Азазель

Роман Юсуфа Зейдана - крупнейшего писателя современного Египта, историка и философа, стал для арабского мира, мягко говоря, сенсацией. Пока литературные критики сравнивали фурор "Азазеля" с так называемым "эффектом Дэна Брауна", а консервативные власти ряда арабоязычных стран изымали все книги египетского мэтра из магазинов, Юсуф Зейдан сделал крупный шаг к пониманию действительности. Он, являющийся хранителем Александрийской библиотеки, сфокусировал свой авторский взгляд на глобальных исторических проблемах людской цивилизации, тем самым изучая важнейшие составляющие западно-восточного общества: людскую душу, религию и мораль.
Парадокс творчества Зейдана состоит в том, что это первый случай в мировой практике, когда мусульманин начинает препарировать разум христианина, четко разделяя грань между верой и лжеверой, которая уже в V века (когда и происходят события романа) стала причиной раздора для многих приверженцев раннего христианства. Автор словно желает оградить своего персонажа, монаха Гипу, от людской ненависти и неистового фанатизма одурманенных новоявленной монотеистической верой ложных праведников, которые не успев воздать хвалы Иисусу, принялись делить власть в сферах влияния. Юсуф Зейдан - мусульманин, но под свое крыло он берет обездоленных верующих христиан, благоговеющих истинным учениям Бога Сына, а не кровавому безумию тогдашних "святош", из-за которых приходится вспоминать Карла Маркса и его "опиум народа".

Сюжет "Азазеля", как уже упоминалось выше, разворачивается вокруг жизни монаха Гипы, который под влиянием демона пустыни Азазеля, излагает на бумаге свою историю: о том, как он пришел к Богу и христианству, как стал свидетелем смерти язычества и как все ужасы V века не смогли сжечь в нем корень добра. В отличие от многих христиан того времени, Гипа не считает, что язычество оскорбляет Бога - он верит, что и среди приверженцев Юпитера были и есть набожные и достойные люди, которые позволили человечеству развиваться. На протяжение романа в душе Гипы идет борьба: он не может понять, что есть вера и что есть люди, живущие под одним небом, но поклоняющиеся разным Небесам. Гипа считает, что это Азазель насылает на него проклятье, совращая его любовью к язычнице, но в глубине себя он понимает, что ошибается, и что любовь - самое прекрасное, что подарил людям когда-либо Господь. Из-за своих предубеждений он теряет свою первую женщину, но сам Всевышний готовит ему новый урок. Доля забрасывает Гипу в Александрию - город контрастов, где праведные христиане срезают скальпы с языческих ученых во имя Иисуса, который, по их словам, жаждет крови. В египетском порту он встречает легендарную Гипатию Александрийскую, величайшую женщину-математика, чей ум сравним лишь с талантами Марии Кюри. Гипа понимает, что Гипатия - красивейшая и умнейшая женщина, которую он когда-либо видел, и его душа велит быть подле нее, впитывая всю мудрость античной науки. Но гром среди ясного неба пробивает внезапно, когда сумасшедшие христиане разрывают Гипатию в самом центре города на тысячи кусочков, называя ее ведьмой, и затем, подобно красногвардейцам, идут сжигать Александрийскую библиотеку, в которой хранились самые великие знания человечества. Гипа бежит из Александрии, он не может забыть, как Гипатия молила его о помощи, но он не решился на этот шаг...

Внутренняя борьба на фоне проливающейся крови и демонического хохота христиан, - вот что изучал писатель. В своем тексте он приоткрывает темные уголки истории. Его персонажи в основном глубокие, робкие создания, для которых век перемен стал тяжким бременем, сулившим боль и страдания. Гипа, которого Азазель гладит костлявой рукой по голове, словно милого ребенка, изливает душу читателю - ему больше некуда пойти со своими мыслями и переживаниями. И если вы готовы выслушать историю этого мягкого, но очень умного человека, его исповедь станет трагичной, но правдивой.

"Азазель" достойный роман. Одна из лучших книг, вышедших за последнее время!

Осторожно: незначительные спойлеры.

