Восьмерка (сборник)

Острые как ожог и жгучие как порез короткие повести Захара Прилепина читать равнодушным глазом просто невозможно. Не получится. Если вы ещё живой, думающий и чувствующий человек. А если они не вызывают в вас никакой реакции, то можно уже начинать вызывать труповозку, потому что вы точно умерли — даже если ещё дышите, едите и пьёте, спите и испражняетесь, справляете малую нужду и любитесь, работаете на предприятии тяжёлой или лёгонькой промышленности, или офисно пялитесь в монитор своего двухъядерного компа, заполняя цифирьками и буковками чрезвычайно важные отчётные ворд-бумажки и эксель-бланки или же изображая гиперзанятость и одновременно перетирая за жизнь в соцсетях, а то и гоняя танки по виртуальному танкодрому...

Неважно, отчего происходит этот постприлепинский жгучий порез и постзахаровский острый ожог — вариантов много, тут вам и острейшая социальная несправедливость, или самое бессмысленное чувство на свете, именуемое Любовью, или же война-мать-родна — важно, что просто не заметить эту макротравму у вас не получится. Ни не заметить, ни проигнорировать, ни залечить.

Автобиографическая книга народного и любимого миллионами Олега Басилашвили называется "Неужели это я?! Господи...". Когда читаешь вот эту ли книгу Захара Прилепина, или любую другую, то это же самое выражение невольно само собой всплывает в разбалансированном и раскуроченном безжалостным Захаром сознании. Потому что наверное практически каждый человек из нашего времени отыщет в героях книги кусочки или частички самого себя, своего Ид-Эго-Суперэго, приметы своей реальной непоказушной жизни, обрывки и лохмотья своих истинных мыслей и чувств.

Вообще по мере чтения книг Захара Прилепина постепенно вырисовывается и складывается воедино некий гипертекст. Фирменный, захаровско-прилепинский. Открывается некий гипермир, совсем не отличимый от нашего реального современного мира, и вместе с тем чуточку гиперболизированный, чрезмерно выпуклый, слегка искажённый и драматизированный до чрезвычайности. Жить в таком мире и страшновато и не совсем приятно, но что делать, ведь этот мир ничто иное, как отражение нашего доброго, тёплого, ласкового, уютно организованного реального мира. И кто виноват в том, что этот самый уютный безопасный и ласковый, официально признаваемый и «назначаемый» таковым мир отбрасывает такую корявую, уродливую и жутковатую тень? Наверное всё-таки ответственен за это не Захар Прилепин, который видит эту тень и понимает, какие красивые финтифлюшки мира реального дают эти ужасающие теневые корявости и рогатости-хвостатости-копытости...

Шестая книга Захара Прилепина, и вновь попадание в яблочко, в центр мишени, в самую серёдку души...

Честно скажу - ожидала большего. После сборника "Грех", написанного раньше, надеялась увидеть автора поднявшимся ещё на одну ступеньку не просто писательского мастерства, но и на новый уровень восприятия мира. Но, видимо, иногда и писателям надо поностальгировать. Практически вернулись пацанские рассказы. А вот именно писательское мастерство - точность определений, язык персонажей, грубоватый мужской (или всё же пацанский?) юмор - это да.

И всех районовских потоптали? - Как цветы!

Так что признаю вполне, что Прилепин стал большим мастером короткой прозы, но "Грех" пока останется моим любимым сборником. Отдельно ещё хотелось бы отметить рассказ "Витёк", который больше похож на ту прозу, которая так меня очаровала у автора. И отдельно одного персонажа - бабушку.

Для бабушки любое человеческое несчастье было равно совершённому доброму делу...

Свой

Хотел сначала сказать, что Прилепин пишет так, как больше никто не умеет. Мол, его сравнения неожиданны, как понос, и ярки, как открытие Олимпиады в Сочи. И в доказательство привел бы несколько фрагментов. Ну, например:

— <...> своими ноздрями, которыми она часто принюхивалась к Новикову, как будто он на ночь спрятал под мышки по селедке и забыл там.
— Вкус и запах такой, как будто где-то рядом лежат грибы, только не соленые и не свежие, а жареные. (кто читал - поймет)
— <...> поправила четвертая, зевая так огромно, что в рот ей вполне вошло бы донышко бутылки из-под шампанского.

Но считайте, что ничего не было: ни шампанского, ни бутылки, ни донышка, — потому что это не главное.

Самое смешное — это услышать, будто бы Прилепин пишет чернуху, якобы он такой «чернушный реалист». Эх, ребята, а ведь мы в большинстве своем так и живем. Тут вам все-таки не Хогвартс, а проспект какого-нибудь Андропова, на который впопыхах нанизаны безобразные девятиэтажки. А зачем тогда читать про ту жесть, которая ходит за тобой постоянно, как тень? От страха этой тени тебе и просыпаться-то не хочется по утрам. Затем.

Затем, что у нас есть свой писатель. Захар. Вы много еще знаете таких, которых бы звали только по имени? Звать Пелевина просто Виктором дико («Виктор в марте книгу выпускает» - ну-ну), Шишкина Михаилом — смешно. Называть старика Лимонова просто Эдуардом может разве что Захар.

Затем, что он всё про нас, русских людей, знает — как мы пьем, спим, поем, любим, пожимаем друг другу руки, возвращаемся на места оставленного в прошлом счастья.

Затем, что честен с нами. Нам до конца дней своих придется идти рука об руку, таща за собой волоком вот это всё: расплющенные буквы «м о с к в а», приготовленный матерью обед, отвары из трав, мобильник, ключи от гаража, теплую водку, сказанное в ночи «папа». И так хорошо от этого становится! И счастье!

Прилепин может раздражать (меня самого иногда раздражает), смешить, злить, нагонять зевоту, но счастье от его книг никогда никогда не отменит.