17 марта 1898 года почтальон улицы Жака Картье в Монреале доставил в дом N 29, по адресу Сумми Скима письмо.

Это письмо гласило:

По какому поводу нотариус хотел видеть г-на Сумми Скима? Как и все в Монреале, последний знал нотариуса Снуббина как прекрасного человека и верного, осторожного советника. Он был канадец по происхождению и имел лучшую нотариальную контору в городе. Шестьдесят лет назад она принадлежала известному нотариусу Нику, настоящее имя которого, как гурона ^{note 1} по рождению, было Николай Сагамор и личность которого сыграла видную роль в ужасном деле Моргаза, прогремевшем около 1837 года.

Сумми Ским, крайне удивленный письмом нотариуса Снуббина, тотчас отправился по приглашению; через полчаса он уже был на площади рынка Бон-Секур и входил в кабинет нотариуса.

– Добрый день, господин Ским! – встретил его нотариус. – К вашим услугам…

– И я также к вашим услугам, – ответил Сумми Ским, усаживаясь у стола.

– Вы первый пришли на свидание, господин Ским.

– Первый, говорите вы, господин Снуббин? А разве я приглашен к вам не один?

– Такое же письмо, какое получили вы, должен был получить и ваш кузен, господин Бен Раддль.

– В таком случае следовало бы сказать не «должен был получить», а «получит», – заявил Сумми Ским. – Бена Раддля сейчас нет в Монреале.

– А он скоро вернется?

– Через три или четыре дня.

– Вот досада!

– То, что вы хотите нам сообщить, так спешно?..

– Да, если хотите, – ответил нотариус. – Во всяком случае, я сообщу вам, в чем заключается дело, о котором мне поручено известить вас, а вы уж не откажите передать о нем господину Бену Раддлю, когда он вернется.

Нотариус надел очки и порылся в разбросанных на столе бумагах. Взяв один из конвертов и вынув из него письмо, он, прежде чем начать читать, сказал:

– Ведь господин Ским и господин Раддль – племянники господина Жозиаса Лакоста?

– Да, моя мать и мать Бена Раддля были его сестрами. Но со времени их смерти -уже семь или восемь лет – всякие сношения между нами и дядюшкой прервались. Нас разъединили совершенно разные интересы. Дядюшка уехал из Канады в Европу… Одним словом, с тех пор он не давал о себе никаких вестей, и мы не знаем, что сталось с ним.

– Он умер, – объявил нотариус Снуббин. – Я только что получил известие о его кончине, последовавшей шестнадцатого февраля.

Хотя всякие отношения между Жозиасом Лакостом и его родственниками давно уже прекратились, это известие все же огорчило Сумми Скима. Его кузен Бен Раддль и он не имели ни отца, ни матери. Единственные дети своих родителей, они оставались со смертью дяди одни на свете. Сумми Ским думал теперь об этом. Несколько раз они пытались узнать, что сталось с их дядюшкой. Они все же надеялись увидеть его когда-нибудь, и вот его смерть разрушила эту надежду.

Жозиас Лакост, мало общительный по натуре, был всегда очень предприимчивым человеком. Лет двадцать назад он уехал из Канады с целью составить себе состояние. Будучи холостяком, он не боялся рисковать с помощью разных спекуляций увеличить то небольшое состояние, которым обладал. Осуществилась ли его надежда? Не разорился ли он? Его темперамент заставлял его рисковать всем и во всем. Племянники были единственными его наследниками. Получат ли они что-нибудь после его смерти?

По правде говоря, Сумми Ским никогда об этом не думал. По-видимому, он не думал об этом и теперь, взволнованный известием о смерти родственника.

Нотариус Снуббин, предоставив клиента самому себе, ожидал, когда последний обратится к нему с вопросами, на которые он уже приготовился отвечать.

– Господин Снуббин, – спросил Сумми Ским, – смерть нашего дядюшки последовала шестнадцатого февраля?

– Да, шестнадцатого февраля, господин Ским.

