Мизантроп

Продолжая знакомиться с наследием Мольера рад констатировать, что удалось откопать бриллиант — признаться, после неплохого, но не блистающего Тартюфа и откровенно проходного Дон Жуана я заметно приуныл.

Мизантроп, как это принято у Мольера, опять же с непростой судьбой — его опять пытались запретить, правда на этот раз неудачно, но за Мизантропа его все-таки достаточно сильно пинали. Люди с оскорбленными чувствами, вероятно, опять таки узнали себя — хотя здесь Мольер даже не пытался перетащить события из родной Франции в непонятные дали.

Сюжет достаточно прост — главный герой решает говорить всем правду, без обязательной лживой льстивости и политеса. Нельзя сказать, что это основная сюжетная линия — лично я тут насчитал целых 4 сюжетные линии (кстати, в маленькую пьесу влезло очень много сюжетных линий, а если считать еще те, которые просто упоминаются, то какой-нибудь писатель XIX века смог бы выкорячить пару томов), если не считать разнообразных ответвлений, но она без всякого сомнения является локомотивной для повествования. Но книга интересна не самим героем, в котором крайне сложно понять, кто же он, святой или сумасшедший (думаю, это не понял и сам автор), а в том, что это не «комедия действий» а «комедия личностей». Вероятно, самая удачная находка данной пьесы — сюжет развивается не за счет действий героев, а за счет изменения отношений между ними. И тут Мольер просто как рыба в воде — достаточно ограниченный круг «игроков» демонстрируют прекрасную динамику и разные сорта, как сейчас принято говорить, «химии». Это и выдает в Мольере подлинного мастера — как-только герои перестают у Мольера бесцельно бродить по сцене, изображая смену локации, а начинают работать на развитие своего общения с другими героями — повествование приобретает свежесть и очень хорошую динамику. Честно слово, один разговор Селимены и Арсинои я готов слушать в 10 раз дольше, чем десяток встреч Дон Жуана.

Сама пьеса является своеобразный «ремейком» (хотя сейчас это называют «софт-ребут») комедии античного автора Менандра «Брюзга». Что там было в оригинале, а что Мольер придумал сам — сказать сложно. Папирус с оригинальной комедией Менандра обнаружили только в 1950 году, Мольеру был известен разве что список действующих лиц и пересказы разной степени надуманности, так что я бы поостерегся называть это «копией», а скорее чем-то «по очень отдаленным мотивам». В любом случае, диалоги оригинала Мольер знать никак не мог, а значит это вполне себе свежее «смысловое вино» в мехах старой формы.

Ключевым недостатком произведения является сам Альцест, главный герой, ибо автор так и не понял, кого же создал — гения-пророка, а-ля Иисус Христос, бичующего пороки современного для него общества, или же Дон Кихота, выжившего из ума романтика, которому придумалось, что общество должно быть таким, какое ему кажется правильным, а не таким, какого оно есть. Собственно, поскольку драматургически фигуры Христа и Дон Кихота примерно одинаковы, для обычного человека разница небольшая — здесь важна позиция автора в оценке своего персонажа, ведь любой автор из своего героя может сделать как Христа, так и Дон Кихота — и вот этой яркой авторской оценки пьесе существенно недостаёт.

Надо сказать, что диалоги и монологи пьесы носят настолько большой комический заряд, что привлекают гигантское количество переводчиков — что-то перевести успел даже Дмитрий Быков для Гоголь-центра. Думаю, попытки не последние — вопросы «светского лицемерия» никуда не исчезают в консервативном обществе, а значит события, описанные Мольером, могут повторяться. Еще б какие-то акценты автор расставил — ладно бы отсутствие оценок было все-таки четкой позицией, но, похоже, автор сам не понял, насколько объёмных персонажей создал.

Неожиданный бриллиант у Мольера, читать можно смело.

