Хотя одно, удивительное чувство жило в нём: что все, стоящие сейчас на коленях, стоят за дело, и лишь он один – за так: просто не желает ослушаться и готов разделить общую вину. Ничего не произнося, Эйхманис пролетел – свирепый, с обнажённой шашкой – вдоль рядов.