– Вот уже двадцать девять дней?..

– Да, двадцать девять дней. Столько времени потребовалось на то, чтобы это известие дошло до меня…

– Значит, наш дядюшка был в Европе, в какой-нибудь отдаленной ее части?

– спросил Сумми Ским.

– Нет, совсем нет, – ответил нотариус.

Он протянул собеседнику конверт, на котором стоял канадский штемпель.

– Вы с господином Беном Раддлем – наследники настоящего американского дядюшки. Теперь остается только выяснить, обладает ли этот дядюшка всеми классическими качествами американского дядюшки.

– Итак, – сказал Сумми. Ским, – он находился в Канаде, и мы ничего об этом не знали.

– Да, в Канаде. Но в самой отдаленной ее части, почти на границе, отделяющей нашу страну от Аляски, сообщение с которой медленно н затруднительно.

– Это Клондайк, как я полагаю, господин Снуббин?

– Да, ваш дядюшка обосновался месяцев девять назад в Клондайке.

– Девять месяцев! – повторил Сумми Ским. – Проезжая через Америку в эту область золотой руды, он даже не подумал заглянуть в Монреаль пожать руку своим племянникам!..

– Что вы хотите? – ответил нотариус. – Вероятно, господин Жозиас Лакост торопился в Клондайк, как спешат туда тысячи… я сказал бы, тысячи больных, одержимых золотой лихорадкой, которая сделала и сделает еще многих несчастными. Со всех концов мира стекаются к залежам золота тысячи людей. После Австралии – Калифорния, после Калифорнии – Трансвааль, после Трансвааля – Клондайк. После Клондайка найдутся какие-нибудь друтие золотоносные земли… И так будет продолжаться до последнего дня… я хочу сказать – до последнего месторождения золота!

После этого нотариус Снуббин сообщил Сумми Скиму все, что он знал по данному делу.

В начале 1897 года Жозиас Лакост прибыл в Доусон, столицу Клондайка, со всеми необходимыми золотоискателю принадлежностями. С июля 1895 года, после того как в Гольд-Боттоме, притоке Гунтера, было найдено золото, к этому району было привлечено общее внимание. На следующий год Жозиас Лакост появился в этом районе, куда уже стекалась толпа золотоискателей, с целью приобрести на оставшиеся у него деньги какой-нибудь прииск. Несколько дней спустя он действительно сделался владельцем прииска N 129, расположенного на реке Форти-Майльс-Крик, одном из притоков Юкона, главной водной артерии Аляски и северо-западной Канады.

Изложив все это, нотариус Снуббин прибавил:

– Кажется, этот прииск, судя по тому, что пишет мне губернатор Клондайка, до сих пор не дал всего того, чего ожидал от него господин Жозиас Лакост. Во всяком случае, он, по-видимому, не истощен. Быть может, ващ дядюшка – не умри он преждевременно – извлек бы в конце концов из этого прииска те выгоды, на которые надеялся.

– Значит, дядюшка умер не от нужды? – спросил Сумми Ским.

– Нет, – ответил нотариус, – письмо об этом ничего не говорит. Он умер от тифа, который губителен в том климате и уносит много жизней. Захворав, господин Лакост немедленно оставил прииск. Скончался он в Доусоне. Так как известно было, что он уроженец Монреаля, то губернатор и написал мне, чтобы я отыскал родственников и сообщил им об этой смерти. Бен Раддль и вы, господин Ским, слишком хорошо известны в Монреале и пользуетесь такой прекрасной репутацией, что я не мог колебаться. Поэтому немедленно пригласил вас обоих в мою контору ознакомиться с завещанием покойного в вашу пользу.

– Завещание в нашу пользу!

Сумми Ским иронически улыбнулся. Он подумал о том, как печально должна была протекать жизнь Жозиаса Лакоста в тяжелой обстановке трудного ремесла золотоискателя… Не вложил ли он в это дело все свои оставшиеся средства, купив прииск, быть может, по чрезмерной цене, как часто случается с золотоискателями?.. Не умер ли он даже с долгами?..

