Отзывы на книгу «Черная обезьяна»

Адская жара в "морозный"летний день самое то! Зашло отлично, хоть и не советовала бы я читать ядреный реализм не жалеющим видеть вокруг себя дерьмо, не способных волочиться кровавым сгустком вслед за героем, жить в воспаленном мозгу (это заразительно!).
А жить придется в голове у журналиста, чьи воспоминания сумбурны, позиции шатки, поиск смысла жизни и всего остального в активной фазе, а семья безымянна. Представитель современного гомосапиенса - человека мыслящего, но не внятно, муж-чина - и муж не вполне состоявшийся и чин какой-то размытый. Инфантилен, но самокритичен.
Да имеет ли это значение...

Поскольку задание получено, изучить экспериментальную площадку, на которой обитают подопытные, подозреваемый в чрезмерной жестокости, журналист углубляется в тему настолько, что ставишь под вопрос его вменяемость в целом.
Немудрено...
Почему так жестоки дети?
Или о недоростках он, и это что-то иное?
А жестоки ли?
А только ли они?
"До столицы было часов десять муторного хода. Водитель курил, парень харкал, бабка ела, девка сидела на жопе. Один я думал."
Думал, думал, думал...
Хочется сделать мир лучше и не сойти с ума.
А нужен ли этот лучший мир мне?! или вам?!
Странные вопросы... пожалуй. Но именно они въелись под корку и не дают свободы.
Ребенок убивающий, разрушающий, маленькими ручками вершит суд. Это злосчастный генофонд всему виной, особая мутация в ногу со временем? Или коварные происки государственной системы?
Или ребенок, на волне посланного обществом импульса действует, еще не осознавая... или знает он гораздо больше.

Я как за копошащимся насекомым наблюдала - "Что же ты, блин, сам-то творишь?!"
Склонив голову смотрела, на невнятную попытку сделать мир лучше. Вот так человек бросется оголтело на реализацию воспаленной идеи, берет силой или аргументами. Но не спросив даже у себя - "а кому лучше то будет?". Уж не тебе ли? А-а-а... снова тебе.
Может иногда полезней хотя бы не навредить, ну, чтоб хотя бы не в минус.
"Дети качались на качелях.
Когда я снова начинал кашлять, они приостанавливались и ждали, словно мой кашель мешал им отталкиваться от земли и прикасаться к земле.
Сидевшая на лавочке пара поднялась и ушла. Ничего, я вас уже заразил. Через семь лет проснетесь рядом и ужаснетесь от полнокровной ненависти друг к другу.
А это я вам накашлял, я."

Безумие, суровая правда жизни, такая очевидная и до боли знакомая, жутко заразная.
С широко закрытыми глазами бредущая.
Каждодневный убийства, брошенные дети, битые морды.
А ты всё бредешь и тужишься сделать мир чище. одним волевым решением.
Но это всего лишь еще один шаг от вменяемости.
"Куда идти, когда всё осыпается, как буквы, которые можно только смести совком и выбросить в раскрытую дверь, в темноту, чтоб единственная звезда поперхнулась от нашей несусветной глупости."

Хищные цветы жизни

Главный герой - журналист, которого приглашают в закрытое правительственное учреждение, где содержат маньяков, террористов и прочих нелюдей. Там изучают причины агрессивного поведения и жестокости, так что контингент вполне оправдан. Вот только в отдельной палате он обнаруживает нескольких детей - все не старше 10 лет - которые, судя по всему, являются здесь основным объектом исследований. Главврач рассказывает, что эти "недоростки" - страшнее всех, с кем им приходилось работать. Начисто лишенные жалости, сострадания и вообще каких-либо чувств к другим людям, они могут убить так же легко, как сломать игрушку. Откуда взялись эти дети, персонал умалчивает, но позже герой натыкается на дикую историю, случившуюся в провинциальном городке - в обычном жилом доме среди бела дня неизвестные вырезали целый подъезд, не пощадив никого. И ходят слухи, что нападавшие были совсем еще дети... Это жуткое расследование с головой затягивает журналиста, и без того запутавшегося в своих отношениях с женой, любовницей, детьми и полузнакомым политиком Велемировым, который лично курирует работу с "недоростками" для каких-то неясных целей.

