Отзывы на книгу «Язвительные заметки о Царе, Сталине и Муже»

Но плачу без слез о неверном обете,
О неверном обете...
Мне нужно то, чего нет на свете,
Чего нет на свете.

Уже в который раз берусь за книги о людях, фактически живших и умерших давным давно, но, тем не менее, продолжающих жить сейчас, сегодня и не приходится сомневаться в том, что это не последний их день... Есть такие Личности, о которых можно читать постоянно. И интерес не иссякает. Читая Гиппиус и о ней самой, вновь убеждаюсь в ее уникальности. Она - талантливая поэтесса и писательница, драматург и литературный критик, одна из видных представительниц «Серебряного века» русской культуры.

Прочтение данной книги мною решено было приурочить ко дню рождения Зинаиды Николаевны. Жизнь этой женщины была долгой и насыщенной событиями и множеством встреч с интересными и талантливыми людьми. Союз с Д. Мережковским, длящийся 52 года, оказал благотворное влияние на ее творчество, несмотря на частые разногласия и споры, в которых рождались новые мысли и идеи.

Д.С. Мережковский в то время только что издал первую книжку своих стихотворений. Они мне не нравились, как ему не нравились мои...

Гиппиус либо любили, либо ненавидели, но вряд ли можно было найти человека, равнодушного к ней.

"Язвительные заметки..." в первую очередь интересны тем, что на фоне смены времен и абсурдизма политического театра ярко выражены взгляды представителей литературного и художественного течений того времени, составляющих окружение семьи Мережковских.

В этой книге повторяется то многое, что было прочитано мною ранее в другой. Но, хочется отметить, что возвращаться к этому материалу отнюдь не утомительно. Напротив, всегда бывает приятно заглянуть в столь удивительный мир столь талантливого человека, благодаря которому рождается бесконечное множество размышлений и эмоций.

Очень понравилось высказывание З.Н. Гиппиус (об адекватности самовосприятия):

О себе лично писать и говорить почти нельзя. А судить себя, оценить себя в литературном или каком-либо ином отношении - нельзя совсем. Это дело других.

Возможно ли нескончаемое чувство влюбленности? Да, если это - влюбленность в талант.

Гиппиус пишет о Блоке и Дягилеве, Савинкове и Керенском, Брюсове и Есенине. О знаковых лицах и атмосфере времени. Стиль — блестящий, читать — удовольствие. Книга содержательная, находка для тех, кто интересуется политикой и/или культурой начала прошлого века.

Но при всем при этом ко мне она запоздала: именно благодаря точности наблюдений и афористичности ее раздергали на цитаты, и по ходу чтения не покидало ощущение, что всё это я уже видела, читала, и не по одному разу. Своеобразие личности Зинаиды Гиппиус, чья фигура, собственно, и привлекала изначально, ощутить все-таки удалось. Надергала и я цитат:
.

