Осень, как-то быстро, сникла,
И пошло тепло на спад,
Пообвисли сосен иглы
И завьюжил листопад.
Ветер северный, холодный
Под гудение и свист,
Словно чёрт из преисподни,
Разогнал опавший лист.
Стало мрачно всё и серо,
И тоскливо заодно,
И зима, лихая стерва,
Рожу впялила в окно.
Ноябрь 2000 г.
Последний летний день
Направился к закату,
Холодный ветер
С Севера проник.
Я вписываю окончанья дату
В теперь уже
Законченный дневник.
Сентябрь, среда
Двухтысячного года,
Тринадцатое,
Двадцать первый час.
В окне синюшный
Росчерк небосвода
И чёрный плащ
У леса на плечах.
Включаю свет,
Уходит отчужденье,
Хотя на даче
Я совсем один,
Да вот ещё со мной
Стихотворенье,
Которое я только что
Родил.
13 сентября 2000 г.
Окинул я округу взором,
Пространства тайные планид,
И вижу, на заборе ворон
Глазами чёрными сверлит.
Вещун под ветра завыванье
Предсказывал мою судьбу.
Ах, чёрный ворон-самозванец,
С тобою вылетишь в трубу.
И я, немало обозлённый,
В него кидаюсь кирпичом.
Не верю я, что мир зелёный
Уже на чёрный обречён.
2000 г.
Густая дымка под луной
От взора заслонила дали,
И горечь хлынувшей печали
Невольно овладела мной.
Обескураженный, я сник.
Душа всё больше холодела,
Строка, что осветила миг,
Как лампочка перегорела.
2000 г.
Ревел поток на повороте,
Толкая в спину валуны,
И пропадал в замшелом гроте
При тусклом отблеске луны.
Я провожал его и слушал,
Присев на высохший копыл,
Поток мою тревожил душу
И мысли тайные копил.
Я думал: сколькими ж веками
Свой путь в горах он пробивал,
Какие только ноты в гамме
В своей он жизни не певал,
И сколько светлых дней и мрачных
В него вперяли с неба взор,
И сколько же воды прозрачной
Он перенёс от снежных гор?
А может и потоки крови
Водой бурлящею смывал,
И лошадиные подковы
Ушедших ворогов сбивал?
От снежных пиков и по скалам
Он мчится, не сбавляя прыть,
И вряд ли даже экстремалам
Себя позволит покорить.
Лишь только там, в промытом гроте,
Смахнув со лба холодный пот,
На самой низкой в гамме ноте
Он песнь предсмертную поёт.
И с ней уходит он под землю,
Как будто бы в небытиё.
Его отчаянью я внемлю,
Его отчаянье – моё!
Он, затихая, расстаётся
С последним, солнечным лучом,
Я знаю, он на свет вернётся,
Забьёт целительным ключом.
И я спою при жизни песню,
Как он, сорвавшийся с горы,
И так же, может быть, воскресну,
Когда уйду в тартарары.
Кудепста, 1987 г.
Заладил дождь на целый день,
На сером небе нет просвета,
И вдохновение поэта
Ушло в уныние и лень.
Вином наполненный графин
Опустошаю понемногу,
Мой нерешительный графит
Рисует грязную дорогу.
И эти чёрные мазки
На полотно души ложатся,
Дождём забитые мозги
Успели до предела сжаться.
Но долго так мне пребывать
При буйном сердце не пристало,
И я готов вот-вот взорвать
И сбросить серость с пьедестала.
Октябрь 1999 г.
Блажить я начал очень часто.
Кого же в этом мне винить?
А не принять ли мне причастья
И в церковь местную сходить?
Поставить тоненькую свечку
За здравие и упокой,
Перекрестить своё сердечко
Слегка трясущейся рукой.
За стёртым временем порогом,
Где просьбы кротки и тихи,
Договориться, может, с Богом,
Чтоб отпустил он мне грехи.
2001 г.
Когда мне сердце болью било,
И было жить уже невмочь,
С подобострастием крестила
Меня лирическая ночь
И отводила час мой смертный
Не на года, а на пока,
Пока в душе моей не меркнет
Жизнелюбивая строка.
2002 г.
Померкла даль моей души,
Она уже не различает,
Где зла проходят рубежи,
А где добро преобладает.
Бреду по жизни, как изгой.
К какой мне истине приткнуться,
Где для души найти покой,
В купель какую окунуться?
И как мне, смертному, понять
Противоречия всевышних,
Добропорядочных и хищных,
Любить готовых и карать?
2002 г.
Я начисто опустошён,
Не вижу я в душе просвета,
Не нахожу ни в чём ответа,
Так я от мира отрешён.
Ползёт без просветленья мрак
И приближается всё ближе,
Я эту темень ненавижу
И пячусь от неё, как рак.
До отупения мозгов,
До самой острой в сердце боли,
Я вижу в блуде, не в юдоли
Всех канонических богов.
Они бежали от людей,
В обителях церковных скрылись,
У них мышей летучих крылья,
А я то думал – лебедей.
2001 г.
При тусклом свете фонаря
Ищу я верную дорогу
Ни к назидательному богу.
Ни к трону батюшки царя,
Ни к кущам сладостного рая
И ни к вершине золотой.
Ни к хате, что всё время с краю,
А к слову после запятой.
2001 г.