После таких размышлений Сумми Ским сказал нотариусу:

– Господин Снуббин, весьма возможно, что наш дядюшка оставил после себя запутанные дела… В таком случае мы – я отвечаю также за моего кузена Раддля – не оставим запятнанным его имя. Если нужны жертвы, то мы готовы их понести, не задумываясь. Поэтому нужно будет как можно скорее узнать, в каком положении находятся дела дядюшки…

– Позвольте вас прервать, мой дорогой, – сказал нотариус. – Зная вас, я не удивляюсь вашим чувствам. Но я не думаю, чтобы пришлось прибегать к тем жертвам, о которых вы говорили. Хотя и возможно, что ваш дядюшка умер, не оставив состояния, но не надо забывать, что он был собственником прииска на Форти-Майльс-Крик, который имеет достаточную ценность, чтобы покрыть все денежные обязательства покойного, если они вообще имеются. Теперь это владение стало нераздельной собственностью вашего кузена Бена Раддля и вас как ближайших наследников Жозиаса Лакоста.

Нотариус прибавил, что надо, однако, действовать с известной осторожностью. Следовало бы принять это наследство только в случае его выгодности. Наследники, прежде чем решаться на это, должны были, по его мнению, выяснить актив и пассив наследства.

– Я займусь немедленно этим делом, господин Ским, – закончил он, – и наведу самые точные справки… Во всяком случае, кто знает?.. Прииск всегда прииск, даже если он ничего не дал до сих пор… Достаточно счастливого удара лопаты, чтобы наполнить карман, как говорят золотоискатели…

– Так, значит, решено, гостюдин Снуббин, – ответил Сумми Ским. – Если прииск нашего дядюшки имеет какую-нибудь ценность, то мы постараемся отделаться от него при наивыгоднейших условиях.

– Конечно, – подтвердил нотариус, – и я надеюсь, что вы окажетесь в этом вопросе солидарным с вашим кузеном.

– Я тоже очень на это надеюсь, – заметил Сумми Ским, – я не думаю, чтобы Бену Раддлю пришла в голову мысль самому эксплуатировать…

– Кто знает, господин Ским? Господин Бен Раддль – инженер. Он человек предприимчивый и решительный. Он может соблазниться! И если бы он, например, знал, что прииск вашего дядюшки расположен на хорошей земле…

– Я ручаюсь вам, господин Снуббин, что он не поедет его смотреть. Он сам должен вернуться через два или три дня, мы посоветуемся с ним на этот счет и попросим вас принять все нужные меры или для продажи прииска тому, кто больше всего даст за него, или же – что кажется мне самым вероятным – для того, чтобы расплатиться с долгами дядюшки Жозиаса Лакоста.

С таким пессимистическим заключением Сумми Ским оставил контору нотариуса. Он обещал зайти через два или три дня и вернулся домой на улицу Жака Картье, где жил вместе со своим кузеном.

Сумми Ским был сыном англосаксонца, а его мать была француженка из Канады. Его род восходит к 1759 году. Обосновавшись в Нижней Канаде, в Монреале, их семья завладела обширными лесами, землями и лугами, которые и составляли главную часть их состояния.

Ему было тридцать два года; роста он был выше среднего; имел приятное лицо и крепкое сложение человека, привыкшего жить в деревне; глаза темно-синие; бороду белокурую. Вообще Сумми Ским представлял собой тип довольно симпатичного француза-канадца. Беззаботный и чуждый честолюбия, он жил доходами со своих поместий – жизнью землевладельца-фермера лучшей части Канады. Его состояние, не будучи громадным, все же позволяло ему удовлетворять все свои сравнительно скромные желания, и он никогда не чувствовал потребности сделать попытку увеличить его. Большой любитель рыбной ловли, он имел в своем распоряжении всю сеть притоков и маленьких речек бассейна реки Св. Лаврентия, не говоря о многочисленных в этой части Америки озерах. Любя также охоту, он мог с полной свободой предаваться ей среди обширных равнин и изобилующих дичью лесов, которые занимают большую часть этой области Канады.

