Итак, был произведен отбор среди гипотез, но этот отбор вовсе не был случайным. Выбраны те из них, которые во время исследований выглядят наиболее правдоподобными и которые, когда разработаны до конца, приводят к логической реконструкции. Когда несомненных доказательств нет, главным доводом в пользу гипотезы становится согласованность между собой основных данных.

Источники, содержащие сведения о жизни Иисуса, сами могли бы стать темой целого фолианта – так велика необходимость тщательно проанализировать, рассортировать и взвесить их согласно критериям историчности. Это сложная задача, потому что евангельские тексты, которым следует быть основной опорой исследователя, являются прежде всего религиозными писаниями, полными богословского значения, а не историческими повествованиями^[3].

Помимо канонических Евангелий, многие античные авторы, в том числе Тацит, Светоний и Лукиан Самосатский, упоминают о некоем Иисусе из Назарета, еврейском реформаторе, казненном по приказу римского префекта Иудеи Понтия Пилата, что доказывает историческую реальность Иисуса. Плиний Младший, проконсул Вифании и Понта в Малой Азии, засвидетельствовал, что уже в начале II в. – и, несомненно, еще намного раньше – христиане считали Иисуса не мудрецом или философом, а богом, что в самой своей основе противоречило строго монотеистической религии, разработанной в Израиле. («Они поют гимн Христу как богу», – написал Плиний.)

Историк Иосиф Флавий, еврей из семьи священников, вставший на сторону римских властей, тоже в своих сочинениях два или три раза упоминает об Иисусе и даже посвящает ему целый абзац. Кажется, был обнаружен оригинал этого абзаца, без христианского комментария. К несчастью, из всех этих документов, даже из апокрифических Евангелий, можно извлечь очень мало информации, за исключением того факта, что никто, даже авторы Вавилонского Талмуда и первые оппоненты христианства, например философ-платоник II в. Цельс, не сомневаются в историческом существовании Иисуса.

Таким образом, четыре канонических^[4] Евангелия остаются самым содержательным источником сведений об Иисусе из Назарета. За почти два века они выдержали столько иссушающих ветров сверхкритического, комментаторского и исторического анализа, что теперь совершенно невозможно полностью сомневаться в подлинности фактов, о которых в них рассказано. Эти Евангелия противоречат одно другому лишь во второстепенных подробностях.

То, что три первых Евангелия, синоптические, отражают учение, которое проповедовали ранние христианские общины, – правда; что в них к рассказу о событиях примешаны богословские заявления, – тоже правда. Но было бы необъективно отвергать их все целиком или сильно занижать их ценность. Их сведения в общем и целом достоверны – разумеется, если не придавать им такой смысл, при котором вера слишком главенствует над разумом. В них нет вымышленных картин на реальном фоне, и они вовсе не сказки христианских общин, как считал Бультман. У них есть прочный исторический фундамент. В них сконцентрированы воспоминания свидетелей из первого поколения. Англосаксонские исследователи все в большей степени начинают это признавать²¹.

При передаче устных сказаний применялись раввинские приемы обучения и запоминания. Это заметно в стиле и ритме многих фраз синоптических Евангелий.

Но уже во времена самого Иисуса некоторые его слова вполне могли быть записаны. (Это могло быть сделано на деревянных табличках, покрытых воском. Их широко использовали в средиземноморском мире. Такие таблички были найдены, например, в Помпеях, в Геркулануме и на севере Англии, возле стены Адриана.)

Ни одно из трех синоптических Евангелий не создает ощущения, что оно написано очевидцем. Их происхождение и зависимость между ними сложны. В приложении я указываю работы серьезных экзегетов, которые позволяют реконструировать историю этих Евангелий. По мнению первых Отцов Церкви, ядром Евангелия от Матфея были ранние записи, вероятно сделанные на арамейском языке апостолом Левием, называемым Матфей, а Евангелие от Марка отражает катехизис апостола Петра. Евангелие от Луки впитало в себя другие источники из кругов, близких к Павлу, а также некоторые элементы устного учения Иоанна, который тогда еще не написал свое Евангелие.

