С дождями октября меня терзает грусть,
Блажит душа и замирает сердце.
Как в бездорожье заплутала Русь,
Так вот и я, куда не знаю деться.
Умом я понимаю, что ничем
Я воскресить веселие не в силе.
О, как я тих! О, как прискорбно нем!
Торчу, как крест столетний, на могиле.
Иду смиренно на глухой погост,
Что притаился сбоку у церквушки.
Здесь я один. Я здесь проезжий гость,
И нет в кармане ни одной полушки.
Нет, не глухой я. Нет, я не слепой,
Нет, я не попрошайка и не нищий.
Не нарушая пращуров покой,
Я надписи замшелые очищу.
И вглядываясь в чьи-то имена,
И считывая жизни чьей-то даты,
Я в отрешенье чёрном, как монах,
Предстану перед вечностью распятым.
Душа и мысль на глубину веков
Всего на миг готовы опуститься,
Но от тяжёлых роковых оков
Не смогут никогда освободиться.
Октябрь 2000 г.
Я много в жизни упустил
Не оттого, что не хватало сил,
Не от того, что был во всём умерен,
И в правоте поступков не уверен,
Не оттого, что не терзал я душу.
И часто был по жизни непослушен,
И что не льстил, и многое прощал,
И никому любви не обещал,
Не оттого, что счастья не достоин,
А потому, что просто я не воин.
Осень 2000 г.
Стихами я переболел,
Они застряли комом в горле.
Ах, сколько ж выпущено стрел
В унынье, в радости и в горе!
Так сузился видений круг,
Замкнув обычное, пустое,
Что мысли ничего не стоят,
В них нет ни радостей, ни мук.
Где твои праздники ума,
Где пилотаж души небесной?
Одна сплошная кутерьма
В квартирке маленькой и тесной.
Но вот последняя строка
К выздоровлению взывает
И саркастически взрывает
Тоски холодной облака.
Лето 2001 г.
Я, как конь в открытом поле,
Чуткий и встревоженный,
Поскакал бы я на воле,
Только вот стреноженный.
Я, как заяц-непоседа,
Потрусил бы в ближний лес,
Только волк пойдёт по следу
И меня, зайчишку, съест.
Я, как птица, громогласен,
Так мне хочется взлететь,
Только я собой не властен —
Клетку мне не одолеть.
Я, как лебедь величавый,
Пофасонить что бы мне?
Только змей золотоглавый
Притаился в стороне.
Я, как кошка-лежебока,
Что мне сладко не поспать?
Только вот кусают блохи,
Мне же некого кусать.
Лето 1995 г.
Корову кормили капустой,
Умытой обильной росой,
И вместе с жевательным хрустом
Корова предстала козой.
Корову кормили морковью,
Кипела от вкуса слюна,
И вместо походки коровьей,
Как заяц скакала она.
Корову кормили арбузом,
Такой замечательный плод!
Корова же маялась пузом,
Из вымени лился компот.
Корову кормили бананом,
Такая заморская муть!
Корова ушла к обезьянам
И била копытами в грудь.
Корову кормили колючкой,
Одним из противнейших блюд,
И стала корова та злючкой,
Плевала на всех, как верблюд.
Корову кормили мочалом
И мягким, и гладким, как шёлк,
Корова совсем одичала,
И выла она, будто волк.
Один только инок смиренный,
Что скит обживал далеко,
Корову кормил сочным сеном
И цельное пил молоко.
Июнь 2001 г.
Распелся утром залихватский
В кустах малины соловей.
Он не какой-нибудь кабацкий,
Он самых голубых кровей.
Такие выдаёт рулады
И так захватывает дух,
Что безразличный, глуховатый
К нему прислушался петух.
В ответ жерёбая кобыла,
На днях готовая рожать,
Слегка копытами забила
И начала тихонько ржать.
И также я, боясь потери
Его высоких, чистых нот,
Душой токую, как тетеря,
Разинув от восторга рот.
Май 2000 г.
Я весною словами богат
И, как мастер, рукой вдохновенья
Драгоценный вкрапляю агат
В ожерелье стихотворенья.
Я отдам своё сердце стиху,
Свет души своей искренней вплавлю.
Не берусь подковать я блоху,
Но плясать непременно заставлю.
Май 2000 г.
Я не могу остановиться,
Таков весны пришедшей шаг.
На волю вырвалась, как птица,
Моя мятежная душа.
Давно я так не волновался
И не был волен так давно,
Я в жизнь стремительно ворвался,
Мне что-то новое дано!
Хоть знаю я, взлёт будет краток,
Дни вдохновенья сочтены.
Спешу палитру ярких красок
Оставить на холсте весны.
Май 2000 г.
На старой кряжистой сосне
Долбит кору настырный дятел,
Похоже, он немного спятил,
Так расстучался по весне!
Кричу ему: – Остановись!
Не вышибай мозги напрасно
И оглядись, ведь так прекрасна
И так неповторима жизнь!
А он ещё сильней долбит,
К моей патетике холодный.
Не лирик он, а челобит.
Что лирика, когда голодный?
И я его могу понять,
Голодные запомнив годы.
Пустой желудок как унять
Одной лишь прелестью природы?
1998 г.
Люблю я вечерком в прохладе
В беседке дачной посидеть,
С душой неугомонной сладить,
В ночное небо поглядеть,
Увидеть бледный лунный отблеск
И туч далёкие гряды,
Понять, быть может, чей я отпрыск,
С какой пожаловал звезды?