— Азазель, ты не спишь?
— Как я могу уснуть, когда ты бодрствуешь?

Стоит признаться, я приступал к чтению с изрядной долей скепсиса, выходные данные не внушали доверия: египетский автор мусульманского мира, пусть и крупный работник Александрийской библиотеки, пятый век эпохи христианства, ужасная обложка русского издания и сомнительное название; однако международная арабская литературная премия, заявленные в романе проблемы поиска веры и тот факт, что Юсуф Зейдан защитил докторскую по суфиям, перелили чашу кармы и задвинули скептицизм куда подальше. Что в итоге пошло только на пользу, ибо роман стал личным открытием года.

Композиционно произведение не ловит особых звёзд, Зейдан использует давно проверенный приём устранения автора из повествования и вывода рассказчика на первый план. Некий переводчик из Александрии десять лет назад недалеко от сирийского города Алеппо нашел тайник с пергаментными свитками, написанными по-сирийски (арамейски) монахом Гипой в году 431 после Рождества Христова. Александриец перевёл текст на арабский, разбил для удобства чтения на главы и завещал опубликовать после своей смерти, что Юсуф Зейдан, надо полагать, и сделал. Таким образом, текст прошёл через три фильтра “отстранения”, обернулся в три накидки Мары: эмпирический автор Юсуф Зейдан, неизвестный переводчик с сирийского, работу которого выпустил “издатель Зейдан”, эмпирический автор второго порядка и рассказчик монах Гипа (если обратиться к, скажем, Шести прогулкам в литературных лесах Умберто Эко). И пожалуй, такое отстранение понятно, учитывая содержание текста и фурор, какой произвёл роман.

Итак, наш рассказчик, египетский монах Гипа, родился на исходе четвёртого века в деревне Наг Хаммади (что тоже неспроста, вспомним найденные именно здесь в 1945 году папирусные кодексы с гностическими евангелиями). То было время после Первого Вселенского собора и осуждения Ария, после утверждения Никейского Символа веры о Боге Сыне единосущем Отцу. Но учение Оригена и Ария еще отдаётся отголосками в воззрениях епископов Феодорита Кирского и Нестория, а также остальных епископов Антиохийской богословской школы, с которыми знакомится Гипа, ставший свидетелем многих жестоких исторических событий. Зверствования александрийских христиан, разорвавших на части знаменитую Гипатию, противостояние трёх сил христианского мира — Рима, Александрии и Константинополя, — вражда между Несторием Антиохийским и епископом Кириллом, закончившаяся Третьим Вселенским собором, анафемой Нестория и обвинением его в ереси, — на фоне этих эпохальных водоразделов происходит личное становление Гипы, поиски им основ своей веры, странствия по Египту и Палестине, успокоение и примирение со своим демоном.

Дальше...

Роман Зейдана не столько исторический, сколько исповедальный, пусть трансформация героя и происходит в узнаваемых местах и параллельно событиям, имевшим историческое значение для общества. Роман развивает важную идею для нового мировоззрения и новой пост-христианской (и пост-мусульманской, откровенно говоря) этики — о примирении и принятии своего демона (своей тени, противоположности, Азазеля, имена не важны), о недопустимости проецирования его вовне. «Я не существую отдельно от тебя. Я, Гипа, — это ты, и могу быть только в тебе. — А ты не перевоплощаешься в других людей, Азазель? — Перевоплощение — это миф.» Азазель провоцирует раздоры и распри среди христианского мира, но не потому, что он воплощение вселенского зла или Друга, шумерского демона лжи, а потому, что человек сам вызывает его к жизни, выпускает наружу и снимает с себя ответственность.
«— Гипа, я и есть ты, я — каждый из вас. Вы видите меня рядом всякий раз, когда пожелаете. Я всегда готов снять ответственность, отменить обязательства и оправдать любого приговоренного. Я — желание, желающий и желаемый; я — слуга человеческий, тот, кто подстрекает его идти на поводу собственных заблуждений.»
Так Кирилл и Несторий боролись не друг с другом, а Вселенские соборы осуждали не еретиков, но они только забивали гвозди в собственные гробы.