Кем был этот Иоанн (Йоханан), которого называют предпочитаемым или любимым учеником Иисуса и который умер глубоким стариком в городе Эфес, в Малой Азии? Совершенно ясно, что он был свидетелем. Маленькая группа апостолов и учеников, которые его окружали, недвусмысленно говорит об этом в конце его книжки: «Этот ученик свидетельствует о том, что описал, и мы знаем, что его свидетельство верно»²². Во II в. Поликрат, епископ Эфеса, уточнил, что Иоанн «был иереем (то есть священником) и [согласно этому сану] носил петалон (золотой лепесток), и был также свидетелем и дидаскалом [преподавателем]»²³. Иоанн был из Иерусалима и принадлежал к высшей еврейской аристократии этого города. «Петалон» (tsits, золотой лепесток или цветок) был знаком священного сана, который во времена Исхода носил на груди первосвященник, но, кажется, потом его стали носить также некоторые представители семей, в которых были первосвященники. Этот Иоанн не имеет ничего общего, как считали с конца II в., с Иоанном, сыном Зеведея, рыбаком с Генисаретского озера, одним из Двенадцати, избранных Иисусом. Свидетельства Иринея, Папиаса и Евсевия Кесарийского указывают в том же направлении, не говоря уже о самом анализе 4-го Евангелия, где в центре внимания автора в значительной мере находится Иерусалим.

Документ первостепенной важности – канон Муратори, относящийся ко II в. после Рождества Христова, объясняет, при каких обстоятельствах «Иоанн, один из учеников» задумал свое сочинение. «Когда его соученики и епископы стали побуждать его к этому, Иоанн сказал: „Поститесь три дня, начиная с сегодняшнего, и мы расскажем то, что будет дано в откровении каждому из нас“. В ту ночь Андрею, одному из апостолов, было открыто, что все должны просматривать написанное, но записать все должен Иоанн от своего имени. [Иоанн] утверждает, что он был не только очевидцем и слушателем, но также тем, кто записал по порядку все чудеса Господа»²⁴.

Значит, после распространения синоптических Евангелий в первых общинах апостолы – Андрей, вероятно, Филипп и Фома (имена которых достаточно часто встречаются в 4-м Евангелии), и несколько других учеников попросили этого носителя высокого сана и большого знатока Писания тоже написать Евангелие. По словам историка Евсевия Кесарийского (III–IV вв.), автора очень важной «Истории Церкви», речь шла о том, чтобы дать дополнительные уточняющие сведения о жизни и учении Иисуса, в особенности о начале его деятельности проповедника. Евангелист Иоанн действительно был одним из двух первых учеников Иоанна Крестителя, пошедших за Иисусом (другим был Андрей). Андрей и те, кто его окружал, объявили себя гарантами достоверности его повествования и помогли ему описать события, произошедшие во время проповеди Иисуса в Галилее, в которых Иоанн не участвовал. 4-е Евангелие в какой-то степени является Евангелием от Иоанна и этой группы.

Таким образом, это сочинение создано несколькими очевидцами и оттого имеет величайшую важность. Иоанн не повторяет того, что сказали три его предшественника, хотя, разумеется, читал их тексты. Сегодня историки признают, что это Евангелие не только имеет блестящие перспективы в богословии, но также является самым исторически точным. Еще в 1968 г. англичанин А.М. Хантер написал работу «Святой Иоанн, свидетель исторического Иисуса»²⁵. «Все, что он говорит, историческая правда», – писал Жан Грожан, автор комментария к маленькой книжке Иоанна²⁶. Женщина-историк Мари-Франсуаза Баслер также отмечает: «В итоге Евангелие от Иоанна оказывается наиболее богатым исторической информацией, самым достоверным и наиболее связно излагающим факты, хотя все единогласно признают его наиболее богословским; это достаточно большой парадокс»²⁷. Все, что нам сообщают внешние исторические данные, в том числе последние археологические открытия, чудесным образом обнаруживается в этом тексте – места, города и селения, границы, учреждения, люди, занимавшие должности, борьба за власть между евреями и римлянами, соперничающие религиозные партии, образ мыслей и мелкие подробности повседневной жизни до падения Иерусалима в 70 г. н. э.^[5] В Соединенных Штатах в связи с этим началась переоценка прежних представлений. Это может стать началом четвертого поиска Иисуса²⁸.

Поэтому я буду опираться в первую очередь на это Евангелие, но не стану пренебрегать и обильными сведениями синоптических Евангелий о галилейской проповеди Иисуса. Несомненно, с хронологической точки зрения эти три Евангелия менее достоверны. Они группируют вместе притчи и изречения Иисуса, словно собирают цветы в букеты, сосредоточиваются на нескольких днях, когда Иисус противостоял фарисеям и саддукеям, и сокращают время его проповеднической деятельности до одного года, хотя Иоанн указывает, что она продолжалась немногим больше трех лет.