Тяжелый, тягучий, липкой тьмой полный роман. Муторный. Из пауз и оглушительной тишины (фраза "надо было что-то сказать, а что - не придумалось" встречается постоянно), разворачивающийся в голове арт-хаусным фильмом, без музыки, зато со звонким эхом от хлопнувшей двери. Продираешься сквозь него, словно в июльский полдень идешь по раскаленному городу, царапаясь о сухой воздух. Поначалу связное, повествование постепенно начинает рваться, перемежается вставными историями, распадается на части вслед за миром, где такое возможно, - или вслед за сознанием главного героя, пытающего справиться с тьмой снаружи и внутри себя. Неприятные герои, жуткая до отвращения история - и вместе с тем узнаваемый прилепинский язык, сочный, емкий, превращающий чтение в почти мазохистское удовольствие. А местами - и во вполне эстетическое. Как всегда великолепны у него эпизоды с детьми и с женщинами (в те моменты, когда герой действительно любит) - эти сцены бритый омоновец-лимоновец устрашающего вида пишет так, что внутри что-то сжимается, и ты сидишь, оглушенный, как будто это все - с тобой, про тебя - как будто твои... Тем страшнее наблюдать, как легко потерять такое отношение, как мало нужно человеку, чтобы вылезла из него бесчувственная обезьяна.

Самая жанровая книга Прилепина, вполне себе триллер с почти фантастической фабулой - и в то же время сильная психологическая проза с непременной социальной темой. Параллели с нашими "недоростками" разоблачаются фигурой Велемирова, имеющего реальный прототип - ведь у Прилепина тоже есть такой полузнакомый политик, земляк, занимающий один из ключевых постов в правительстве. Наиболее спорный момент книги - финал, сколь напряженный, столь же невнятный. Открытый - в том смысле, что выбирать трактовку приходится читателю. Но варианты есть, и есть среди них тот, который меня вполне устраивает - так что я прощаю автору этот постмодернистский финт. Сложно сказать, насколько "Черная обезьяна" - шаг вперед по сравнению с ранними книгами, но это точно развитие мастерства автора - у Прилепина получилось написать более "литературную" вещь, сохранив при этом фирменный почти публицистический реализм.

Мало того, что Захар Прилепин известен и популярен как мастер современного худлита. В этой книге он явственно и мастерски прорисовался как замечательный художник (что вовсе не означает, что он умеет рисовать карандашами или писать картины красками). Просто при чтении именно этой его книги явственно возникло ощущение, что набросанные и небрежно нашвырянные крупными мазками лохматые куски текста, сливаясь в единое целое создают некое единое цельное полотно — так же, как крупные и мелкие мазки красками на холсте при рассматривании их с определённого расстояния вдруг перестают хаотично жить отдельно друг от друга и внезапно прорастают в стройное сюжетное, портретное или жанровое полотно.

Что же нарисовано на этой своеобразной картине "художника" Прилепина? А всё очень просто — внимательный взгляд легко различит здесь черты и приметы современности, реальности, жизненности и неретушированной очевидности. И в этом-то и фишка, что вот казалось бы все мы живём в одном и том же мире, видим одни и те же картины и пейзажи, слышим те же речи и обывательский трёп, слушаем примерно одну и ту же музыку... но только художник сумеет всё это передать на художественном полотне (неважно, красками на холсте, звуками музыки или цифро-буквенными символами на мониторе ПК), а простой очевидец порой настолько "слеп", что совершенно не отражает объективную реальность в своих ощущениях...

Захар Прилепин вот уже в четвёртый раз становится вот таким личным художником и одновременно собеседником для меня — читателя... И для меня — думателя...

Я потерялся

Очень хороший, грубой выделки роман. Писательский шаг вперед, которого ждали два года. После чеченских «Патологий», нацбольского «Саньки», автобиографического «Греха» Прилепин отошел от пацанского оптимизма и заговорил тем же прекрасным языком («Поднял с пола ее туфлю, понюхал. Пахло пяткой»), но уже о другом.