Принадлежащий обоим кузенам дом не отличался роскошью, но имел все нужное для комфорта и находился в одном из таких кварталов Монреаля, в стороне от промышленного и коммерческого центра города. Здесь они оба проводили, в нетерпеливом ожидании лета, канадские зимы, достаточно суровые, хотя эта часть Нового Света и расположена на параллели Центральной Европы. Страшные ветры, которые не задерживаются в этих местах горами, и метели, несущиеся из северных областей, разражаются здесь с необыкновенной силой.

В Монреале, правительственной резиденции с 1843 года, Сумми Ским мог бы найти случай принять участие в общественных делах. Но, имея независимый характер, он пренебрегал официальным миром, принимал мало участия в жизни высшего общества и местных дельцов и ненавидел политику. К тому же он охотно подчинялся владычеству Великобритании в Канаде и никогда не принимал участия в борьбе партий, которая разделяла жителей Канады на враждебные лагери. Одним словом, это был «философ», любящий удовольствия жизни и чуждый всякого честолюбия.

С его точки зрения, всякая перемена в жизни являлась лишь увеличением забот и нарушением покоя. Понятно, что этот «философ» никогда не думал о браке. Не помышлял он о нем и теперь, хотя ему перевалило за тридцать лет. Если бы мать его не умерла – известно, как женщины любят внучат, – может быть, он и сделал бы усилие, нужное для того, чтобы жениться и подарить своей матери невестку. В этом случае, само собой разумеется, жена Сумми Скима разделяла бы все его вкусы. Среди многочисленных семейств Канады, где часто насчитывается до двух дюжин детей и больше, он нашел бы и в городе, и в деревне простую, здоровую девушку, которая оказалась бы подходящей для него женой. Но г-жа Ским умерла уже пять лет назад, тремя годами позже своего мужа, и с тех пор можно было без риска держать пари, что никогда мысль о браке не смутит ее сына.

Как только погода в этом суровом климате начинала смягчаться, как только восходящее все раньше и раньше солнце предвещало возвращение весны, Сумми Ским спешил покинуть свой дом на улице Жака Картье. Он отправлялся тогда на свою ферму «Зеленая Поляна», расположенную в двадцати милях к северу от Монреаля, на левом берегу реки Св. Лаврентия. Здесь он снова отдавался деревенской жизни вплоть до суровой зимы, во время которой замерзают все реки, а равнины покрываются плотным снежным ковром. Здесь он жил среди фермеров, мужественных людей, уже полвека находящихся на службе у его семьи.

Ферма «Зеленая Поляна» приносила ежегодно около тридцати тысяч франков дохода, который оба кузена, не разделившие между собой ни своего имения, ни дома в Монреале, получали пополам. На ферме возделывалась плодородная почва, богатая пастбищами, на которых паслись многочисленные стада; к доходам от пашни и скотоводства присоединялся доход с великолепных лесов, покрывающих еще и до сих пор территорию Канады, в особенности ее восточную часть. Хозяйственные постройки фермы заключались в конюшнях, амбарах и скотном дворе, были прочны, хорошо содержались и имели все необходимое для современной сельскохозяйственной культуры. При въезде в обширную, обсаженную деревьями усадьбу на лужайке находился деревенский дом владельца, простой, но не лишенный комфорта.

Таково было то место, где Сумми Ским проводил лучшие дни своей жизни и куда приезжал на несколько дней провести хорошее время года всегда спешивший куда-нибудь Бен Раддль.

Сумми Ским ни за что на свете не пустился бы в одно из тех многочисленных предприятий, которыми кишит предприимчивая Америка с ее промышленными и коммерческими спекуляциями, железными дорогами, банками, рудниками, мореходными обществами и компаниями. Нет! Он питал отвращение ко всему, что было связано с риском или даже просто случайностью. Терпеть урон от изменчивости случая, чувствовать себя рабом всяких неожиданностей, которые нельзя ни предотвратить, ни предвидеть, просыпаться утром с мыслью: богаче я или беднее, чем вчера, – это казалось ему отвратительным, и он предпочел бы никогда не засыпать или никогда не просыпаться.

