Тринадцатая сестра

Дарья Кириченко

Что же её разбудило? Мадина села в кровати и обвела взглядом комнату. Судя по окружающей тьме, стояла глубокая ночь. И тишина. Ответ не замедлил себя ждать. На краткий миг спальню озарило неярким светом со стороны незашторенного окна. Всего доли секунды – и комната вновь погрузилась в темноту. И всё-таки Мадина успела разглядеть в мельчайших деталях обстановку.

Дверцы и ящики шкафов и комода из светлого дерева матово блеснули в затухающем свете. Торшер у кровати напоминал вечно обиженного мальчишку. Пододеяльник сбился в ногах Мадины: летняя ночь была жаркой, душной. Стул, одиноко скучающий в ближнем углу, словно нёс тяжёлое бремя. Балконная дверь открыта, однако снаружи не слышалось ни одного звука.

Неясный свет вновь озарил спальню, но он был уже другим – ярким, как вспышка, быстрым, но затухающим медленней прежнего. И сразу за ним ещё один – резкий, гранатово-алый. Заинтригованная, Мадина вышла прямо в шёлковой пижамке на балкон. Она откинула назад тёмные вьющиеся пряди и устремила вперёд взгляд карих глаз.

Не одну её разбудили загадочные огни. Казалось, соседи, на всех двенадцати этажах, высыпали на балконы. Тишина раненой птицей взлетела ввысь и растворилась в ночи. Их дом напомнил Мадине улей с растревоженными пчёлами. Каждый стремился поделиться своей версией происходящего, и разом гомонящие жители слились для Мадины в раздражающий гул.

А огненные сполохи продолжали освещать небо. Гранатово-алые, тыквенно-рыжие, лимонно-серые, они возникали внезапно, вдруг. Но странное дело, чувствовался в этом какой-то ритм, словно кто-то совершал быстрый огненный танец. «Взвейтесь кострами, синие ночи, мы пионеры – дети рабочих», – вспомнились Мадине замшелые строчки песни забытой эпохи.

Тут же ей отчего-то стало смешно и стыдно. Казалось, что таким «объяснением» она оскорбила саму суть таинственных всполохов. Сквозь людской шум до неё донёсся ещё один звук. Мадина застыла поражённая. По тонким проводочкам до неё добежал, минуя десятки километров, времена и других людей, лёгкий звенящий голос. Он весело звучал журчащим ручейком, хрустальным звоном росы и набежавшей на берег озёрной волной.

Он звал её. Звал Мадину к себе, манил ласковым шёпотом: «Иди, иди к нам, сестра! Раздели с нами наше веселье, отыщи Огненный Цвет, загадай на венке. Ты, только ты нам нужна! Без тебя белый свет не мил. Иди же, сестра, не томи нас. Ночь коротка да ноги быстры. Пять шагов всего – и ты здесь, родная. Только не спи, не спи! Заснёшь – уже не проснёшься».

Мадина стояла на балконе ни жива ни мертва. Она явственно слышала этот голос, но никто – никто! – не говорил с ней здесь. Ёжась от лёгких дуновений ветра, Мадина чувствовала – нет, знала! – что тот, кто звал её, находится далеко, там, откуда светили огни. Мелькнула мысль, что это галлюцинации. Мелькнула и погасла, будто и не было.

Мадина боялась шевельнуться, сделать хоть шаг. «Пять шагов – и ты здесь, родная». Если шагнёт, где окажется? Что случится тогда? Ей было страшно. Как назло, ветерок задувал сильнее, набирался силы. Мадина кожей ощутила, как упала температура воздуха. Стоять в шёлковой пижаме становилось всё труднее.

Всполохи продолжались. Постепенно гул людей-пчёл сошёл на нет. Мадина же продолжала стоять, до судорог вцепившись в перила. Надо возвращаться в комнату, но она знала, что этого не произойдёт. Либо она останется здесь, либо…

«А что, собственно, я теряю? – внезапно с вызовом подумала Мадина. – Делай, что должна – и будь, что будет».

И она сделала первый шаг к балконной двери. В тот же миг навалилась смертельная усталость, начал одолевать безудержный сон. Но Мадина ещё помнила предостережение. Второй шаг – и она в спальне. Третий шаг дался с трудом, она еле подняла ногу. Четвёртый – и Мадина почувствовала, что силы стремительно утекают куда-то в ночную тьму.

Изо всех сил держа веки открытыми, почти засыпая, она наконец сделала пятый шаг. И…

***

Кап-кап. Кап. Кап-кап.

Где-то медленно стекала вода. Мозг подкинул Мадине видение: низкая пещера, сырые от влаги стены и капающая на каменистый пол вода.

Кап-кап. Кап. Ка-а-ап. Кап-кап.

Немного подумав, Мадина отвергла этот вариант. «Кран протекает», – лениво подумала она, не спеша открывать глаза.

Чувства возвращались не сразу, по очереди. После слуха вернулось осязание. Мадина ощутила, что сидит на чём-то довольно твёрдом, прислонившись щекой к стене. Стена была шершавой, неровной и ледяной. Мимолётно изумилась этому. До ноздрей Мадины донеслись тонкие запахи диких трав, каких-то цветов и свежести. Ко всему прочему, она уловила пряный и дразнящий аромат дыма.