О, где вы, светлые года,
Ушедшие бесповоротно,
О, где вы, чудо города,
Что посещал я ежегодно,
Где вы, наивность и любовь,
И вера в радостное завтра.
Где торжествующая новь,
И где её трудяга автор?
Где вы, усталость трудодня.
Достойный отдых в выходные?
Не узнаю теперь страны я,
Что светом полнила меня.
1998 г.
Подслеповата и больна,
Страдая полным несвареньем,
Ревёт огромная страна
Заплаканным стихотвореньем.
Кто ей сейчас готов помочь,
Быть сострадательным и мудрым,
Кто эту тягостную ночь
Заставит обернуться утром?
Кто принесёт восхода луч.
Жестокости разверзнув горы.
Во тьму помоек, свалок, луж,
В сердца, растерзанные горем?
1998 г.
Позовите меня,
Если нужен я вам,
Прокляните меня,
Если вас я предал.
Я дойду, я найду вас
По вашим следам,
Если даже надолго
В пути опоздал.
Я не в силах унять
Этот внутренний зов,
Он терзает меня,
Он до боли гнетёт.
Так чего я же жду?
Это в сердце засов
Дверь в пространство любви
Мне открыть не даёт.
1997 г.
Сентябрь погожий, бабье лето,
Пейзаж уже заметно рыж.
И лёгкие туманов пледы
Сползают потихоньку с крыш
И стелятся вдали по взгорью,
И замирают у леска,
И проступает в бабьем взоре
Непотаённая тоска
О том, что бабий век не вечен,
И тяжек долею рабынь,
И догорает летний вечер
Тревожным суриком рябин.
О, бабье лето – грусть и счастье!
Ещё раз в жизни повторись,
Ещё раз дай принять участье
В спектакле под названьем «Жизнь».
2001 г.
В конце недели натоплю я баньку,
Да так, чтоб жар добрался до костей,
Я выверну всю кожу наизнанку
И приготовлю чистую постель.
Берёзовый, душистый, жаркий веник
Отхлещет тело голое сполна,
Горячий чай с малиновым вареньем
Желанней будет пива и вина.
В пропаренном, помолодевшем теле
Достигнет кровь утерянных высот,
И жёнушка любимая в постели,
Как в молодости, к небу вознесёт.
На даче, 1994 г.
Ветер-пёс с цепи сорвался.
Разметал по полю стог,
Всё кружило лето в вальсе,
А теперь вот сбилось с ног.
Вьётся змейкою дорога
От деревни в ближний лес,
Ели вытянулись строго
От земли и до небес.
Залихватски свищет зяблик
За растрёпанным кустом,
Поле вспаханное зябнет
В сером мареве густом.
Долго долбит древо дятел,
Ищет гусеницу в нём,
Вдоль опушки дурень-дядя
Бродит без толку с ружьём.
Дед трусит с большой корзиной,
Полной «дунек» и чернух,
Бородой трясёт козлиной,
На затылок сбив треух.
Я, здесь тоже не последний,
Лиру в осени ищу
И с себя за эти бредни
Обязательно взыщу.
Октябрь, 1985 г.
По садам и огородам,
Начиная с посевной,
А потом почти полгода
Ветер шастает хмельной,
Ветер нищий, подневольный,
Приземлённый, не с высот,
Ищет, кто здесь хлебосольный,
Кто стаканчик поднесёт,
Жаждет выпить на похмелье
Он в обители земной,
Потрясёт при всех Емеля
Продырявленной сумой.
Надорвёт от просьбы голос,
Просвистит в свою дуду
И пойдёт купаться голым
В застоявшемся пруду.
Похмелится из колодца
На желудок, на пустой,
А потом ко мне набьётся
На ночлег и на постой.
Лето 1986 г.
Люблю на даче чаепитье,
Когда весь дом – и млад, и стар,
Сбираются, как в общежитье,
За стол, где пышет самовар.
Когда дымок древесных углей
Под летним небом кудри вьёт
И нос щекочет, будто с ульев
По капелькам стекает мёд.
И запах мяты и ромашки
Тревожит в предвкушенье люд,
И на столе танцуют чашки,
И рожицы сияют блюд.
И заварной, пузатый чайник,
В косоворотке расписной,
Ворчит, как маленький начальник
У самовара за спиной.
Но за столом один лишь барин,
Хотя он вовсе не из бар,
Природной щедростью одарен,
Глава семейства – самовар.
Как Фёклы, Стешки, Глашки, Дашки
Бегут, задравши сарафан,
Так размалёванные чашки
Спешат под самоварный кран.
Он кипятком из всех наполнит,
Дополнит чайник заварной.
Начнётся чаепитье в полдень
И лишь закончится с луной,
Когда угаснут в топке угли,
Допьётся самовар до дна,
Останется лишь старый бублик
И сушка старая одна.
Лето 1985 г.
Пятьдесят – и уходи в отставку.
Вот такая в жизни хренатень,
Заводи для развлеченья шавку
И гуляй с ней по три раза в день.
И никто тебя не остановит,
И никто не учинит разгон,
Так тебе вольготно в этой нови
Без отяжеляющих погон.
И без напряженья нервных клеток,
Вот пойду и для себя куплю
Порцию отваренных креветок
С кружкой пива ровно по рублю.
А потом включу я телевизор
И улягусь, как домашний кот,
Буду слушать, как любимый Визбор
Под гитару песенки поёт.
1988 г.
О проекте
О подписке