы выходим из ЗАГСа, но я обрываю его.

– Это вряд ли.

– Не будь такой стервой, Марина, – раздраженно говорит он. – Мы же не чужие. Прими помощь.

И тут я вспоминаю, что еще способна злиться. В частности, на него. Человека, который потерял то же, что и я, но который не разделяет мое горе.

– Она умерла по моей вине! Я мать, я должна была уследить, почувствовать! Это ты сказал мне? Ты, Валера! И я при этом стерва?

– Прости, – задыхается он, цепляясь за мои руки.

На лице написана вина, но меня не трогают его угрызения совести.

– Я не думал, что говорю. Горе затмило мне разум!

– Нет! – брезгливо отдергиваю руки. – Ты трусливо пытался возложить на меня вину за смерть нашей девочки! Когда виноват был ты! Только ты!

Люди оборачиваются на нас и Валера тут же начинает неуверенно смотреть по сторонам. Как всегда, беспокоясь об общественном мнении больше, чем о нашем разговоре.

Как я вообще могла жить с этим человеком? Такое ощущение, словно со смертью Аришки, с меня спали розовые очки, сквозь которые я не замечала недостатков людей, которыми окружила себя.

– На этом все, Валер, – твердо сообщаю ему. – Созвонимся, когда дойдет до штампов.

Спускаясь в метро, чтобы поехать в офис, вяло размышляю, что не завтракала. Однако, есть не хочется. Не хочется уже давно. Я знаю, что у меня депрессия, понимаю умом, что гроблю свое здоровье, но мне действительно на это плевать. Я не могу думать ни о чем, кроме Аришки.

Снова и снова прокручиваю в голове ту ночь, когда она умерла. Я ведь вставала на ночное кормление! Она была в полном порядке. Обычный здоровый ребенок. Жадно высосала свою бутылочку и тут же уснула. Все, как всегда. Абсолютно одинаковое расписание наших ночей, ведь после первых трех месяцев жизни, Арина стала образцовым ребенком, который не плакал по ночам и просыпался лишь два раза для кормления в два и пять часов утра.

Моя всегда счастливая малышка… Самая красивая, самая любимая. Я помню каждую черточку ее лица, ее большие голубые глазки, светлый пушок волос, пахнущих молочком и ею самой. То, как она причмокивала губами, когда была голодна.

Прошло уже четыре месяца. Почти столько же времени, сколько она прожила на свете. Моей девочке было лишь полгодика, когда ее не стало. Она просто уснула и не проснулась. Перестала дышать. Существовать. И кажется, я навсегда застряла в том дне, потому что, вопреки словам окружающих, время не лечит и легче не становится.

Сама не понимаю, что плачу, пока не вижу косящихся на меня людей в вагоне метро. Но мне все равно. Утираю слезы и слежу за станцией. Нельзя пропустить свою, я и так взяла отгул на пару часов на работе, чтобы пойти в ЗАГС, не успев устроиться туда.

В данный момент жизни, работа – единственное, чем я дорожу. Потому что только она способна отвлечь меня, хоть ненадолго, от моего горя. Я начала новую жизнь, уйдя от Валеры. Мои новые соседи не знают, что со мной случилось. Они просто считают меня нелюдимой чудачкой. Не лезут с сочувствием. То же самое на новой работе. Коллеги только удивляются моему трудолюбию и с облегчением перекладывают часть своих обязанностей, не лезя с лишними разговорами, ведь я сразу дала понять, что предпочитаю сосредоточиться на делах и не люблю, когда меня отвлекают.

Выйдя из метро, как обычно иду в офис через небольшой парк, чтобы срезать путь. Я работаю в огромном небоскребе и вид оттуда как раз открывается на этот парк.

Проходя мимо женщины с коляской, уже не зависаю, как раньше. Напротив, отвожу взгляд. Но внимание, вдруг, привлекает громкий счастливый визг. Непроизвольно кидаю взгляд в ту сторону и так и застываю на месте. Потому что передо мной призрак. Иначе, никак не объяснить, что я вижу на коленях незнакомой женщины собственную дочь.

Свою Аришку.

Пошатываюсь и чуть не падаю на землю, но в последний миг меня подхватывают сильные мужские руки.

