Этот тесный земной дом уже не дом. Здесь, на земле, она – изгой, «пасынок». Но безысходность на земле есть выход в небо. В никуда. И, однако, в Действительность. В другую Действительность. Мечта об этой другой Действительности жизненнее, полнокровнее, чем земная полужизнь, чем это «отсутствие в присутствии»32 (как скажет Цветаева в письме к Бахраху о неполноте «вплотную любви»). Она предпочитает быть «присутствующей в отсутствии». Этим Присутствием в нигде, в ничем – и все-таки присутствием, – присутствием Духа в обездушенном мире – является Искусство.
Нет, не уход от бытия, а только прохожденье сквозь его шелуху, как сквозь стены, и выход по ту сторону всех стен, из ближних планов жизни в дальние, подлинные, вечные…