4

– Вы, пожалуйста, на меня не кричите! Если вам так хочется иногда покричать, то заведите себе жену и кричите на здоровье!

– А вы, черт бы вас драл, придержите ваш язык и ваши советы и учитесь позировать, если уж беретесь за это дело! Какого дьявола вы крутитесь? Вы что, сами не видите, что здесь мало света? Как я могу работать, если вы все время оказываетесь в тени?

Жерар подобрал кисть, которую за минуту до этого в ярости швырнул на пол, и снова принялся за работу, бросая быстрые взгляды на сеньориту Монтеро.

– Думать нужно, вот что, – ворчливо сказал он, уже остыв, – Другие в вашем возрасте умеют это делать…

– Другие в вашем возрасте умеют схватывать оттенки на лету, – язвительно заявила обиженная сеньорита. – И вообще я устала!

– А я вот не схватываю, понятно? Никто не держит вас здесь на привязи… Устали, говорите? Ничего, сейчас кончаем. Никто вас не держит… Можете искать себе другого мастера. Минутку…

Он встал и отошел от мольберта, приглядываясь к холсту.

– Ладно… Вот здесь еще немного… Впрочем, вы что, устали? Ладно, черт с ним, доделаем завтра. Можете одеваться.

– Наконец-то! У вас есть кофе?

– Есть, сейчас поставлю. – Собирая кисти, Жерар стал весело насвистывать. – А на крики не обижайтесь, я всегда нервничаю, когда работаю. Считайте, что я погорячился, и примите мои извинения. Идет?

Не дожидаясь ответа, он вышел из ателье, на ходу снимая испачканную красками блузу.

– Заварите покрепче! – крикнула вдогонку сеньорита Монтеро.

Спустя полчаса они мирно сидели за столом, словно во время сеанса не было никаких недоразумений. Сеньорита Монтеро оживленно рассказывала о вчерашнем посещении Театра комедии, Жерар слушал краем уха и пил кофе, рассеянно поглядывая на свои руки, – кожа на пальцах шелушилась от частого употребления растворителя.

– Вам нужно купить крем для смягчения кожи, – заметила сеньорита Монтеро, – иначе у вас будут не руки, а петушиные лапы.

– Ладно, Элен, проживем и с петушиными. Хотите еще кофе?

– Нет, спасибо, я сейчас пойду куда-нибудь закусить. Почему вы не хотите попробовать «Понд С»? Он хорошо смягчает.

– Неохота возиться. Выйдем вместе? Я тоже проголодался.

– Хорошо. Дон Херардо, я хотела вас спросить…

– Перестаньте называть меня доном, сколько раз повторять! В чем дело?

Девушка замялась. Жерар допил свой кофе и отставил чашечку.

– Насчет денег?

– Да… То есть… как вы думаете, Херардо, мы с вами сработаемся?

– Боюсь, что да. Хотите вперед?

– Видите ли, мне сейчас нужно очень много денег, и я думала, если мне предстоит работать у вас еще некоторое время, как вы говорили, может быть, вы смогли бы заплатить мне вперед? Я не сбегу, слово чести!

Жерар улыбнулся:

– От меня не сбежите, даже если бы захотели. Зачем вам столько денег, если не секрет?

– Нет, почему же, просто мне… Я хочу купить шубку, а у меня не хватает.

– Вы окончательно спятили, Элен. Шубку – в феврале?

– Сами вы спятили! Когда же мне ее покупать – зимой, что ли? Тогда они будут стоить в полтора раза дороже. А сейчас Харродс объявил карнавальную распродажу… – Она мечтательно прищурила фиолетовые глаза.

– Теперь понял, – сказал Жерар. – Сколько вам не хватает?

– Много, – вздохнула сеньорита Монтеро, – ровно две тысячи. Вы не думайте, – испуганно спохватилась она, – на такую сумму я не рассчитываю. Просто, если бы вы смогли одолжить мне половину…

– Я вам дам две тысячи, – сказал Жерар, – но с условием, что вы научитесь позировать спокойно и перестанете вертеть теми частями тела, которые меня в данный момент интересуют. Ясно?