Главное — не ныть. Не размазывать своих «страданий». Подумаешь! У всякого своя боль. Вот у меня кашель, например. И у других, наверно, кашель. Не хочу жаловаться на кашель.
.
Люди хотят Бога для оправдания существующего, а я хочу Бога для искания еще несуществующего (вероятно).
.
Грех только один — самоумаление.
.
«Если бы заботу и силы, отданные „женской“ свободе, женщины приложили бы к общечеловеческой, — они свою имели бы попутно, и не получили бы от мужчин, а завоевали бы рядом с ними. Всякое специальное — „женское“ движение возбуждает в мужчинах чувства весьма далекие именно от „равенства“».
.
Горючая беда России, что все ее люди не на своих местах; если же попадают случаем — то не в свое время: или „рано“, или „поздно“.
.
Иногда мне кажется, что есть, должны быть люди, похожие на меня, не удовлетворенные формами страсти, ни формами жизни, желающие идти, хотящие Бога не только в том, что есть, но в том, что будет. Так я думаю. А потом я смеюсь. Ну, есть. Да мне-то не легче. Ведь я его, такого человека, не встречу. А если встречу? Разве чтоб «в гроб сходя благословить». Ведь через несколько лет я буду старухой (обозленной прошлым, слабой старухой). И буду знать, что неверно жила. Да наконец, если теперь, сейчас встречу — разве поверю? И полюблю, так до конца буду молчать, от страха, что «не тот», и он, если похож на меня — так же будет молчать.
.
Благодаря нашему воспитанию (или нашей невоспитанности) мы — консервативны. Это наше главное свойство. Консервативны, малоподвижны, туги к восприятию момента, ненаходчивы, несообразительны, как-то оседлы — все, сверху донизу, справа долева. Жизнь бежит, кипя, мы — будто за ней, но не поспеваем, отстаем, ибо каждый заботится прежде всего, как бы не потерять своего места.
.
Дело в том, что есть в русской душе черта, важная и страшная, для которой трудно подобрать имя: это — склонность к особого рода субъективизму, к безмерному в нем самораспусканью. Когда она не встречает преград, она приводит, постепенно, к самораспыленью, к саморасползанью, к последней потере себя. Русская «удаль», — удаль безволия, — этому процессу не мешает, а часто помогает.
.
Подлинность и святость «исторической» христианской церкви никем из нас не отрицалась. Но вопрос возникал широкий и общий: включается ли мир-космос и мир человеческий в зону христианства церковного, т. е. христианства, носимого и хранимого реальной исторической церковью?

Я люблю мемуары и автобиографические книги за возможность посмотреть на эпоху глазами очевидца, потрогать, понюхать и прочувствовать вместе с реальным человеком реальную жизнь. Гиппиус – яркая фигура серебряного века. О ней я знала преступно мало, надеялась, что дневник приоткроет таинственную портьеру и поэтесса предстанет передо мной во всей красе. Памятуя об эпатажной славе хозяйки поэтических салонов, ждала по-настоящему резких, хлёстких, точных, интересных замечаний о людях, о времени, о себе. Ощущение, что маску Зинаида Николаевна так и не сняла, всё же осталось.
«Язвительные записки» - по сути восстановленные после уничтоженных дневников воспоминания – расположены не в хронологическом порядке, а сгруппированы по темам: «Я в любви», «Я в политике», «Я в муже», «Я в других». Порой через это Я очень трудно перешагнуть и прикоснуться к настоящему. Особенно в первой части, где всё сводится к каким-то причитаниям: «Ах, он меня любит, но любовь его глупа», «Ах, я хотела бы его полюбить, но он глуп», «Ах, не глупо ли будет принять его глупую любовь». Во второй части З.Г. пытается долго и оригинально рассуждать о политике, о войне, о революции. Царя, кстати, мало, больше Керенского. И опять же через «Я». И вторая часть, на мой взгляд, так велика и затянута, что на строки о людях, друзьях и врагах отведено очень мало места. Мало эпохи, всё больше «Я». Такова уж Зинаида Николаевна.
На язык З.Г. несдержанна, что есть, то есть. Но для меня это было не столько язвительностью, сколько грубостью и откровенным вызовом.
Керенский: «Слабый герой. Мужественный предатель. Женственный революционер. Истерический главнокомандующий. Нежный, пылкий, боящийся крови убийца».
Горький: «..слабохарактерен, некультурен и наивно-тщеславен».
Жена Дерренталя: «…кокоточная, сделанная для оголения».
Брюсов: «… трагический художник, эгоистический позёр, холодный и хитрый литературный честолюбец…»
Стихи Есенина: «...крутятся, катятся, через себя перескакивают. Две-три простые, живые строки – а рядом последние мерзости, выжигающее душу сквернословие и богохульство».
Единственный, о ком она говорит ровно хорошо – это Д.С. Но и во всём этом «хорошо» о муже присутствует какое-то жеманство, чувствуется словно бы оправдание 52 годам жизни вместе с ней.