Прекрасная пьеса, которая поднимает интересную и неоднозначную тему, так что вместе с героями занимательно порассуждать и о важности правды, и о том, какой вред отношениям с окружающими она может нанести, и о слепоте любви, и о снисходительности к людям и их недостаткам. Произведение написано в стихах, но столь живо и легко, что даже такой не любитель поэзии, как я, попал под обаяние слога автора и переводчика.

Быть правдивыми, и знать прямую честь,
И говорить лишь то, что в вашем сердце есть.

Филинт
Но если кто-нибудь нас встретит так сердечно,
Мы тем же заплатить должны ему, конечно.
Его радушию, по мере сил, в ответ
За ласку - ласку дать и за привет - привет!

Филинт
Вращаясь в обществе, мы данники приличий,
Которых требуют и нравы и обычай.

Альцест
Нет! Мы должны карать безжалостной рукой
Всю гнусность светской лжи и пустоты такой.
Должны мы быть людьми; пусть нашим отношеньям
Правдивость честная послужит украшеньем;
Пусть сердце говорит свободно, не боясь,
Под маской светскости трусливо не таясь.

Селимена
Как? Вы не видите, что дух противоречья
Способен вызвать в нем приливы красноречья?
Он должен выказать свой несдержимый жар;
Противоречие - его особый дар.
Ужасно для него общественное мненье,
И соглашаться с ним - прямое преступленье.
Он опозоренным себя навеки б счел,
Когда бы против всех отважно не пошел!
Честь спора для него так истинно желанна,
Что спорить сам с собой привык он постоянно:
С своими чувствами готов пуститься в бой,
Раз выскажет при нем их кто-нибудь другой.

Филинт
Но правда ведь и то, мой друг, ваш ум таков -
Всегда протестовать и спорить он готов,
И одинаково, по вашему признанью,
Вы возмущаетесь и похвалой и бранью!

Альцест
Да, люди, черт возьми, не правы никогда.
И к ним в моей душе всегда живет вражда.
Всегда одно из двух: достойные презренья,
Они иль низко льстят, иль судят без зазренья.

Альцест
Но я... я к ним не слеп, не равнодушен к ним,
Чем больше любим мы, тем менее мы льстим.
Нет, чистая любовь не знает всепрощенья,
И правду говорить готов я без смущенья.
Я б гнал без жалости вздыхателей долой,
Когда б они во прах склонялись предо мной
И лживой мягкостью - любезны, льстивы, сладки -
Мои же поощрять старались недостатки.

Селимена
Итак, по-вашему, когда мы влюблены,
Навек отречься мы от нежности должны
И полагать любви почетным назначеньем -
Бранить ее предмет с похвальным увлеченьем.

Элианта
С любовью истинной ваш взгляд несовместим,
И выбором всегда влюбленный горд своим.
Все лишним поводом бывает к восхваленью:
Любовь всегда склонна бывает к ослепленью,
Она любой порок за качество сочтет
И в добродетели его произведет.
Бледна - сравнится с ней жасмина только ветка;
Черна до ужаса - прелестная брюнетка;
Худа - так никого нет легче и стройней;
Толста - величие осанки видно в ней;
Мала, как карлица, - вот чудо неба вкратце;
Чрезмерно велика - богиней может зваться;
Неряха, женских чар и вкуса лишена -
Небрежной прелести красавица полна.
Будь хитрой - редкий ум. Будь дурой - ангел кроткий.
Будь нестерпимою болтливою трещоткой -
Дар красноречия. Молчи, как пень, всегда -
Стыдлива милая и девственно горда.
Так, если в любящем порывы чувств глубоки,
В любимом существе он любит и пороки.

Тот путь мне непригоден;
Поверьте, от оков я должен быть свободен.
Не создан я судьбой для жизни при дворе,
К дипломатической не склонен я игре, -
Я родился с душой мятежной, непокорной,
И мне не преуспеть средь челяди придворной.
Дар у меня один: я искренен и смел,
И никогда б людьми играть я не, сумел.
Кто прятать мысль свою и чувства не умеет,
Тот в этом обществе, поверьте, жить не смеет.
Да, от двора вдали, на трудовом пути
Чинов и титулов, конечно, не найти;
Зато, лишившися надежды возвышенья,
Не надо нам терпеть отказов, униженья,
Не надо никогда играть нам дураков,
Не надо восхвалять посредственных стишков,
Не надо выносить от милых дам капризов
И остроумие терпеть пустых маркизов!

