На улице было пасмурно и довольно холодно, снег таял уже целую неделю, но его по-прежнему было достаточно много. Из-за затянувшейся сырости чувствовался какой-то дискомфорт и уныние. Я вышел на улицу во втором часу дня. Меня утомили стены дома и глупое безделье выходного дня. Стараясь не наступать на лужи, чтоб прогулка была длиннее, я думал о своем маршруте и решил отправиться к своему другу. Решит ли он со мной пройтись – неизвестно, зато у меня наметился маршрут: к другу – от друга. Я подошел к его дому и позвонил в дверь. Он почти тут же открыл мне и был уже в пальто.

– О, ты ко мне? – растерянно спросил Сергей.

– Не совсем, я хотел позвать тебя на прогулку. Погода прек…, все равно, какая погода, – я запнулся, потом нашелся и с улыбкой добавил, – воздух свежий.

– Давай погуляем, – согласился он, чем очень меня удивил.

– Но если ты куда-то собирался…

– Нет-нет. У меня от работы кругом голова идет, вот я и решил пройтись. Заодно поговорим.

Мой друг Сергей всегда брал кучу бумаг на выходные, чтоб работа в понедельник была полегче. Ему казалось, что так проще, но, по-моему, он просто субботу (а именно в субботу он занимался этим) сделал понедельником. Но я ему об этом никогда не говорил. Это могло его обидеть, ведь я бы тогда не удержался и сравнил бы его в конце концов с Акакием Акакиевичем.

Мы прошли около ста шагов, как вдруг мой друг наступил в лужу, погрузив ногу в талую воду по щиколотку. Он пробормотал что-то раздраженно. Я понял, что потерял попутчика и тяжело вздохнул. Но Сергей так не считал. Он сказал:

– Пойдем ко мне, я переобуюсь и… мы пойдем дальше.

– Хорошо, – обрадовался я.

Мы вернулись к его дому. Я заметил, что, уходя, он даже не запер дверь на ключ. Может быть, в другой день я бы ему указал на это, но сегодня, видя его нервное состояние, я промолчал. Он сунул руку в карман, ища ключ. Сам только сейчас понял, что дверь открыта, и, надеясь, что я этого не замечу, он задал мне какой-то дежурный вопрос, на который я ответил: «Нормально», хотя даже не расслышал его.

Мы вошли в дом. Он разулся, побежал вверх по лестнице на второй этаж, быстро спустился и обратился ко мне.

– Ты не стой, садись.

Я резко сел на стул позади меня. Вообще-то, если бы стула сзади не оказалось, то я бы так и плюхнулся на пол. Но в тот момент я думал о том, как странно выглядит сегодня мой друг. Из-за моей безоговорочной покорности Сергей явно стал что-то подозревать.

– Ты чего? – спросил он.

– Ничего, ты предложил мне сесть, я и сел.

– Ага, сел, как овчарка Егора Семеныча, – сказал Сергей и засмеялся. Видя его привычный мне смех,стало легче, меня даже не обидело сравнение. Вдруг он перестал смеяться, развернулся и побежал опять наверх.

Я стал ругать себя за излишнюю мнительность. «Он просто заработался. А я дурак, говорю с ним, как с психом».

Только я начал так себя успокаивать, как услышал что-то между мычанием и стоном.

– Сергей, – шепотом позвал его я (как будто он мог меня услышать).

Я встал со стула, звук повторился – я резко вернулся на место. Последовал глухой звук падения. Я почему-то подумал, что это упал человек. И вновь выругал себя за больную фантазию.

Сергей спустился ко мне, улыбаясь доброжелательной, но какой-то идиотской улыбкой. Я заставлял себя ни о чем не думать. И понимал только одно – Сергей никогда себя так раньше не вел. Не зная, что спросить, я вспомнил, зачем мы вернулись домой.

– Переобулся? – спросил я.

Сергей посмотрел на свои ноги и ответил.

– Нет. Другие ботинки у меня наверху в спальне.

Сам не знаю зачем, но я предложил:

– Тебе помочь?

– Нет! – испуганно воскликнул он.

Я весь вмялся в стул от напряжения. «Черт меня дернул идти к нему сегодня, – думал я, – зачем я вообще из дома вышел?!»

Мои размышления прервал жуткий грохот на втором этаже. Судя по звуку, падал его стеклянный стенной шкаф, щедро заставленный вазочками. Эту уникальную коллекцию он собирал с подросткового возраста. Большие и маленькие, глиняные и хрустальные, дорогие и дешевые – все они бережно расставлялись в его спальне в особо отведенном месте, для нее он купил очень дорогой и красивый стеклянный шкаф. Звук бьющихся вазочек вызвал на его лицо выражение обанкротившегося миллионера. Рот приоткрылся, веки были полуопущены.

Конец ознакомительного фрагмента.