Писатель и журналист в самом разгаре кризиса среднего возраста отправляется в подземные катакомбы, расположенные под Кремлем, где содержатся по меркам обычного человеческого общества люди, мягко говоря, недостойные: оказавшийся в живых полевой командир Салман Салават Радуев, бомжиха, методично убивающая собственных новорожденных детей, и камера с недоростками – детьми, которые не испытывают эмоций, поэтому могут убить без всякого зазрения совести. Вскоре в провинциальном городке Велемир происходит массовое убийство: какие-то недоростки вырезали весь подъезд рядовой хрущевки. Собственно вот такая детективная затравка.

Детишки-убийцы – центральная вещь в романе, вроде как фасад. Кремлевская лаборатория, велемирское убийство, две вставных новеллы - о захвате древнего города такими же недоростками и о выходе из-под контроля взрослых роты юных чернокожих воинов, задействованных в бесконечной африканской междоусобице – порождают аналогии с «Повелителем мух», но это не главное, как, впрочем, и Голдинг не совсем о детях писал. Да, они могут быть жестокими. В «Черной обезьяне» есть эпизод-флешбэк, когда юный еще главный герой и его дружки разгоняли на закрытом чердаке прутьями голубей, ломая им крылья и вытряхивая перья. Но и взрослая деревенская баба несет писклявых котят папеньке, который сидит около печки, и говорит: «Бать, пожги». Так быстрее.

«Черная обезьяна» при своей неуклюжести композиции, пробуксовке сюжета после середины отлично прорисована. Возьмем загадочное убийство в Велемире. Ничего не напоминает? Или Велемира Шарова, кремлёвского бонзу, по инициативе которого и была создана поземная лаборатория. Любой мало-мальски интересующийся политикой человек узнает в Шарове Владислава Суркова, зам. Руководителя Администрации Президента. Сурков – человек, придумавший такие штуки, как «суверенная демократия», «план Путина» и движение «Наши» (там же тоже недоростки!), - вышел очень похожим на себя. «Черная щетина, лицо правильное и гладкое, как хорошо остриженный ноготь», - это очень точно. Таких наблюдений "в яблочко" в книге множество.

У Прилепина в романе весь внешний ужас, отягощенность воздуха и головы, липкость существования незаметно переползают из внешнего пространства во внутреннее и создают тревожный морок так, что вроде есть две детали от конструктора, а собрать их вместе страшно – самое точное эмоциональное выражение времени, а точнее – безвременья, когда надо идти, а карты нет. Косил как-то в дурке от армии – через восемнадцать лет доктор узнал его; жевали вместе с сослуживцем дембельские черные носки – тот будучи уже ментярой, не признал товарища по дедовщине; вроде была проститутка Оксанка, похожая на жену – потом сказали, что убили свои же хачи-сутенеры. А были ли вообще дети-убийцы? Ощущение двойничества, неприякаянности в сумме с признанием собственной мерзости – атмосфера книги; жестокость и равнодушие – ее земля; физиология – вода, будь то теплая вязкая кровь или нагревшееся выдохшееся пиво на дне бутылки. Прилепин ненароком сыграл в набоковские игры с зеркалом, в котором отражается хронический страх Черной обезьяны. «Я пришел – и что теперь?» Мы попали в свой личный ад, деточка.

Рецензия на книгу "Обитель", комы интересно. Книга оценена на 5 из 5 и добавлена в любимые.
У нас в Донбассе к Захару Прилепину относятся по-особенному. В силу известных событий и его к этим событиям отношения. По разные стороны баррикад этого человека ненавидят, либо уважают. Еще до его приезда на Донбасс в том качестве, в котором он находится здесь сейчас, я прочитала его "Обитель" и книга эта подарила мне истинное удовольствие своей атмосферой, литературным качеством и погруженностью в сюжет. "Обитель" стоила 800 рублей. "Черная обезьяна" и "Патологии" вместе почти 1000. Для тех, кто не знает наших зарплат, стипендий и пенсий скажу, что минимальная пенсия в нашем городе - 2600 рублей. То есть, где-то 5 экземпляров книг Прилепина. Но если купив "Обитель" я ни секунды об этом не жалела, то перевернув последнюю страницу"Черной обезьяны", я задалась лишь одним вопросом: Что это было???

