Я в замешательстве. Роман Жулиу Рибейру стал для меня как раз тем случаем, когда не можешь понять, серьёзно ли говорит твой собеседник или это такой тонкий сарказм, что ты не в состоянии его уловить. Это вызывает ужасную растерянность. С одной стороны, "Плоть" заявлена как произведение, написанное в духе натурализма, снабжена посвящением Эмилю Золя и, как утверждает вступительная статья, стала первооткрывателем этого литературного направления на бразильской земле. С другой стороны, от начала до конца книги меня не отпускало подозрение, что автор просто люто стебётся и над натурализмом, и над Золя, и над читателями. То ли я, испорченное дитя постмодернизма, вижу иронию и разрушение жанровых рамок там, где их и в помине нет, то ли Рибейру всё это пишет всерьёз, и тогда это просто какой-то сюр.
Судите сами, можно ли принимать за чистую монету подобные эпизоды. Скажем, девушка скучает по своему уехавшему возлюбленному, бродит по саду, где они так часто гуляли вдвоём, тоскует и предаётся воспоминаниям:
Всё говорило ей о Барбозе, всё напоминало о нём. Вот апельсиновое дерево, возле которого она встретила его - преобразившегося, улыбчивого, искреннего, общительного. В этот момент он сразу произвёл на неё неизгладимое впечатление.
Пока всё неплохо, верно? Но читаем дальше:
Вот стайка сливовых деревьев, послужившая темой лекции по садоводству. Она прекрасно всё помнила: индийская слива и канадская слива суть неверные названия, ибо они никак не связаны с упомянутыми странами. Дерево родом из Китая и Японии, где встречается в дикорастущем состоянии, именуется эриоботрия японская. Ей уготована важная роль в будущем, когда эта страна станет индустриальной. Из её плодов можно варить желе, не имеющее себе равных, и гнать водку, которая затмит знаменитый киршвассер. А вон высаженные в рядок ананасы, о которых Барбоза прочёл ей блистательную, но понятную лекцию, рассеявшую многие её сомнения...
Но не буду мучить вас ананасами, которым посвящена ещё целая страница текста - какие у них листья, какие цветки, к какому семейству они принадлежат и какие учёные описывали их в своих трудах. Поверьте, я отнюдь не против того, чтобы в художественной литературе присутствовал познавательный элемент. Но в романе Рибейру присутствует угнетающая неуместность этих элементов, почему-то вставленных именно туда, где им вроде бы совсем не место - в воспоминания о возлюбленном, в диалог влюблённых, встретившихся после долгой разлуки (это не диалог, это экзамен по орнитологии, богом клянусь)... Когда доходишь до письма Барбозы, лучше сразу же настроиться на то, что это - что-то вроде вставной новеллы, подробнейшее эссе об одном бразильском городке, от атмосферы до тектоники. Иначе можно ошалеть от недоумения, наткнувшись вдруг на тридцать страниц научно-исторических изысканий. Причём эссе-то как раз весьма интересное, в отличие от описания ананасов.
Итак, я не могу отделаться от мысли, что все эти научные вставки - стёб и издевательство. Когда речь заходит о научных занятиях главных героев (а они занимаются наукой, подобно доктору Паскалю у Золя), это становится ещё очевиднее. Я хочу сказать, что доктор Паскаль занимался делом и двигался к важному открытию, выписано это было убедительно и органично вошло в плоть романа. А Ленита и Барбоза... ну вот читайте:
Когда научная любознательность Лениты касательно электротехники, прежде знакомой ей чисто теоретически, оказалась удовлетворена, они с Барбозой переключились на химию и физиологию. Потом увлеклись лингвистикой, занялись языками, особенное внимание уделяя греческому и латыни, переводили фрагменты Эпикура и "О природе вещей" Лукреция.
Эта беспредметная и расплывчатая страсть героев к науке в конечном итоге сильно их подводит, так что у меня нет сомнений, что автор как-то так и задумывал - показать, как бессмысленна "чистая наука" и как она далека от жизни. Но задумывалось ли, что читатель будет хохотать над приведёнными выше отрывками? Не знаю, не могу понять.
Итак, роман "Плоть" рассказывает трагичную историю любви, протекающую в ярком тропическом антураже и сопровождающуюся многословными излияниями, напоминающими незабвенного Леопольда Блума:
Клянусь своими подштанниками, если подымешь с полу соломину и скажешь этому Блуму: Гляди, Блум. Видишь эту соломину? Это соломина, - клянусь троюродной бабкой, он будет про неё толковать битый час, я точно вам говорю, и не запнется ни разу.
Ну что ж, скажете вы тут, если с точки зрения натурализма человек суть животное, сатанеющее от сдерживающих факторов цивилизации, то высмеивание науки как будто очень к месту. Но и на страницах, посвящённых физиологии, я нашла много забавных моментов, которые, кажется, написаны были вполне серьёзно. Например: "в определённом смысле он был довольно целомудренным человеком - к соитию стремился только тогда, когда ощущал, что неумолимая физиологическая потребность мужского организма грозит его здоровью". Вот думаю, может, моё стремление каждую фразу истолковать в ироническом ключе объясняется тем, что мне просто не нравится натурализм как направление (а это правда)? Все эти неумолимые физиологические потребности, о которых пишет Рибейру, действительно предвосхищают Фрейда, которого я тоже не очень хорошо переношу; от эпизодов, посвящённых жестокости главной героини у меня, правду сказать, волосы на голове шевелятся. Просто ужас, до чего недостаток секса может довести женщину - ну, по мнению Рибейру. По моему мнению, Ленита однозначно нездорова психически, и сексом тут дело не поправишь.
Однако же, хотя "Плоть" оказалась для меня таким вот камнем преткновения, хотя я не люблю это направление, хотя я не в должной мере сопереживала героям - роман всё-таки вызвал больше положительных эмоций, чем отрицательных. Несмотря на стремление "истинную любовь" сводить к желанию соития, зарождение страсти в душах героев описано очень тонко и психологически достоверно; страницы истерии и жестокости - страшные, но, опять же, замечательно реалистичные и впечатляющие. Жутковатая история с неграми - рабами на фазенде - добавляет в роман нотки мистики и приключенческого духа. Ну а трагический финал и вовсе великолепен и многое в книге оправдывает.