Все стало только хуже, мистер Гольдман. Она по-прежнему все время меня шпыняла и ни разу не сказала, что меня любит. Ни разу. За те месяцы, а потом и годы, что прошли с тех пор, я часто одурял ее снотворным, чтобы читать и перечитывать ее дневник и оплакивать наши воспоминания в надежде, что однажды все образуется. Надеяться, что однажды все образуется, – наверно, это и есть любовь.