Сеньорита Монтеро вспыхнула от радости.

– О Херардо, я буду позировать совсем спокойно, слово чести! Я эти деньги отработаю, не думайте.

Жерар подошел к письменному столу и достал четыре билета по пятьсот песо. В ящике лежало еще несколько смятых сотенных бумажек – все, что осталось от гарантийного аванса.

– Держите, Элен, вот ваши пиастры. Выбирайте шубку потеплее.

– Спасибо, Херардо, огромное спасибо, вы очень любезны!

– Ладно, на завтрашнем сеансе увидите, как я любезен. Попробуйте только шевельнуться. С этого дня между нами устанавливаются рабовладельческие отношения. В случае чего, буду раскладывать и лупить бамбуковой тростью по пяткам.

Сеньорита Монтеро весело рассмеялась.

– Пускай, зато у меня будет шубка!

– Мудрое рассуждение, Элен, – кивнул Жерар. – Вы готовы? Идемте.

Внизу, у выхода из лифта, к Жерару подошел портье.

– Вам письмо, сеньор Бусоньер, – поклонился он, по обыкновению исковеркав фамилию на местный лад, и протянул конверт. – Только что принес рассыльный, я уже собирался подняться.

– Мне? – удивился Жерар. – Спасибо… Вот, возьмите.

– Благодарю вас, сеньор Бусоньер.

– От кого бы это? Прошу прощения, Элен…

Он вскрыл письмо.

– А-а, вот что. Я и забыл. Идемте?

– Что-нибудь важное? – поинтересовалась сеньорита Монтеро.

– Заказчик предупреждает, что завтра заедет взглянуть на ваши прелести. На холсте, Элен, только на холсте… Кстати, завтра по этому поводу сеанса не будет, можете отдыхать.

– Правда? – Сеньорита Монтеро обрадовалась, как школьница, получившая освобождение от уроков. – Вот хорошо, поеду с утра на пляж, на целый день.

– Стоящее дело, – одобрил Жерар. – Где вы думали перекусить?

– Вам нравится пицца? Если да, то здесь недалеко готовят очень вкусную, по-милански. Хотите попробовать?

– Это с маслинами? Конечно хочу, Элен, конечно.

Жерар был сегодня в отличном настроении. В работе над «Вакханкой» наступил какой-то перелом, и теперь он ясно видел, как под его руками даже этот пошлый сюжет превращается в произведение искусства. Сознавать это было приятно. Приятно было чувствовать себя – за кои-то веки! – свободным от унизительного безденежья, от необходимости высчитывать каждый сантим. Приятно было идти по залитой солнцем шумной авеню Кальяо рядом с красивой, хорошо сложенной и элегантной девушкой, на которую оглядываются прохожие, – с этой райской птичкой, которая не умеет позировать. Приятно было и то, что он этой непоседливой птице доставил радость своим подарком, что он вообще может теперь доставлять кому-то радость.

В маленькой закусочной они сели за угловой столик, под вентилятором. Маленький шустрый итальянец принял заказ, для верности переспрашивая каждое слово и за каждым словом успокоительно повторяя с неаполитанской жестикуляцией: «Como no, signorina, como no, signor!» Через пять минут он бегом принес на деревянном кружке пиццу – большую толстую лепешку, залитую растопленным сыром и томатным соусом и сверху украшенную кусочками помидора, анчоусами и маслинами.

– Не забудьте пиво и кока-кола, – напомнил Жерар, – только похолоднее, пожалуйста.

– Como no, signor, como no, – закивал итальянец, молниеносно разрезая горячую пиццу на дольки.

– Нравится? – спросила сеньорита Монтеро, уписывая за обе щеки.

– Язык проглотишь. Ее что, полагается есть руками?

– Угу, так приятнее… Я еще когда в колледже училась, обычно забегала сюда после уроков.

– Какой колледж вы окончили? – поинтересовался Жерар, наливая себе пива.

– А никакого. Пришлось бросить: не было денег.

– Печально. Кстати, Элен, сколько вам лет?