Всё это так не вязалось с обычной домашней обстановкой, что Мадина против воли напряглась. Теперь она наконец могла открыть глаза, но отчего-то страшилась. А вдруг взору откроется совсем не то, что намеревалась увидеть?

Короткой вспышкой мелькнуло последнее воспоминание. Таинственная игра огней на тёмном небосклоне. Нереальный, словно из ниоткуда, мистический зов. Противоборство Мадины с навалившимся сном. Чьё-то предупреждение ни в коем случае не засыпать: «Заснёшь – уже не проснёшься!»

Мадина вспомнила, что должна была сделать пять шагов, чтобы прийти куда-то. И она их сделала, все пять шагов сделала! Но последний шаг дался с огромным трудом – в сон клонило неудержимо. Так она заснула или нет? «Не проснёшься, не проснёшься», – отчаянно бились в голове слова.

Она спит или нет? Глаза были закрыты, это точно. Что увидит она, когда откроет их? Заснула или проснулась? Так и не найдя ответа, Мадина решила, что пора. Глубоко вздохнула и медленно приоткрыла веки. А после изумлённо распахнула их.

Мадина оказалась в небольшой берёзовой рощице. Где-то за деревьями блестела вода – пруд или озеро, она не могла разглядеть. Сама же сидела прямо на тёплой земле, прислонившись к огромному валуну. Чуть поодаль, впереди, на небольшой полянке, горел костёр. Лишь когда глаза Мадины привыкли к полутьме и яркому огню, она разглядела вокруг костра людей.

Наверное, с десяток девушек – длинноволосых, стройных, в лёгких сарафанах и босиком – безмолвно кружились в грациозном медленном танце. На голове у каждой был венок. Девушки казались невесомыми, лёгкими, словно сотканные из тумана.

Кап. Кап. Кап-кап. Ка-а-ап. Мадина повела головой на звук. Слева от неё лежала груда камней, которую венчал глиняный кувшин грубой работы. Он был доверху наполнен водой и чуть наклонён, из-за чего излишки проливались, едва стекая по стенкам.

Мадина поднялась. «Твою библиотеку… Где бы я ни была, надо валить отсюда», – решила она. Критически оглядела себя. На ней была всё та же шёлковая летняя пижама: топ и шортики василькового цвета. Далеко, да ещё ночью, в такой не уйдёшь. Но попытаться стоило. Ведь как-то она оказалась здесь. Знать бы ещё, где это «здесь»…

Ей хотелось подобраться поближе к танцующим девушкам, к тёплому огню, но она чувствовала, что если будет медлить, то не сможет уйти. Босоногие танцовщицы явно не видели Мадину, да и не ведали, что она здесь, совсем близко.

– Куда угодно, лишь бы отсюда, – пробормотала она и развернулась спиной к костру. Сделала один шаг…

Ка-а-ап. Кап-кап. Кап. Ка-а-ап.

Мадина замерла. Только сейчас она поняла, как сильно её мучит жажда. Губы будто покрылись сухой коростой, а горло пересохло и разбухло настолько, что Мадина чуть не задохнулась. Воды, воды! Хотя бы один глоток вкусной прохладной воды!

Она лишь оглянулась на кувшин и в следующую секунду была уже возле него. Осторожно, но немного нетерпеливо Мадина взяла сосуд в руки и поднесла к пересохшим губам. Несколько маленьких и торопливых глотков – и по горлу потекла живительная вода. Напившись, она поставила кувшин обратно на камни и облегчённо выдохнула.

И тут прямо позади пронёсся шелест, дробившийся на разные голоса.

– Сестра, ты пришла, пришла! Сестра! Ты вернулась! – шептали они. – Мы тебя ждали! Сестра!

Мадина медленно развернулась.

Их было двенадцать.

Вначале они показались Мадине одинаковыми, но чем дольше она их разглядывала, тем больше находила различий.

Ткань сарафанов была полупрозрачной, за ним легко угадывались стройные силуэты танцовщиц. К удивлению Мадины, ни на одной из них не оказалось нижнего белья, всё просвечивало сквозь ткань.

У каждой на платье был вышит узор, спускающийся от самой груди к ногам. Он же был вышит по всему подолу. Но узоры отличались: у одной были вышиты алые маки, у другой – быстроногие олени, у третьей – свободолюбивые ласточки. Волосы тоже отличались цветом, наличием или отсутствием кудрей.

Девушки с радостью взирали на Мадину и улыбались, словно давно ждали встречи с ней и наконец дождались. Одна из девушек – рыжеволосая, с глазами цвета меди и вышитыми на платье лебедями – вышла вперёд и… поклонилась. Мадина, и без того изумлённо изучающая их, обомлела. При этом остальные девушки отошли на приличное расстояние, сбились кучкой и начали перешёптываться друг с другом.

– Сестра, родная! – проговорила рыжеволосая. – Как мы рады, что ты пришла на наш зов. Нам так не хватало тебя.

