«Если ты доживешь до 100 лет, я бы хотел дожить до того дня, когда ты уйдешь, чтобы не пришлось жить без тебя», – А. А. Милн, «Винни-Пух»

Глава 1

Япония, г. Токио, станция Шибуя

10 декабря, 2022г. 23:20 (GMT+9)

Снаружи +12°, давление 1,016 гПа, ветер 2 м/с

Мы здесь: в глубине запутанных переулков Шибуи, в номере без окон за пять тысяч йен, с поломанным кондиционером.

Госпожа Ямамото сверкает мокрым языком, а я уже готов пенисом пробить ее череп. Невольно я даже представил хруст, с которым член проламывает затылочную кость. Однако бедра даже не дернулись; вопиющая нежность госпожи Ямамото чудом держала меня в узде.

Еще два часа назад я бы представить не мог, что мы можем встретиться где-то, помимо школы, не говоря уже о постели. И, конечно, Сачико выбрала этот отель не случайно. В «Кёнира» не было персонала: анонимность и оплата через автомат. Хоть мне уже не восемнадцать, отношения ученика с учителем здесь не котируются. Вы, наверное, думаете, а что боец UFC забыл в Японии? Справедливый вопрос. Не сказал бы, что я хочу до конца жизни разбивать людям головы, так что давно подумываю заняться чем-то другим. Каждые полгода я переезжаю из страны в страну, чтобы найти идеальное место для жизни. Токио – четвертое такое место после Калифорнии, Копенгагена и Берлина. Но сейчас, наблюдая за тем, как госпожа Ямамото скрупулезно разогревает мой член, я думаю о том, что искал не город, а женщину.

Итак, я убрал локон из трех слипшихся волосков за ухо Сачико, и корень ее языка – как по команде – обжег уздечку, сотканную из миллионов нервных окончаний. Наконец, в слюне учительницы растворились не только вытекшие из уретры феромоны, но и моя латентная агрессия. На какое-то время.

– 気持ち(кимочи)？– простонала она, ритмично меня подрачивая.

«Сама как думаешь?» – захотел сказать, но промолчал. Я проткнул матрас локтями и взял госпожу Ямамото за подбородок, чтобы поцеловать в качестве ответа. И внезапно я отупел. Это было похоже на озарение, словно я фанатик, перед которым среди ночи явилось светило под пение церковного хора.

Какая кожа.

Я словил микро-оргазм всеми фалангами пальцев – двенадцатью, если быть точным. Ее эпителий был таким податливым, что, кажется, вот-вот протечет сквозь мои пальцы. Заявляю, не одна ткань в мире – ни шерсть викуньи, ни шелк тутового шелкопряда, ни даже кашемир из Северной Индии – не сравнится по мягкости с кожей Сачико Ямамото.

На моих пальцах-сосисках, вечно воняющих табаком, побывало много всякой кожи – и азиатской в том числе, – но «это» было нечто особенное. Мне даже показалось, что я почувствовал сливочный вкус, будто лизнул разогретое на солнце масло. Разве возможно чувствовать вкус пальцами? Глупость, и все же.

Пока я был сконфужен подбородком Сачико, она это время изучала мои серые глаза, не выпуская из крохотной руки мои шестнадцать сантиметров. Наверняка она понимала, о чем я думаю. Конечно. Сачико прекрасно знала свое тело, и знала, разумеется, что прикосновения к ее коже сводят с ума не меньше, чем вид ее стоячих розовых сосков, которым ничего не стоило разрезать стекло или даже – ну а почему бы и нет – гранит. Особенно, если учесть, что в номере было прохладно, и от этого они – соски госпожи Ямамото – стали только крепче.

С каждым шагом Сачико открывалась все глубже. И все равно я все еще мало о ней знал, кроме того, что она учила меня полгода японскому. И если бы мы случайно не пересеклись в «Вомбе», я бы никогда не узнал, что она фантазировала обо мне каждое занятие – как и я о ней. Но подойти специально после школы… типа «не хотите выпить, учитель с красивой задницей?» было слишком даже для меня. Она была одета как девушка из мелодрамы – вся из себя в заколках, шарфах и бантах, – а я как типичный русский, в олимпийке «адидас», синих джинсах и черных кроссовках, чтобы никто не знал, в каком дерьме они побывали.

При этом Ямамото-сенсей была старше лет на пятнадцать, а выглядела словно вчера справила двадцать два. И дело даже не в ее ухоженном теле, а в том, как она себя вела. Казалось, Сачико и сама не знала, сколько ей на самом деле. И какая же ирония судьбы, что мы проводим эту ночь перед моим отъездом из Японии. Ладно бы ночь – у нас всего три часа, из которых двадцать минут ушло на попытки включить кондиционер и еще десять на вакханалию с членом во рту. Впереди два с половиной часа, а я уже представляю, как лечу в самолете и вспоминаю секс с Сачико Ямамото. Кстати, этим я сейчас и занимаюсь, настукивая писульки на макбуке 2017 года в надежде понять что между нами было и какого хрена не могу перестать о ней думать.

Короче, отвлекся.

Я поцеловал госпожу Ямамото, толкнув кончик ее языка с нотками собственного пениса, и еще раз заглянул в черные глаза, один из которых косит на три градуса к носу. Затем вернул член как было – в ее рот – и стал давить лапой на обнаженную холку, прощупывая шейные позвонки азиатского скелета из префектуры Канто.

