Отзывы на книги автора «Жиль Делёз»

По словам Бергсона, внесшего столь важный вклад в понимание того, что такое философская проблема, верно поставить задачу – значит уже решить ее.

Сколько же книг на тему "Что такое философия?" я прочитала за последние 5 лет, с тех пор, как по настоящему увлеклась философией, с тех пор, как навсегда ее полюбила. Штук 20, не меньше, как мне помнится.

И что самое удивительное, я никогда не устану читать такого рода книги. Потому что у каждого автора, у каждого философа свой взгляд на эту интереснейшую тему, и каждый раз это так удивительно интересно, как будто бы никогда и не читала ничего подобного и впервые сталкиваюсь с этим вопросом.

Жиль Делез очень очень сложен. Он современен, ярок, очень самобытен и очень сложен. По сравнению со многими введениями в философию популярного характера, Жиль Делез даже на эту, вроде как вводную тему для начинающих, пишет сложно и очень по философски.

Но при всей его сложности, даже в сложнейшем разборе Пруста в Марсель Пруст и знаки , как же он в конечном счете здорово проясняет ситуацию, и даже если не до конца поймешь, то уж точно задумаешься на важные и интересные темы.

Философию нередко сопоставляли с шизофренией; но одно дело, когда шизофреник – – это концептуальный персонаж, который интенсивно живет в мыслителе и заставляет его мыслить, а другое дело, когда это психосоциальный тип, который вытесняет живого человека и похищает его мысль. Причем иногда они оба сопрягаются, смыкаются друг с другом, как будто сверхсильному событию соответствует сверхтруднопереносимое жизненное состояние.

А еще меня всегда восхищают параллели. Хотя ставший любимым Мамардашвили говорит, что параллели это не от плагиата, а от актов мысли, и каждый может совершенно самостоятельно додуматься до гениального, однако же я всегда в восторге от гениальных совпадений, параллелей, повторений:

"Что такое Отчизна или Родина, к которым обращаются мыслитель, философ или художник? Философия неотделима от некоей Родины, о чем свидетельствуют и априори, и врожденные идеи, и анамнесис. Но почему же эта отчизна оказывается неведомой, утраченной, забытой, почему мыслитель оказывается Изгнанником?"- Делез

"всякий художник есть гражданин неизвестной отчизны"- Мамардашвили

Творческий тандем французского философа Жиля Делёза (1925-1995) и психоаналитика Феликса Гваттари (1930-1992) подарил миру три замечательные работы: фундаментальное исследование "Капитализм и шизофрения", биографию Кафки и спокойное размышление «Что такое философия?». Как настоящие французы, они подходят к изложению своих идей окольными путями, так что чтение книги можно сравнить с долгим заплывом в красивое море слов: ты плывешь мимо цитат и обрывков идей, а потом вдруг из тумана и дымки проступает грандиозная конструкция, которую ты пытаешься охватить одним взглядом. Потом ты отвлекаешься на одну деталь этой конструкции, и она тает на твоих глазах, сливаясь с морем. И ты снова плывешь, пока вновь не проступит неуловимое понимание происходящего.

Что же такое философия? Проще сказать, чем она НЕ является: она не есть ни созерцание, ни рефлексия, ни коммуникация, пусть даже она, бывало, и считала себя то одним, то другим из них. А еще она не логика, не наука и не искусство. Философия создает концепты. Если попытаться дать концепту определение, то оно в нулевом приближении будет звучать так:

неделимость конечного числа разнородных составляющих, пробегаемых некоторой точкой в состоянии абсолютного парения с бесконечной скоростью

Всем всё понятно, не так ли? Концепт – отвоеванное у хаоса соседство, как-то так. Философия оперирует концептами на плане имманенции. План имманенции – срез хаоса, стол, поднос, чаша. Философский диалог невозможен, потому что каждый великий философ изобретает свой образ мысли. Но философия не появилась бы, если бы не существовало друга-слушателя. Харизматические фигуры философии становятся концептуальными персонажами, скажем, Сократ – главный концептуальный персонаж платонизма, а Хайдеггер – концептуальный персонаж кошмаров испуганного студента перед экзаменом по истории философии.