– Девушка, Вам плохо?

Поднимаю ошалевший взгляд на мужчину, приходя в себя. Он все еще держит меня практически на весу.

– И-извините, голова закружилась, – отвечаю, отстраняясь от него.

«Боже, ну и привидится же такое! Не иначе, как голодные галлюцинации. Нужно поесть что-нибудь»

– С Вами точно все хорошо? Может вызвать скорую? Вы очень бледная, – подает голос женщина, сидящая на скамейке с ребенком.

Ребенком, которого я приняла за свою мертвую дочь.

Несмело перевожу взгляд на малышку, чтобы удостовериться в своем бреде, но ноги снова подкашиваются. Потому что это действительно Аришка. Ее голубые глаза и бровки домиком. Ее маленький круглый ротик и светлые волосики, выбивающиеся из-под шапки. Это она, точно она, только немного старше. Такая, какой и должна быть в десять месяцев!

– Ну-ка, сядьте, – усаживает меня пришедший на помощь мужчина, рядом с ней на скамейку, а я не могу оторвать взгляд от ребенка.

Слезы ручейками стекают по лицу и я едва успеваю их вытирать, чтобы не затуманивали зрение и не мешали смотреть на Аришку. Не вижу и не слышу ничего кругом, только смотрю, срываясь на рыдания. Пока, внезапно, обзор не загораживает широкая мужская грудь.

– Пожалуйста, успокойтесь, – просит он, слегка хлопая меня по щекам. – Люба, набирай скорую. Скорее всего, это нервный срыв.

– Па! – раздается вдруг звонкий детский визг.

Мужчина оборачивается и я вижу, как за его спиной, моя доченька тянет к нему ручки.

– Па! – требовательно верещит она.

Моя девочка уже разговаривает? Почему она называет этого мужчину папой?

Перевожу на него растерянный взгляд, впервые осознанно разглядывая лицо, и вздрагиваю от узнавания.

Это он! Станислав Дубов. Самая большая шишка в списке клиентов моей бывшей свекрови в ее клинике репродуктивной медицины. В той самой клинике, в которой мне делали ЭКО на той же неделе, что и его жене. И сейчас моя дочь называет его папой.

Мозг перерабатывает информацию даже прежде, чем я успеваю осознать и принять.

Совпадение? Таких совпадений не бывает.

Голову пронзает чудовищная догадка. У меня сотня вопросов и я не побоюсь их задать. Вскакиваю на ноги, готовая к нападению, но тело снова подводит меня. Голова кружится и, на этот раз, я просто теряю сознание.

Стас

Едва успеваю в который раз подхватить хрупкую женскую фигурку, прежде чем она падает кулем на дорожку в парке. Чертыхнувшись, беру потерявшую сознание девушку на руки и несу ее к зданию, на ходу указывая няне вернуться домой с малышкой.

Девушка в моих руках ощущается практически невесомой. Худющая до невозможности, кости выпирают, где только можно, сквозь свободное офисное платье. Не удивлюсь, если у бедняжки анорексия.

Оказавшись в холле, кладу ее на диван для посетителей и иду к кулеру. Скорую моя няня Люба уже успела вызвать, но неплохо бы привести девушку в сознание.

– Вызвать скорую? – участливо интересуется охранник на входе.

– Уже вызвали, – отвечаю ему.

Несу воду в стаканчике и слегка плещу пальцами на лицо субтильной блондинки. Она вздрагивает и медленно открывает глаза, пытаясь сфокусировать взгляд. Пробует встать, но я удерживаю ее, положив руку на плечо.

– Лежите, девушка. Скорая уже едет. Вот, выпейте воды пока.

Подношу к ее губам стаканчик, слегка поддерживая под шею, и она послушно делает пару глотков, после чего обессиленно прикрывает глаза.

– Не надо скорую, – шепчет через пару минут. – Давление понизилось. У меня в сумке лекарство.

Чертыхаюсь, вспомнив, что сумку она уронила в парке, но тут на помощь приходит охранник, подавая мне женскую сумочку.

– Это не она? Женщина с ребенком только что передала ее мне.