Чем-то главный герой данной книги напоминает мне нашего Чацкого, такое же неприятие лицемерного общества, ощущение своей чуждости ему, разочарование в любви и желание бежать от людей. Хотя плод воображения Грибоедова остался в моей памяти более симпатичным человеком, чем «лишний человек» Мольера, все же не зря в названии упоминается мизантроп, именно таким предстает перед нами центральный персонаж Альцест.

И, право, иногда мне хочется скорей
В пустыню убежать от близости людей.

Филинт
О боже мой, к чему такое осужденье!
К людской природе вы имейте снисхожденье;
Не будем так строги мы к слабостям людским,
Им прегрешения иные извиним!

Я вижу множество, как вы, вещей и дел,
Которых видеть бы иными я хотел.
Но что бы ни было, не разражаюсь бранью
И волю не даю, как вы, негодованью.
Людей, как есть они, такими я беру;
Терплю безропотно их жалкую игру.
Иное ни к чему меня не привело бы.
И, право, мне покой мудрее вашей злобы

Альцест
За двадцать тысяч тех я право получу
Кричать, что на земле царит неправда злая,
И ненавидеть всех отныне не скрывая.

Филинт
Согласен я, что всюду ложь, разврат,
Что злоба и корысть везде кругом царят,
Что только хитрости ведут теперь к удаче,
Что люди бы должны быть созданы иначе.
Но все ж достаточно ль для нас таких идей,
Чтоб вычеркнуть себя из общества людей?
Быть может, служат нам людские недостатки,
Чтоб философии в нас развивать зачатки, -
Для добродетели занятья выше нет!
Когда бы честностью был одарен весь свет
И были все сердца чисты и благородны,
То добродетели вам стали б непригодны.
Все их величье в том, чтоб с пошлостью и злом
Могли встречаться мы с безоблачным челом;
И сердца чистого глубокие порывы...

Он не любит людей, но продолжает посещать раздражающее его общество, более того, объектом своей влюбленности выбирает даму, как никто другой впитавшую в себя все пороки высшего света, а на искреннюю, влюбленную в него девушку обращает внимание только ради мести, желания уязвить разочаровавшую его кокетку.

Пред милым существом ужель ваш гнев затих?
Вы их не видите или простили их?

Альцест
...я ею увлекаюсь.
И вижу слабости ее, о них скорблю,
Но все ж она сильней, и я ее люблю.
Огонь моей любви - в то верю я глубоко -
Очистит душу ей от накипи порока.

Элианта
Мне отомстить за вас? Но как?

Альцест
Сказав мне: _да!_
Приняв мою любовь и сердце безраздельно!
Вот чем изменнице я отомщу смертельно.
Я накажу ее: пусть мучится она,
Увидев, что душа другой любви полна,
Увидев нежность всю, заботу и почтенье,
Что я у ваших ног сложу в благоговенье.

Любопытно и то, что Альцест признает недостатки своего объекта страсти, но надеется ее перевоспитать, что опять же его не красит, хотя, возможно, это примета прошлой эпохи, которая выглядит неприглядно лишь сейчас. Но все же было забавно наблюдать за перепалкой этой парочки, собственническими замашками мужчины и колкими ответами Селимены, осознающей свою притягательность.

Селимена
Никто. Вы новую изобрели методу
Сердиться и кричать любви своей в угоду.
Упреки, ссоры, брань - вот пылкий ваш экстаз.
Подобную любовь я вижу в первый раз.

Селимена
Однако будет с вас!
Забавно, что вы вдруг такую взяли волю;
Я оскорблять себя вам больше не позволю.