Наверно, надо сказать об обстоятельствах того, как я вообще начинала ее читать. Не знаю, слышали ли вы об этом, но 30 июля погиб сирийский журналист Russia Today и Sputnik Arabic - Халед аль-Хатиб. Именно так правильно произносится его имя и фамилия. Ему было 25 лет. Он родился в небольшом городке Ас-Саламия в провинции Дамаск, где его и похоронили. Учился на журналиста в университете Дамаска. Был единственным ребенком в семье, отчего не служил в армии. Сирийское государство с пониманием относится к тому, что род нужно сохранять... Но Халед не пошел в армию не потому, что сам этого не хотел. Его мама очень боялась потерять единственного ребенка. Взяла с него слово, что он не бросит учебу и не пойдет на войну. Не бросил. Доучился. Стал военкором. И погиб. Последнее, что он написал в твиттере, за шесть часов до собственной смерти - "Eдем в Аль-Сухна, Сирия (по английски) - (и по-арабски) - с Богом". "يالله .. — travelling to Al-Sukhnah, Syria"... Этот город, кстати, вчера освободили. Сегодня еще идет зачистка и бои в окрестностях... не в этом дело. Мы общались полгода. В твиттере, в фейсбуке. Добрый, скромный парень, который искренне верил в победу и будущее своей страны. Его смерть меня опустошила. Я выплеснула первые эмоции в стихи (часто так делаю, потери выплескиваются в строки). Обычно легче, но не теперь. Печатаю сейчас вслепую. Слезы собрались в глазах, но не выплескиваются. Он был сильный. И говорил, что ничего с ним не случится. А если и случится - скорбь не выход. Выход - смирение.

Вот я и пытаюсь смириться, всеми силами погружаясь в чтение. Спасительный отвлекающий маневр. Пустота разъедает изнутри, боль сдавливает грудь и выкручивает все суставы на руках и ногах (правда, хотя нет никаких признаков дождя или грозы), а Донецк за окном четвертый день плавится от августовской жары. +39 в тени. Приходит на ум цитата из "Черной обезьяны".

Август, август, откуда ж ты такой пропеченный и тяжкий выпал, из какой преисподней?

Думала, будет захватывающий детектив, журналистское расследование. Мне отчаянно нужна чужая жизнь, чтоб не думать о потере. Но эта книга производит впечатление наркотического бреда.
Во-первых, композиция. На главы это повествование не делится. Куски (по-другому не назовешь, так они хаотичны), отделяются друг от друга невнятными звездочками ( ***), речь и мысли героя изобилует матом, а в голову этому журналисту постоянно бьет сперма (Если он даже эпизод чтения азбуки с детьми умудрился опошлить!!!). Аля, Оксана, пилюли от сутенеров, поход в секретную лабораторию к Милаеву, разговоры с профессором, специализирующимся на подростковой и детской жестокости, с запоминающимся именем Платон и совершенно не запомнившимся мне отчеством... указанные в аннотации разговоры о вырезанном подъезде в городе Велемире, рассказ о Средневековом городе (жуткая кровавая часть, очень живо все представила) и лагерь повстанцев в Африке... в промежутках походы домой к жене и детям. И снова Аля, которая, как оказалось, та еще девушка с заниженной социальной ответственностью. Поездки к сыну Оксаны в количестве двух штук, оба раза с невнятными целями, а второй раз вообще с жутким с бухты-барахты предложением. Зачем? Что ты ему дать можешь?! А Оксану очень жалко, правда. И жена его, как оказалось, вообще в психушке. И дети неизвестно где, если они есть вообще. Да и историю с подростками так и не понятно - то ли замяли, то ли она вся - бред, привидевшийся воспаленному мозгу этого журналиста... словом, вообще не то, чего я ожидала. С ужасом смотрю на все еще упакованную в пленку книгу "Патологии" на полке. Вдруг и она такая же?

Извините, что вместо рецензии вышел такой же сумбур, как сама книга. Советовать ее не стану. Смотрите сами.