Попутный ветер в обе стороны
Михаил Клопский

Среди многочисленных новгородских юродивых одним из самых почитаемых всегда был св. Михаил Клопский. Он, как и многие блаженные, одновременно монашествовал: значительную часть своей жизни Михаил провел в Клопском Троицком монастыре. Житие изображает его человеком отнюдь не безумным. То есть, кажется, даже не безумным Христа ради, не типичным юродивым во всяком случае. Напротив, Михаил настолько благоразумен, что с ним постоянно советуется сам игумен Феодосий. Этот пример позволяет нам заметить, что юродствовать – не всегда означает безумствовать. И это не единственный случай, также нисколько не была безумной – ни ради Христа, ни в силу душевного заболевания – крупнейшая святая ХХ века, московская блаженная Матрона.

Само появление Михаила в Клопском Троицком монастыре произошло в день, когда по народным поверьям происходят всякие чудеса: в канун Рождества Иоанна Крестителя – праздника, известного в России больше как Иван Купала.

Брат Макарий как-то после службы возвратился в свою келью и с изумлением обнаружил, что дверь не заперта, а в самой келье сидит старец и что-то старательно записывает. Макарий, натурально, перепугался и поспешил за подмогой.

Скоро пришел сам игумен Феодосий с братией. Видит – что за диво?! – сидит в келье старец и переписывает деяния апостола Павла. Изумленный игумен прочитал Иисусову молитву: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божие, помилуй мя грешного!» И старец в ответ прочитал то же самое. Игумен опять Иисусову. И старец ее же. Игумен в третий раз читает. И старец не унимается – повторяет за ним слово в слово.

Растерялся совсем Феодосий. Спрашивает гостя незваного: «Кто еси ты, человек ли еси или бес? Что ти имя?» А старец в ответ ровно то же самое: «Человек ли еси или бес? Что ти имя?» Феодосий в другой и в третий раз повторил свой вопрос. И незнакомец всякий раз отвечал так же: «Человек ли еси или бес?»

Давай игумен тогда кадить келью. И старца кадить тоже. Старец сидит – от дыма прикрывается, крестным знамением осеняется. Опять спрашивает его Феодосий: «Как еси пришел к нам и откуда еси? Что еси за человек? Что имя твое?» Старец же в ответ знай повторяет, будто передразнивает: «Как еси к нам пришел? Откуда еси? Что имя твое?»

Не стал больше Феодосий допытываться, кто еси за человек. Он успокоился и сказал братии: «Не бойтеся, Бог нам послал сего старца». Игумен выделил ему келью и сам отвел его туда. Так и остался этот незнакомец в монастыре, не открываясь.

Однажды новый безвестный брат говорит игумену: «Будут к нам гости». И правда, спустя какое-то время в монастырь пришли три путника. Старец посоветовал игумену пригласить их откушать, чем Бог послал. Феодосий позвал их в трапезную. А те отвечают: «Есть, отце, у нас иные друзи нам товарищи». И тут выходят их «иные друзи» – тридцать человек всех! Столько накормить – самим голодными остаться. Но игумен, невзирая на то что братия сегодня остается без пропитания, все равно зовет гостей к столу. Сели гости, едят хлебушек монастырский. Но двое из них к угощению не притрагиваются отчего-то. Посмотрел на них старец внимательно и говорит: «Не сбудется ваш умысел, с которым вы сюда пришли». И едва он произнес эти слова, двоим постникам сделалось совсем худо. Пять дней они пролежали больными. Тогда один из них пожелал постричься здесь же в монастыре в чернецы. Феодосий не хотел его постригать. Но старец заступился за болящего: «Постриги, отче, братом нам будет». Второму же гостю, когда тот выздоровел, старец сказал: «Ступай да передай своим друзьям, чтобы с этой поры они больше не грабили и не разбойничали, оставили бы свои грехи». Так старец спас монастырь от разорения лихими людьми.

На праздник Преображения в монастырь приехал князь Константин Димитриевич – сын Димитрия Иоанновича. Игумен пригласил его обедать, а старца поставили читать вслух книгу Иова. И вот когда старец произнес первые слова, князь Константин вдруг поднялся с места своего, подошел к нему и заглянул в самое лицо. «Да ведь это Михаил, Максимов сын!» – воскликнул князь. Когда же князь уезжал из монастыря, он сказал игумену: «Вы берегите его – этот человек нам родня». Так и открылось, кто такой новый брат и как его зовут. Рюриковичем он был. Знатнейшего роду.

Спустя какое-то время приехал Константин Димитриевич опять в Клопский монастырь. Он был в печали. «Братья мои не отдают мне вотчины», – рассказал он игумену Феодосию и старцу Михаилу. «Князь, не горюй, будешь в своей вотчине, – отвечал ему Михаил, – в скором времени пришлют за тобой братья. Послужи, князь, Святой Троице, построй храм каменный, а Святая Троица за это уготовит тебе храм Божий на небесах».

Заложили храм в монастыре в день апреля 22-го 1423 года. Камня же вблизи не было – возили издали, водою. И вот как-то поднялась такая буря, что не только камень подвезти нельзя было, но и мастера не могли подняться на стену – людей сдувало с лесов, как пушинки. И стояло такое ненастье уже две недели. Мастера, чтобы не терять даром времени, решили пока уехать. Князь затужил: храм не достроен, мастера разбегаются, а у него у самого на Москве дел невпроворот. Тогда Михаил говорит ему: «Не печалься, князь. Наутро Бог даст тишину». И действительно наутро стало тихо – унялась буря. «Помолитесь Богу, – сказал Михаил мастерам – Он возводит храм незримой силой». Помолились мастера и поплыли за камнем. Быстро с попутным ветром доплыли. Но подумали, что назад-то добираться против ветра будет нелегко: попыхтеть придется на веслах. Загрузились они, вышли на стрежень и… понять ничего не могут! – опять им попутный ветер. И назад они доплыли быстро и без труда. Так куда ни поплывут – за камнем ли или груженные назад, – все по ветру. Быстро храм достроили.