Философия не одна борется с хаосом. У нее есть две сестры, Хаоиды: наука и искусство, а у них троих есть главный враг – мнение, докса, логика, зонтик, которым мы прикрываемся от хаоса. Да-да, не хаос главный враг Хаоидов, а мнение:

Борьба с хаосом – это всего лишь средство в более глубинной борьбе против мнения, ибо все беды людей идут от мнения

Наука порождена хаосом, но обращается она с ним иначе, чем философия. Наука замедляет хаос, полагает ему предел, чтобы выделить постоянные величины. И философия и наука, каждая со своей стороны включают в себя некое «не знаю», ставшее позитивно-творческим фактором, предпосылкой творчества как такового, и состоящее в определении посредством неизвестного. Искусство же оперирует перцептами (пейзаж до человека, в отсутствие человека) и аффектами; возвращаясь из хаоса как с того света художник приносит с собой «разновидности, которые сами создают ощущение чувственности».

Парадоксальным образом, после всех геройств, троим Хаоидам, трем образам мышления и творчества нужен слушатель, не-философ, не-ученый, не-художник, который их поймет. А это будем мы, читатели.

Зачастую даже обывателей интересует, а зачем собственно, философия нужна, каков её предмет, и, главное, практическая польза.

На этот вопрос взялись отвечать в первую очередь самим себе Жиль Делез и Феликс Гваттари. Для них философия представляет собой машину по выработке концептов. Данный процесс скорее включает в себя фиксацию и дальнейшую работу с концептом как с полудрагоценным камнем. Сначала ищут его месторождение, определяют ценность, затем добывают, обрабатывают, и лишь потом определяют с чем данный камень будет смотреться лучше.

Условно книгу можно разделить на три части, хотя они и принадлежат геометрии Лобачевского: наука, философия и искусство. При том авторы мало затрагивают четвертую опору человека в мире трансцедентального - религию.

Авторы уверенны, что концепты надо обновлять, их рекрутация означает развитие цивилизации. Концепт - есть сам вопрос эпохи, и одновременно ответ на этот вопрос. Концепт не обязательно гибнет вместе с проблемой, он может сочетаться с новыми неожиданными концептами.

Хороший философ сможет отделить "зерна от плевел" и уловить тренд. А главное, сможет так посмотреть на концепт своих предшественников, что в его глазах концепт обратится в подлинное неузнаваемое.

Люди для прикрытия всегда делают себе зонтики, на нижней стороне кото-рых рисуют небосвод и записывают свои условности и мнения; а поэт или художник делает в зонтике разрез, раздирает небосвод, чтобы впустить немного вольного и ветреного хаоса и обрамить резким светом проступающее в прорези видение – первоцвет Водсворта или яблоко Сезанна, силуэт Макбета или Ахава. А потом приходит толпа подражателей, которые латают зонтик картинкой, более или менее похожей на видение, и толпа толкователей, которые затыкают разрез своими мнениями; это и есть коммуникация.

Ещё одним важным понятием становится детерриториализация как самоощущение относительно пространства. Известно, что в средние века дискуссия о возможности воцерковить животных споткнулась о понятие Дома. Животные могут ощущать дом конкретный, но им недоступен Дом абстрактный. Авторы различают горизонтальную и вертикальную детерриториализацию (в империи избыток пространства обеспечивает его, оттого империи растут в небеса - "божественная власть императора").

Что касается искусства, авторы находят его выражение в использовании территории. Картина, книга, фильм - это обрамленная часть пространства, фрагмент, где события разворачиваются с учётом тех факторов, что ввходят за рамки картины. Потому соотношение пространств, имманентного/трансцедентного и трансцедентального - это борьба против хаоса, отвоевывание земли у хаоидных сил.