Альцест
Но не волнуйтесь же, попробуйте сперва
Мне толком объяснить подобные слова.

Селимена
Нет, не исполню я подобную причуду:
Что б вы ни думали, я разъяснять не буду.

Альцест
Увы, моей любви нет меры, нет предела;
Чтоб ваша красота моею лишь была,
Я, право, иногда готов желать вам зла:
Чтоб никому кругом любви вы не внушали;
Чтоб жили в бедности, в унынии, в печали;
Чтоб, от рождения судьбой обделены,
Вы не были горды, богаты и знатны;
Чтоб я один, один лишь мог своею властью
Исправить дар небес и привести вас к счастью;
Чтоб с гордой радостью мог убедиться я,
Что все, что есть у вас, дала любовь моя!

Селимена
Однако вы добра мне пожелать сумели.
Храни меня господь, чтоб вы достигли цели!..

Не менее смешно было читать о настойчивости незадачливого поэта, который совсем нескромно навязывал всем свое творчество, ожидая привычных похвал, хотя на словах и уверял, что ему нужна откровенная критика. Но, услышав правду из уст мизантропа, был настолько взбешён, что поспешил подать на него в суд.

Альцест
Я в этом не судья, прошу меня избавить.

Оронт
Но, сударь, почему?

Альцест
Суждения мои
Все слишком искренни, что плохо для судьи.

Оронт
Напротив! Выслушать готов я вас покорно
И был бы огорчен, поверьте, непритворно,
Когда бы от меня вы скрыли хоть пустяк.
Я жажду истины!

Ну и отдельного упоминания стоит финал истории, ведь автор все же показал торжество справедливости, лицемерие и злословие были осуждены. Хотя тут писатель скорее напоминает читателям о том, что нельзя оставлять улики против себя и не стоит доверять бумаге, ведь гадости, которые говоришь об общих знакомых, могут дойти до объекта сплетен и тогда сложно будет сохранить хорошие отношения с тем, кого за глаза высмеивал.

Так что рекомендую данное произведение не только любителям пьес, но и все читателям, кого занимает тема правды и ее уместности в обществе.

Прекрасная комедия нравов от великого французского драматурга.
По поводу содержания пьесы можно сказать много красивых и умных слов про вечную актуальность, глубину проблематики, про тонкую сатиру и художественную яркость персонажей… Все это так… И все уже сотни раз сказано, пересказано, и вряд ли имеет смысл повторяться.
На самом деле сюжет здесь довольно прост и прозрачен, но это совершенно не делает его скучным. Комфортные рифмы (тут отдельное спасибо переводчику), сочные диалоги… читается легко и с удовольствием. Впрочем, при изящности, органичности и емкости стиля автора по-другому и быть не могло.
Правда, я так и не смогла для себя решить, насколько положительным для меня оказался главный герой. Он вроде бы во многом прав, и лицемерие общества однозначно достойно осуждения, вполне возможно, даже такого откровенного и громогласного. И, наверное, им можно было бы почти восхищаться, если бы он неукоснительно придерживался исповедуемых им принципом. Но обсуждая и осуждая окружающих, причем делая это в довольно нелицеприятной манере, лишенной всякого такта, отталкивая друга за мнимое несовершенство, под которым скрывалась всего лишь элементарная вежливость, Альцест, тем не менее, готов на все, чтобы только иметь возможность оправдать недостойное поведение весьма легкомысленной девицы. И тут он готов унижаться, соглашаться и закрывать глаза на очевидное, что сводит на нет всю его принципиальность. Оно, конечно… сердцу не прикажешь… Но тогда какое право у него есть судить других, когда и сам подвержен страстям и слабостям? И чего тогда стоят все его высокопарные сентенции?
Но это я так… размышлизмы после прочтения)) Пьеса в любом случае отличная. Неудивительно, что Грибоедов полтора века спустя взял ее за образец для «Горя от ума». Сходство двух произведений более, чем очевидно, хотя каждое великолепно по-своему.