В этом заключался глубокий контраст между обоими кузенами. Что они были сыновьями двух родных сестер, что оба они были по крови французы, в этом не могло быть сомнений. Но отец Сумми Скима был англосаксонец, а отец Бена Раддля – американец. А между англичанами и янки существует, очевидно, значительная разница, которая с годами все увеличивается. Джонатан и Джон Буль ^{note 2} если и родственники, то очень отдаленные, и это родство, по-видимому, со временем совершенно исчезнет.

Различие ли происхождения или другая причина создали эту противоположность их характеров, во всяком случае, достоверно то, что оба кузена, решившие никогда не расставаться друг с другом, имели не только различные вкусы, но и разные темпераменты.

Бен Раддль был меньше ростом, имел черные волосы и черную бороду и, будучи моложе Скима на четыре года, смотрел на жизнь под совершенно иным углом зрения. В то время как один довольствовался жизнью помещика и наблюдал за своими урожаями, другой увлекался спекулятивным и промышленным движением своей эпохи. Он был инженер и уже принимал участие в нескольких предприятиях, в которых американцы стремятся превзойти всех смелостью замысла и дерзостью выполнения. В то же время он хотел быть богатым – не обладать богатством наших посредственных миллионеров, а ворочать миллиардами американцев. Сказочные богатства Гульда, Асторов, Вандербильтов, Рокфеллеров, Карнеджи, Морганов и других жгли его мозг. Он мечтал о необыкновенных случаях, благодаря которым можно в несколько дней подняться на вершину славы и могущества или, может быть, быть сброшенным в несколько часов в бездну разорения. И вот, в то время как Сумми Ским менял место лишь при переездах в «Зеленую Поляну», Бен Раддль неоднократно объездил Соединенные Штаты, переплывал Атлантический океан, посетил часть Европы, ни разу, однако, еще не поймав судьбы за хвост. Он и теперь только что вернулся из заокеанской поездки и тем не менее не знал ни минуты покоя, ища то громадное дело, в котором он мог бы принять участие.

Это различие их вкусов было большим огорчением для Сумми Скима. Он постоянно опасался, что Бен Раддль покинет его или же, увлекшись каким-нибудь предприятием, расстроит их скромное состояние, которое обеспечивало им обоим независимое и свободное существование.

Это было постоянной темой споров обоих кузенов.

– Ну скажи, наконец, Бен, – говорил Сумми, – ну к чему ведет погоня за тем, что ты так громко называешь большими делами?

– Это ведет к тому, что можно сделаться богатым, очень богатым, Сумми,

– отвечал Бен Раддль.

– Но к чему быть таким богатым, кузен? Это совсем не нужно; можно вполне быть счастливым в «Зеленой Поляне». Что ты станешь делать со своими богатствами?

– Новые, еще более прибыльные дела, кузен.

– С какой целью?

– С целью собрать еще больше золота, которое я употреблю на еще более прибыльное дело.

– И так далее?

– И так далее.

– До смерти, конечно? – заметил иронически Сумми Ским.

– До смерти, Сумми, – хладнокровно отвечал Бен Раддль.

Возвратившись домой, Сумми Ским сделал распоряжения, к которым его обязывала смерть Жозиаса Лакоста, и отправил об этом сообщения друзьям.

Что касается денежных дел умершего дядюшки, то по этому вопросу предстояло еще объяснение с нотариусом Снуббином после того, как нотариус получит ответ на свой телеграфный запрос о наследстве.

Бен Раддль вернулся в Монреаль лишь через пять дней, утром 2 марта. Он пробыл около месяца в Нью-Йорке, где вместе с другими инженерами изучил гигантский проект постройки моста через Гудзон.