Необычайно важны для повествования два эпизода, фактически запустившие процесс трансформации героя: убийство отца фанатиками-христианами, когда Гипа был ещё ребёнком, и растерзание Гипатии александрийскими последователями распятого бога. В детстве Гипа первый раз сталкивается с тем, что сейчас называется психологией козла отпущения: его отца убивают только за то, что он иногда подкармливает жрецов древнего бога Хнума. Но настоящий шок испытывает Гипа, когда на его глазах разворачивается этот древнейший механизм — очиститься, принеся в жертву либо социального изгоя, либо выдающуюся личность, чьи этические стандарты слишком высоки для коллектива, каковой и стала женщина-философ Гипатия. Фанатики-христиане, охваченные не благим экстазом новой веры, но своей собственной коллективной тенью, под благословение епископа Кирилла и с криками «Ведьма, ведьма!» жестоко расправляются с Гипатией. Желая убить Зверя, они сами становятся зверем. Это тот же самый тоталитаризм XX века, который начинается не с одержимости тьмой, а с идентификации со светом. (Кстати, развёртывание механизма козла отпущения прекрасно показал Уильям Голдинг в Повелителе мух .)

Ужас от увиденного вызывает в Гипе первый и важнейший кризис веры. Гипа идёт к Нилу, крестит себя сам и принимает новое имя, сокращенное от Гипатии, чтобы никогда не забывать. Он начинает задаваться вопросами об истоке своей веры, о связи её с древними верованиями Египта, посещает Иерусалим и принимает монашество (в конце концов, именно египтяне подарили миру институт монашества). Второй кризис веры назреет через много лет, уже в монастыре близ Алеппо, и начнется с любви к девушке Марте, обладающей царской статью и прекраснейшим певческим голосом. В Гипе пробуждается тяга к тому идеальному источнику, который воспевали в средневековых галантных романах и который символисты назвали «Вечной Женственностью». И если Гипатия стала для Гипы гностической Софией, то Марта воплощает саму Деву Марию. Третий и последний (в пределах записок Гипы, но наверняка не в его дальнейшей жизни) кризис веры ознаменовал приход Азазеля, «той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». Это тот самый демон пустыни, которому древние иудеи жертвовали козла со всеми грехами своего народа, и во имя которого растерзали Гипатию. Но всякое божество есть проявленный вовне отпечаток нашей психики, и Гипа понимает наконец, что нет тени без предмета, нет даймона без человека, и, что важно, нет человека без даймона. Кастрация снизу так же опасна, как кастрация сверху. Как Гед принимает Геббета ( Волшебник Земноморья Урсулы Ле Гуин), так и Гипа принимает Азазеля как часть себя и голос своей совести, что имеет решающее значение для его трансформации. «После долгих размышлений я понял, что боги, при всех их различиях, находятся не в храмах, сооружениях и громадных зданиях, а в сердцах верящих в них людей. Люди живут, пока в них существуют боги, и когда исчезают одни, уходят и другие.»

Я более чем уверен, что Гипа смог примириться со своей совестью, с предательством матери и смертью отца, не поддался на женоненавистнические настроения времени и не позволил Вселенским соборам диктовать себе символы веры — поступок, на который у многих христиан и в XXI веке не хватает смелости. А главное — и этот вывод стоит взять на вооружение уже нашим современникам — дьявол скрывается в нас самих, и он часть нас самих, а не сидит в евреях, кавказцах, геях, американцах или инопланетянах. Конечно, в каждом из них живёт свой Азазель, но это не причина и не повод выпускать его в мир.