По мере того, как Сачико сосала член, все четыре камеры моего сердца наполнялись теплым молоком, перекачивая затем это молоко по сосудам, органам и клеткам моего тела. И молоко это, надо сказать, было непростым, а самым что ни на есть маковым.

Я мечтал, чтобы ее минет продолжался вечно. Соси, Сачико-сан, а я посоплю тут в полудреме. Забуду о своих долгах по кредиту, который вторчал на убыточные акции, забуду о больном плече, забуду об облысении. Как было бы хорошо быть с тобой вот так всегда; но член достиг высочайшего уровня чувствительности, что означало лишь одно – скоро этот сон закончится.

Стало неловко от того, что я кончу так быстро. И как назло, госпожа Ямамото все ритмичнее качала головой, чавкая членом, смакуя и напевая еле слышную мелодию голосом, который шел изнутри ее горячего тела. Кто-то сказал бы, что она просто стонет, но это не стон – я уверен, – это была песня.

Пытаясь отвлечься, чтобы растянуть удовольствие, я, напротив, нашел еще больше причин кончить быстрее обычного: начиная ее внушительной грудью, которая царапалась о кудри на моих ногах, заканчивая двумя ее румяными подушками, что отделялись друг от друга черными трусиками с кружевами.

В общем, я продержался недолго. Не было ни сил, ни желания замедлять Сачико. Хотя, если быть честным, я бы хотел, я бы молил, чтобы она остановилась хоть на секунду и дала передохнуть, но я не мог вымолвить ни слова. Мне только интересно, она этому научилась или это форма генетической предрасположенности? В смысле, я бы не сказал, что Сачико владела какой-то удивительной техникой, ее минет был почти обычным. Но она сосала так, словно мой член был вкусным. Это же ложь? Авокадо вкусное, банан вкусный, шоколад вкусный, но я ни за что не поверю, что и член тоже. Выходит, она притворяется; выходит, она притворяется настолько искусно, что ее актерская игра заставляет меня поверить в то, что мой член вкусный. И при этом она будто удерживает себя силой – она прямо еле сдерживается, чтобы не съесть его, не проглотить целиком, ибо ну такой вкусный, сдохнуть можно! Поглядите на нее. Вы посмотрите на эти глаза, на эту мимику, на движения ее рук. Я настолько верю ей, что начинаю сомневаться в своем здравомыслии. Может, пенис правда настолько хорош? Госпоже Ямамото не нужны никакие техники, чтобы сделать минет; ей нужно лишь убедить себя и меня в том, что член вкуснее всего, что она пробовала. И судя по всему, она справилась. Даже смотреть на это было потрясающе. Единственное, что меня раздражало, это ее расплюснутый нос. Это точно не японский нос; вероятно, она наполовину китаянка или тайка, черт знает. Японские носы напоминают перевернутую бейсбольную биту, а нос Сачико был больше похож на китайскую грушу, которую надкусили с двух сторон. Так что не думайте, что госпожа Ямамото была идеальной. Например, на занятиях меня всегда бесили ее очки. В смысле, они здоровенные. Сейчас, без очков, она была прекрасна, и как бы я хотел, чтобы она купила себе линзы или хотя бы поменяла эти чертовы очки, подаренные дедом в память о посаженной картошке или вроде того. Впрочем, все это становилось неважным, когда госпожа Ямамото сосала мой член. И я до сих пор получаю удовольствие, произнося это. «Когда госпожа Ямамото сосала мой член…»

Так или иначе, пришло время остановить оральную идиллию между Сачико и моим пенисом, который пылал огнем от малейшего прикосновения. Я обхватил череп своей любимой учительницы обеими руками, будто дыню, и вставил член так глубоко, что придавил свои яйца ее зубами. Моя задница напряглась как камень. Я прижал госпожу Ямамото к своему лобку настолько плотно, что яйцами мог узнать что она ела на ужин.

Вообще, рядом с ней я был каким-то особенно чувствительным. Чтоб вы понимали, обычно я тороплюсь – люблю постучать бедрами: хоть о задницу, хоть о губы, не важно, – но сейчас я был подозрительно умиротворен. В прошлое воскресенье я трахал лицо Ульяны, будто наказывал за пересоленный борщ; но Сачико – вы представьте – отделалась лишь мертвой хваткой во время оргазма. Рассказал бы кому, не поверили. А хуже того, стали бы причитать «можешь, если захочешь». Ладно, пустое.

Итак, мои ноги растопырились, как рога, чтобы раскрыть простату, а госпожа Ямамото некрасиво выгнула спину колесом. Но даже эта ее некрасивая поза показалась мне милой, потому что член испытывал один из лучших оргазмов за всю жизнь. К слову, вы когда-нибудь задумывались об этой фразе? Как можно определить лучший оргазм, если все они, по сути, представляют собой максимальную точку ощущений? Сложно. И тем не менее, когда это происходит, вы совершенно точно и легко можете заявить: «Сейчас! Вот он, вот он! Лучший!» Может быть, это происходит в то время, когда оргазм настолько хорош, что заставляет забыть тебя о всех прошлых.