– Простите, – хриплым голосом сказала Мадина. – Но я ничего не понимаю! У меня никогда не было сестёр. Я вас не знаю. И что значит – пришла на зов? Почему я?

Рыжеволосая улыбнулась.

– Конечно, ты можешь не помнить нас. Не все из нас помнят свои прошлые жизни.

– Прошлые жизни? – Мадина почувствовала, как тело охватил озноб. Только бы не простудиться… Хотя то, что она ощутила, не было похоже на начало болезни. Скорее, это было предчувствие. И далеко не приятное.

– Я Лыбедь, – рыжеволосая вновь поклонилась. – Однажды мы все были сёстрами. Очень давно… Теперь же, спустя круговерть веков и жизней, мы вновь можем объединиться.

– Объединиться… – словно в бреду произнесла Мадина. – Но я… совсем непохожа на всех вас! У вас явно европейские, точнее, славянские корни. Я же – татарка! И имя моё арабское, означает «золотой город».

– Одно из имён, – поправила Лыбедь. – У нас у всех накопилось с десяток имён. Но первоначально матушка нарекла тебя Заряной – «озарённая». Однако с именами разберёмся позже, – сказала она, видя изумление Мадины-Заряны. – Ночь коротка, нужно поторопиться. Наше счастье, что она лишь началась. Судя по твоей вышивке, ты можешь говорить с лисицами…

– О чём ты? – Мадина начала уставать от изумления.

– Вышивка на твоём платье, – кивком показала Лыбедь. – У тебя вышиты лисицы.

– Что? – Мадина опустила взгляд и только теперь заметила, что одета так же, как остальные. Только у неё по подолу бежали друг за дружкой огненно-красные и бурые лисички. – Но как? – поразилась она.

– Вода. – Лыбедь указала на кувшин, который стоял у ног Мадины. – Это зачарованная вода. Если бы ты не выпила её, мы никогда бы тебя не увидели. Она же и открыла твою сущность.

Казалось, удивляться уже дальше некуда. Ан нет! Мадина даже рот приоткрыла, переваривая известие. Вода – это всегда вода! Никогда Мадина не представляла, чтобы та обладала какими-то неизвестными науке свойствами. Во всякую заряженную воду не верила…

– Слушай меня внимательно, сестра, – вновь заговорила Лыбедь уже без улыбки. – Сегодня самая волшебная ночь в году – Купальская. Ночь, когда распускается волшебный цвет папоротника. Знаешь?

Мадина неуверенно кивнула. Конечно, где-то читала о таком. Она вообще любила фэнтези. Но считала всё сказкой, не принимая на веру. А тут либо она с ума сошла, либо чудеса взаправду бывают…

– И мы должны найти его до рассвета.

– Зачем? – уточнила Мадина.

На это Лыбедь только улыбнулась. Очень печально.

– Всему своё время. Когда отыщется заветный цветок, тогда ты получишь ответы. И как вернуться домой – тоже, – она грустно усмехнулась. – Вот только, куда это – домой?

Лыбедь отступила на несколько шагов. Мадина насторожилась:

– Эй, ты что, решила оставить меня одну?

– У каждой из нас свой путь в поисках. К тому же у тебя теперь есть помощник, – ответила та и крутанулась на месте.

В тот же миг исчезло всё: Лыбедь, другие девушки, костёр, кувшин с колдовской водой.

– Постой! – вскричала Мадина в темноту ночи. Но лишь ветер вздохнул утомлённо. Впрочем, не так уж было и темно: красные лисицы на платье Мадины сияли рубиновым светом.

Решив уже ничему не удивляться, тем не менее произнесла вслух почти жалобно:

– И что же мне делать?

– Первым делом – сплести венок. Что это за мавка в Купалу да без венка? – раздался рядом чей-то бархатный голос. Мужской.

– Кто это? – испугалась отчего-то Мадина.

– Это я, Рычет, – из-за куста с невероятной грацией вышел – нет, выплыл – лис. Чёрно-бурой масти, с лоснящейся в рубиновом свете шерсти. – Готов помочь тебе, Заряна, в поисках, чем смогу, – он вежливо, но с лукавым взглядом склонил голову набок.

Если Мадина до этого ещё кое-как держалась на ногах, то теперь так и села. Точнее, плюхнулась со всего размаху в мягкую траву. Лис засмеялся, тут же отбросив напускную вежливость.

– Давай собирай цветы, плети венок. Без венка цветок папоротника никогда тебе не покорится.

Мадина недовольно покосилась на своего «помощника», который улёгся под одной из берёз, явно не собираясь помогать. Насупившись, она попыталась подняться с земли, ухватившись за какой-то сорняк.

– Стой, не трогай! – вдруг завопил Рычет, подскочив на месте.

– Поче… – недоумённо проворчала Мадина, отдёргивая руку от растения.

Но было уже поздно: она успела его коснуться. Мадина ничего не почувствовала. Но Рычет беспокойно заметался, ворча под нос:

– Угораздило же… Хорошо, что ночь… Не так опасно…