— У тебя впереди еще долгая жизнь, Гипа, не думай сейчас о смерти.
— Азазель… Где ты был все это время?
Он объяснил, что был и всегда будет рядом и что настоящий мир — это тот, что находится внутри меня, а не то, что происходит вокруг…

Почему вдруг арабскому историку, доктору наук, захотелось поговорить о становлении веры? Причем ладно бы в исламе, нет, в христианстве V-го века нашей эры, когда в Александрии, одном из древних центров веры, в раздорах и гонениях происходило становление государственной религии. А может это случилось потому, что арабский ученый, директор Центра древних рукописей Александрийской библиотеки оказался специалистом по ранне-христианским письменным источникам и обладателем бесценной информации, в которой не очень нуждаются не только правоверные мусульмане, но и современные христианские богословы? Наверное, в исламской традиции подобные изыскания нежелательны (это мои догадки, я не сведуща в этих вопросах), но все же книгу, затрагивающую основы чужой религии, врят ли просто так изъяли из продажи в его стране. А христианская церковь всегда накидывала флер стыдливости на многие неблаговидные свои деяния. Еще, судя по эпиграфу, этой книгой ученый закончил какой-то важный спор с собственной дочерью. «Это, дочь моя, мое откровение, которое никогда не было ниспослано обоим мирам». Какому из миров откровения не досталось?

Роман представляет собой дневниковые записи, написанные неведомым миру монахом Гипой, в 490-х годах нашей эры, найденные неизвестным археологом в наши дни и опубликованные после его смерти. Гипа - совсем не герой, человек верующий, творческий, мягкий и любящий, замечательный лекарь, поэт и регент детского церковного хора. В своем дневнике он расскажет нам о событиях, свидетелем которых ему привелось быть. Учитывая характер этих событий, удивительно крепка окажется вера в этом тихом и робком на первый взгляд человеке.

Первое столкновение с человеческой жестокостью в детстве – за то, что отец мальчика приносил рыбу жрецам старого бога, люди, называющими себя христианами, убивают его во имя веры. Это заставляет его покинуть родные места, но не отвращает от религии. Второй раз он столкнется с человеческой жестокостью, когда отправится в Александрию за знаниями. Он будет мечтать о занятиях в знаменитом александрийском Музейоне, о посещении известной на весь мир библиотеки. А вместо этого на руинах сожженного Музейона христианские мракобесы разорвут на клочки Гипатию, женщину–ученого, математика и философа. Она будет молить о помощи, но он не осмелится ей помочь. И вновь страдания и моральное опустошение заставят его обратиться к истокам веры, искать поддержки у святых отшельников и совершить паломничество в Иерусалим. Видимо бог сжалится над ним, и даст ему годы спокойствия в стенах монастыря близ Алеппо.

Но будет еще один кризис – он полюбит женщину, а в это же время, в одной из битв за «правильную» веру, падет в борьбе со своими церковными врагами его любимый наставник. Противник привлечет на свою сторону Императора и Папу и его вера окажется «правильнее». Кризис будет так силен, что у героя он из духовной сферы перейдет в физическую – и чуть не убьет его, но по всем известной поговорке, сделает только сильнее.

Самое интересное – это конечно общение Гипы с тем, кого он называет «Азазель». Чья это «ипостась» ? Самого ли героя – то, что сейчас мы называем «бессознательное», или самого врага всего сущего? Или это голос его совести? Но больше всего мне нравится объяснение самого автора. От имени этой сущности он говорит: «— Гипа, я и есть ты, я — каждый из вас. Вы видите меня рядом всякий раз, когда пожелаете. Я всегда готов снять ответственность, отменить обязательства и оправдать любого приговоренного. Я — желание, желающий и желаемый; я — слуга человеческий, тот, кто подстрекает его идти на поводу собственных заблуждений». То есть это та темная сторона человеческой натуры, «зверь внутри нас», которому приличный человек обязан противостоять, и не важно, какую он исповедует веру. И получается, что в основе любой веры лежит нравственный закон, и если человек переступает через него, то грош цена всем его молитвам и декларациям.
Мне понравилась обложка русского издания. Через прореху в старом пергаменте мы видим страдающие человеческие глаза. Чьи они? Что они видят?

P.S.Спойлер

Не уверена, что поняла концовку, поделитесь, кто прочитал! Ведь в конце Гипа уходит из монастыря, поняв что бог в сердце человека, где бы он не жил; и чтобы любить бога не обязательно быть монахом, можно просто жить, любить жену, растить детей и верить?