В противоположность экзегету, то есть толкователю Писания, который не может смешивать тексты, если желает понять собственную логику каждого из них, историк не должен бояться использовать и скрещивать источники, находящиеся в его распоряжении, – разумеется, относясь к своей работе критически и следя за тем, чтобы сочетания не были искусственными. Некоторых даже может удивить то, как много значения я придаю трем великим реликвиям Страстей Христовых – Туринской плащанице, Судариуму (то есть плату) из Овьедо и Хитону (иначе тунике) из Аржантея. Эта тема намного богаче и сложнее, чем думают многие. Множество реликвий оказались фальшивыми, но эти три, кажется, выдерживают историческую и научную критику. Первая и самая известная из них, Туринская плащаница, – это погребальная пелена, в которую было завернуто тело Христа. На ней сохранились отпечатки лица и туловища со спины, причем первый находится возле ног второго. Это отпечатки тела мужчины семитского типа, с кровоточащими ранами после бичевания и сильных ударов по лицу. На его голове была шапка из ветвей терновника. Он был распят на кресте римским способом, то есть с помощью гвоздей, вбитых в запястья и ступни, и у него была рана в правом боку, то есть на теле имелись те раны, которые были нанесены Христу во время Страстей. Это впечатляющее изображение – нерукотворное (не созданное рукой человека), почти нестираемое, изотропное (то есть симметричное во всех направлениях). И его ни разу не удалось воспроизвести, даже в лаборатории, хотя для этого применяли самые разнообразные технологии. Известно, что эту плащаницу почитали в Европе самое позднее с XIV в. Но лишь в 1898 г., когда ее впервые сфотографировали, было обнаружено одно из ее свойств, о котором раньше не подозревали, – ее сходство с фотографическим негативом.

Вторая реликвия, Судариум, хранящаяся в Испании, в соборе города Овьедо, – это кусок ткани, которым, как утверждают, было накрыто лицо Иисуса сразу после его смерти на кресте и который оставался на своем месте, пока тело Иисуса не было положено в гробницу. На этой ткани видны только пятна крови и более бледные пятна жидкости, похожей на кровяную сыворотку. Самые ранние достоверные сведения о Судариуме относятся к VII в.

И наконец, Хитон, который императрица Ирина подарила Карлу Великому и который еще в ту эпоху был помещен в монастырь Нотр-Дам-д’Юмилите (Богородицы Смиренной) в Аржантее. Предполагается, что это нижняя одежда Христа, которая прикасалась к его коже во время Крестного пути.

Результаты радиоуглеродного анализа этого Хитона вызвали много дебатов и полемики. В 1988 г. радиоуглеродные тесты показали, что Туринская плащаница возникла в Средние века (между 1260 и 1390 гг.). Но это заключение сразу же было оспорено на том основании, что так сильно загрязненная ткань может казаться моложе из-за микроорганизмов или в результате стирки в воде, содержавшей примесь углерода (в 1532 г., во время пожара, от которого пострадала плащаница, ее поливали водой). Однако в 2010 г. профессор Жерар Люкотт, биолог и генетик, осмотрел некоторые нити плащаницы под электронным микроскопом и обнаружил на них много следов карбоната кальция, бактерии и несколько видов плесени. Говорили также о починке плащаницы более новыми нитями: к такому выводу приходит в своих работах американский профессор Раймонд Н. Роджерс из Лос-Аламосской научной лаборатории.

Поэтому нельзя считать, что исследования закончены. С 1988 г. было сделано несколько больших шагов вперед в научном познании этих обладающих огромным обаянием археологических объектов. И благодаря этому возникли глубочайшие расхождения между словами, которые повторяют некоторые журналисты, и даже люди, близкие к католической церкви²⁹, цепляясь за устаревшие результаты прежних анализов, и последними историческими и научными исследованиями, в основном во Франции, Италии и Соединенных Штатах. Эти открытия касаются в первую очередь текстуры ткани плащаницы и найденных на ней следов надписей на латинском и греческом языках.

Короче говоря, нельзя противопоставлять всего одну научную дисциплину, радиоуглеродный анализ, всем остальным, каким бы совершенным он ни был (сами специалисты признают, что он не всегда дает достоверные результаты). Существуют и другие способы датировки археологических объектов. Это тем более верно, что сравнительный осмотр трех названных здесь реликвий доказывает, что у них есть волнующие исследователя общие черты: пыльца одних и тех же растений, растущих в Палестине, и следы одинаковых по форме ран, оставленные кровью одной и той же группы (сравнительно редкой группы АВ)³⁰. Одна лишь вероятность увидеть кровь этой группы на трех предметах из ткани, пути которых были разными в течение многих веков, равна 0,000125, то есть одному шансу из 8 тысяч, не говоря уже о вероятности других признаков соответствия, на которые указывает форма пятен. Скептиков я могу лишь отослать к Приложению 6 этой книги. Современная наука значительно повысила вероятность подлинности трех упомянутых здесь реликвий. Поэтому я считаю вполне законным учесть в этом повествовании внесенные ими уточнения.

Палестина в эпоху Иисуса