Девушка вздрагивает и распахивает веки, за которыми скрываются необычные каре-зеленые глаза, отдающие янтарем. Я показываю ей сумку, которую принес охранник, и она медленно садится, дрожащими руками открывая ее и ища в ней свои таблетки.

Ее руки так сильно дрожат, что она не сразу находит искомое, а найдя, роняет пластинку на пол. Я поднимаю ее и достав одну таблетку, протягиваю ей вместе с оставшейся водой. Потом подхожу к автомату и покупаю плитку темного шоколада. Открываю его на ходу и снова сев рядом, протягиваю ей маленький квадратик.

Девушка смотрит на него, как на что-то совершенно неожиданное, а потом, берет неустойчивой рукой и кладет в рот. При этом, ее глаза начинают слезиться. Бедняжка жует и плачет, и, выглядит такой несчастной при этом, что я понимаю, что у нее явно проблемы пищевого поведения, как я и предположил сначала. Руки и ноги худенькие, как спички, а скулы на лице остро выступают вперед.

Я постепенно скармливаю ей половину шоколадной плитки, а она не перестает реветь и смотрит на меня взглядом потерянного щенка. И становится так не по себе от ее несчастного вида, что я с облегчением выдыхаю, когда к нам с встревоженным криком подбегает другая девушка.

– Марина, Боже мой, что с тобой?

Я встаю, уступая ей место, и кладу шоколад на сто лик. Ни один человек из зевак, собравшихся в холле, не подошел к нам до сих пор.

– Вы ее знаете? – спрашиваю у брюнетки.

– Мы коллеги, – отвечает она, задерживая на мне взгляд.

Чувствую знакомое отвращение от ее начавших блестеть глазок. Очередная охотница. Даже беспокойство за коллегу отошло в сторону, вон как разглядывает меня, словно экспонат в музее. Наверняка, узнала.

– У нее упало давление, но скорая уже едет. Присмотрите за коллегой, мне уже пора.

– Конечно-конечно! – сочувственно кудахчет та. – Спасибо Вам огромное! Марине очень повезло, что такой человек, как Вы, оказались рядом.

Не даю втянуть себя в разговор и коротко кивнув, разворачиваюсь, направляясь к лифтам. В этом здании работает множество организаций, но я самый крупный арендатор – занимаю пять этажей, один из которых служит мне домом, а остальные – головным офисом крупнейшего продюсерского центра страны. Я уже привык к тому, что со мной здороваются люди, которых я знать не знаю, и проявляют внимание те, кто хочет познакомиться поближе, но навязчивость женщин раздражает больше всего.

Причем, до брака с Региной, я воспринимал это с каким-то весельем и нередко использовал шанс взять номерок у очередной красотки, но после всего, что натворила моя бывшая жена, женщины стали видеться мне в совершенно другом свете.

А ведь с тех пор, как я развелся, эти хищницы, будто почуяв свежую кровь, активировались с невиданной скоростью и прытью. Даже моя ассистентка начала приходить на работу в нарядах, подчеркивающих ее фигуру и откровенно демонстрирующих декольте, хотя я еще при приеме на работу четко дал понять, что личных отношений с подчиненными не завожу и при любом проявлении непрофессионализма увольняю без предупреждений.

Что уж говорить о других, когда в моем окружении полно девиц, мечтающих с моей помощью стать звездами. Им невдомек, что через постель этого не добиться. И уж точно не добиться от меня предложения руки и сердца.

Моя бывшая жена Регина была самой большой поп-звездой страны. И именно я был тем, кто поднял ее с нуля. Причем, встречаться мы начали лишь спустя три года после начала сотрудничества, когда она уже была на пике славы. Нашу пару считали образцовой. Идеальной.

«Дружба, перешедшая в любовь» – пестрели заголовки журналов.

«Их отношения – особенные» – делились мнением коллеги.

«Такие пары не расстаются, их связывает слишком многое» – писали восторженные фанаты.

Но на деле все это оказалось лишь красивой картинкой, в которую я имел глупость поверить.

Едва ли я еще раз попадусь в ловушку женщины и позволю охомутать себя узами брака. Плавали – знаем. Сейчас в моей жизни есть только одна очаровательная особа женского пола – моя дочь, и это вряд ли изменится.