Кто правит мной, кто направляет,
Кто любит, ненавидит кто,
Иль дурака со мной валяет,
Как вздорный клоун в шапито?
И так вот, про себя толкуя,
С собой толкуя допоздна,
Понять, о ком душа тоскует,
С какого бесится рожна.
В ночи погаснет сигарета,
И я пойду, усталый, спать.
Я не найду ни в чём ответа
И буду мучиться опять.
Лето 2002 г.
Я, засыпая, сочиняю стих,
А утром занесу его в тетрадку.
Мне лень вставать, мне так тепло и сладко
На шёлковых подушках пуховых.
Ещё одна рождённая строка
На память ненадёжную ложится,
Но этой строчки я могу лишиться,
Коль к ручке не дотянется рука.
Я полусном терзаем без конца.
Уж столько строчек память накопила!
Но голова, что тяжелей свинца,
Их, как котят, нещадно утопила.
2001 г.
Я дам стихи свои читать
Траве не скошенной, июньской,
Птенцам, что начали летать,
Козе, что величают Дунькой,
Свои стихи я предложу
Лощине, пруду, полю, лесу,
Лягушке, оборотню, бесу,
Сороке, дятлу и ежу.
Я запущу их по садам,
На всю любимую округу,
Потом отдам на отзыв другу,
Затем лишь критикам отдам.
Июнь 2000 г.
В этот вечер час за часом
Я гоняюсь за Пегасом.
У меня – овёс и плеть,
У Пегаса – крылья,
Так должно ж со мной взлететь
Божество кобылье!
Только сколько ж с ним возни,
Сколько нервов, братцы!
Не желает, чёрт возьми,
Он со мною знаться.
Задаётся, спору нет,
И воротит рыло,
Говорит: – «Ты не поэт,
Графоман бескрылый».
2000 г.
В деревеньке, где нет электричества,
Когда гаснут дневные лучи,
Я, склонившись, сижу пред величеством
Освещённой свечою ночи.
И при свете скупом и интимном,
Зыбким, точно болотные мхи,
В полумраке прокуренном, дымном
Я всю ночь сочиняю стихи.
д. Фёдоровское, лето 1997 г.
Акварели Волошина,
Жаркий крымский пейзаж,
Я качусь, как горошина,
На заброшенный пляж.
Зелень жухлая мается
Среди древних камней,
И качается маятник —
Серый бриг на волне.
Солнце отблеском скошено
В жёлтом мареве гор,
И я взором Волошина
Обнимаю простор.
Вал зелёный пугливо
Отвечает на зов,
И небесные гривы
Бьются в споре ветров.
Кровью дедов и прадедов
Поле выкрасил мак,
И упал крупной градиной
Неприкаянный Макс.
И глядит растревоженный,
От бескровия бел,
С акварели Волошина
Городок Коктебель.
Лето 2001 г.
Дороги осенью прокисли,
Бугрится грязь из-под колёс,
И тянутся пустые мысли,
Как опорожненный обоз.
И долго не бывать иному,
Я опечаленный сижу
И акварелью по сырому
Картину грустную пишу.
Ноябрь 1999 г.
Осенним взглядом солнца лик
Едва высвечивал округу.
Летели с криком журавли,
Поротно направляясь к Югу.
Их на плацу увидел полк,
И потянулись к небу лица
В голубовато-серый шёлк,
Где клином выстроились птицы.
Звонкоголосые «Курли»
Солдат заворожённых звали
Во все края родной земли,
В которых долго не бывали.
И замер командир полка,
Направив взор к солдатским лицам,
Была в них радость и тоска,
И зависть к улетавшим птицам.
Недолго продолжался крик
У журавлей в небесной сини,
Но он оставил счастья миг
В сердцах у сыновей России.
1999 г.
Ударил с маху в спину лета
Осенний ветер-листогон,
Погнал листы вдоль парапета
На неухоженный газон,
На полинявшие скамейки,
На милицейские посты,
Где воровских ворон семейки
Терзают жалкие кусты.
Где одинокий горожанин,
Открывши зонтика колпак,
Бредёт к платформе Северянин
Во след за дюжиной собак.
Мелькают окна электрички
В просветах клёнов и ольхи,
В ней все читают по привычке
И кто-нибудь мои стихи.
А я бреду, гляжу в смятенье
Обескураженной души
На этот грустный день осенний,
Как нищий смотрит на гроши.
Октябрь 2000 г.
В мозаике опавших листьев,
В палитре золотой ковра,
Ищу я вдохновенья мысли
И вдохновение пера.
Бреду задумчивый по парку,
Осенней дрёмою влеком,
На чистом небе лишь помарки
От набежавших облаков.
При виде осени-актрисы,
Они впадают с нею в раж
И загоняют за кулисы
Весь мной задуманный пейзаж.
Сегодня осень не явилась,
Её, должно быть, напугал
Проныра-ветер, как я ярило,
Со свистом облака прогнал.
И где-то там, за перелеском,
Собравшись в стаю чёрных туч,
Они всему и всем в отместку
Предгрозовой поднимут путч.
Но ветер снова их прогонит
За полинявший горизонт
И до утра проспит засоня,
Открыв на всякий случай зонт.
Умчится вдаль дневное время,
И солнце спрячет рыжий хвост,
И небосвод прострелит темень
Трассирующем светом звёзд.
Сентябрь 1998 г.
О проекте
О подписке