В целом, книга написана сложным языком, но апеллирует к простым понятиям, осознав которые, можно составить представление об основных законах философии.

Ответ на вопрос  из заглавия книги  появляется сразу же: "Философия - искусство формировать, изобретать, изготавливать концепты... Творить все новые и новые концепты - таков предмет философии."

По Делёзу смысл философствования заключается в свободном конструировании понятий.

Главное в философском творчестве – это нахождение понятийных средств, адекватно выражающих силовое многообразие и подвижность жизни.

Например, концепт некой птицы - это не ее родо-видовая характеристика, а композиция ее положений, окраски и пения.

Далее авторы описывают само понятие "концепта", а также тот факт, что концепты можно обнаружить только в философии и больше нигде.

Кроме того, они проводят черту между философией и наукой, рассуждая о том, что наука занимается "функциями",  а философия - "понятиями".

Делез и Гваттари, в отличие многих мыслителей-постмодернистов, полагающих,что окружающий нас мир в большей или меньшей степени сконструирован дискурсивно,
считали, что мир существует независимо от нашего сознания и дискурсивных практик.

Книга достаточно сложная, изобилует большим количеством терминов и понятий, но она и мыслилась как некое  подспорье для преподавателей.

Несомненная эрудиция и страстная любовь к кино автора страдают от чересчур метафоричного языка (возможно, это общий порок французский теории?). Более того, сомнительной представляется редукция развития кино к формальной схеме типа той, что придумал для живописи и скульптуры XIV-XVII веков швейцарский историк искусства Генрих Вёльффлин - тем более удивительно было это читать, заведомо ожидая постструктуралистского анализа. При всём при этом, необычайно глубокая книга

Начиная книгу, я как-то проглядел пометку философия и потому был ошеломлен обрушившимся на меня потоком знаний и сознания - было тяжело. Сквозь первые страницы приходилось буквально продираться, я выбрал эту книгу, желая узнать больше о кинематографе и разобраться в основах чуть более чем раньше, но нет. Не разобрался.
Читать было тяжело и сложно, сложно сосредоточиться, сложно вникнуть. Стало чуть легче, когда автор называл примеры - тот или иной фильм, описывал сцены, но без визуального ряда все равно было не очень ясно, что куда и как, как отличает автор один прием от другого, что именно он хочет рассказать и что хотел рассказать режиссер.
Но при этом книга остается интересной и потрясающий, а уж запас знаний автора - вот что действительно потрясает. С ужасом понял, что большая часть названия мне благополучно не знакомы и был шокирован уже на первых главах, когда заговорили о видах монтажа в странах - ух ты, в советском союзе был свой собственный, а я ни черта и не знаю о своей же стране - что говорить о других!
Кинематографом как таковым, как искусством я заинтересовался относительно недавно - всего каких-то полгода, если не меньше назад, и считывать мысль режиссера, приучить себя помнить, что картина - не только сценарий и лица актеров, но и декорации, свет, звук, слаженная картина целой команды!.. сложно. Но книга в этом помогла и спасибо ей, я обязательно вернусь и перечитаю, когда поднаторею в философии и физике - первую я пропускал в универе, на второй спал в школьные времена, - и непременно пройдусь по списку, отнюдь не малому, приведенных фильмов, которые представляют большой исторический, как минимум интерес.
Потенциальному читателю же посоветую прихватить с собой словарь или гугл - слов, не всегда знакомых, зачастую сложных, будет неожиданно много, мне пришлось обновлять знания уже на таксономии - а это буквально введение. Первые слова.
Но при этом за мыслью автора, иногда спрятанной за метафоричностью чуть более чем должно, следить не слишком сложно и даже интересно, хотя сосредоточиться на подобной книжке лично мне было много тяжелее чем на обычной беллетристике. Как-то так, наверное, и должно быть, и если книга заставила думать и решить к ней вернуться, хотя бы чтобы понять оставшееся непонятым, - это хорошо.