– Не очень-то приличный вопрос, но вообще мне двадцать. Вы что, не любите кока-кола?

– Нет. Скажите, а вам не хотелось бы получить образование?

Элен изумленно глянула на него поверх своего стакана:

– Образование? Чего ради, Херардо?

– Ну, хотя бы ради того, чтобы приобрести специальность. Могли бы поступить куда-нибудь в бюро…

– И просиживать юбку за пятьсот билетов в месяц? – Сеньорита Монтеро сделала насмешливую гримаску. – Благодарю покорно!

Тон, каким это было сказано, заставил Жерара поморщиться.

– Предпочитаете, значит, работать вообще без юбки, – грубо сказал он. – Что ж, дело вкуса.

Сеньорита Монтеро быстро поставила на стол недопитый стакан; даже под косметикой было видно, как краска заливает ее лицо.

– При чем тут «вкус», каждый устраивается как может, – пробормотала она, не глядя на Жерара, и вдруг спросила с вызовом: – Вы думаете, мне самой очень это приятно? Конечно, вам легко судить – богатые всегда считают, что…

Голос ее прервался. Жерар тыльной стороной кисти – пальцы были в масле – примирительно погладил руку девушки.

– Вы меня не так поняли, Элен, – улыбнулся он, – я далек от мысли вас упрекать, просто мне стало вдруг обидно за вас. Я именно могу представить себе, как смотрят на вас те, другие, поэтому мне и стало за вас обидно. А насчет моего богатства я вам когда-нибудь расскажу поподробнее, если мы с вами останемся друзьями. Мы ведь ими останемся, верно?

Сеньорита Монтеро закивала головой.

– Ну вот и отлично. А теперь выпьем за нашу дружбу. Вы что пьете? Вермут? Мосо! – окликнул он пробегавшего мимо итальянца. – Два вермута, пожалуйста.

– Два? – переспросил тот, для пущей наглядности показав два пальца. – Como no, signor!

– Потешный парень, – улыбнулся Жерар. – Вообще у меня слабость к итальянцам – вот у кого учиться жизнерадостности! Правда, воевали они плохо. Приблизительно как мы в сороковом.

– Правильно делали, – сказала Беба, – если бы все плохо воевали, не было бы никаких войн. А что, Херардо, в Корее еще дерутся?

– Кажется, да. А вот и наш вермут. Ну, Беба, за дружбу?

– За дружбу. Постойте, согните левый мизинец, вот так. У нас такой обычай.

Они выпили, зацепившись мизинцем за мизинец, – на вечную дружбу.

– Теперь мы друзья, – засмеялась Беба, – даже можем быть на «ты».

– В самом деле? Тем лучше, я этих церемоний не люблю. Эй, ты! – подмигнул Жерар, состроив хулиганскую рожу.

Беба опять заразительно засмеялась.

– Ну, будем доедать нашу пиццу, она уже совсем остыла.

– Я не хочу больше. Херардо, а что там, в этой Корее? Из-за чего они подрались?

– Понятия не имею, – пробормотал Жерар с набитым ртом. – Там вообще сам дьявол ничего не разберет… кто-то кого-то освобождает.

– В Линьерсе, где я живу, в прошлом году был митинг. Прошли слухи, будто наши хотят послать в Корею один батальон, так коммунисты устроили митинг. Такая драка была, полиция их разгоняла, прямо ужас. У нас там все стены исписаны: «Янки, вон из Кореи!»

– Значит, там тоже янки?

– Ты лучше скажи, где их нет!

Беба тщательно вытерла пальцы бумажной салфеткой и допила свой кока-кола.

– Мне янки не нравятся, – сказала она, сделав гримаску, – фильмы у них хорошие, особенно если про ковбоев, и музыка хорошая, а сами они противные. – Она взглянула на часики и ахнула: – Санта Мария, без десяти два! Херардо, я лечу. Так завтра не приходить?

– Завтра можешь позировать на пляже. Ну, счастливо.

– До послезавтра, Херардо. И еще раз спасибо за это! – уже отойдя от столика, она показала Жерару сумочку и, сделав на прощанье ручкой, выбежала на улицу.