А едва этот Троицкий храм был освящен, князь Константин Димитриевич получил добрую весть: отдают-таки старшие братья причитающуюся ему вотчину!

Блаженный Михаил предсказал игумену Феодосию: «Быть тебе на владычестве, и пробудешь владыкой три года». Удивился Феодосий. А спустя какое-то время заболел новгородский владыка Иоанн. И стали тогда выбирать на кафедру по жребию разных архимандритов: вначале Спасо-Хутынского монастыря Семена, а потом и Феодосию выпало владычествовать. На владычестве пробыл он аккурат три года, как предсказывал Михаил, а потом возвратился в свой монастырь.

Много чудес совершил Михаил, много верных предсказаний сделал. Один поп с именем Никифор украл панагию. Михаил ему тогда говорит: «Ума лишишься!» И точно, не стало у вороватого попа ни ума, ни памяти. Он даже забыл, куда панагию засунул. Пришел к нему в дом Михаил и велел людям раскопать золу в печи. Раскопали – и верно! – там панагия.

Стал новый владыка Евфимий докучать Клопскому монастырю поборами: то денег ему подавай, то коня монастырского вороного забрал себе. Михаил владыке сказал: «Мало поживеши. Останется все!» С тех пор владыка разболелся и скоро преставился.

Блаженный Михаил хотя и жил в монастыре, но существование его мало чем отличалось от бродячих юродивых. У него в келье не было ни постели, ни одеяла, ни хотя бы соломы на полу, как у узника в тюрьме. Спал Михаил на песке. А топил келейку конским навозом. Прожил он так сорок четыре года, питаясь единственно хлебом с водой раз в неделю!

Одну из морозных зим Михаил, будучи уже в очень почтенном возрасте, не пережил. Он хотя и занедужил крепко, все продолжал ходить на молебны. Но стоял не в самой церкви, а на дворе, у могилы давно почившего игумена Феодосия. Братия ему говорили: «Почему, Михайла, стоишь не в церкви, а на дворе?» На что блаженный отвечал: «Тут я хочу лечь!»

На Феодосиев день – 11 января – Михаил причастился и, прихватив с собою кадильницу, удалился в келью. Игумен послал ему хлеба от братской трапезы. Вошли к нему посыльные в келью и увидели – фимиам в кадильнице еще курится, а старец лежит бездыханным.

Стали братия выбирать место, где бы похоронить Михаила. А морозы стояли лютые – земля сделалась, будто камень, попробуй-ка прокопай могилу. Тогда кто-то напомнил игумену: посмотри, отче, то место, где стоял давеча Михаил и сказал: тут я хочу лечь. Посмотрели, а земля там талая, копается, что летом. Здесь, по соседству с игуменом Феодосием, Михаила и похоронили. Точный год смерти блаженного неизвестен. Предположительно это произошло где-то в 1452—1456 годы.

Память преподобному Михаилу отмечается 11 (24) января.

В юродство претворился
Василий Блаженный

Весело бежал расписной острогрудый челн по морю Хвалынскому. На раздутых парусах. До самых бортов товаром нагруженный. Довольные купцы-персияне бороды красные поглаживают, русским своим сопутникам вперед похваляются прибытком богатым. Но ведь верно говорят: тихо море, пока на берегу стоишь. Поднялась тут буря страшная. Подхватила челн, волной его бьет, парус рвет. Так закрутила, что отчаявшиеся мореплаватели уже и руль бросили и положились единственно на Божью волю. Стали они молиться. Магометане сколько ни просили своего Магомета, все нету подмоги. Тогда русские взмолились Христу: не выдай, Отче! И видят вдруг купцы: появился за кормой совершенно голый человек, стоит прямо на воде, будто царь морской. Ухватил он сильными руками готовый уже зачерпнуть воды бортом и погрузиться в пучину челн и удерживал его до тех пор, пока буря ни утихла. А тогда так же и исчез неожиданно, как появился.

Добрались купцы до своей Испагани, рассказали о том, что приключилось с ними в пути. Да никто им не верит, смеются все над ними: померещилось! – со страху и не такое привидится!

А спустя какое-то время эти самые купцы-персияне приехали по торговым делам в Москву. Вышли гости как-то прогуляться по городу. Идут дивятся на храмы златоглавые, на палаты белокаменные. И вдруг встречается им человек, на котором хоть бы какая тряпица была накинута – но ведь ровно ничего! – идет по улице, как говорится, в чем мать родила. Пригляделись персияне к нему – любопытно же! – и ахнули: это был тот самый царь морской, что спас их в бурю на море Хвалынском! Стали они расспрашивать москвичей: кто это? что за человек? Москвичи рассказали, что это известный на Москве блаженный Василий. А когда узнали, где персияне с ним прежде повстречались, засмеялись: он еще и не такое может, наш Василий! Новгород-батюшка вон горел, так он потушил его, из царевых покоев не выходя…

Блаженный Василий родился в московском пригородном селе Елохове в царствование Иоанна Васильевича III. Его родителям – Иакову и Анне – Господь долго не давал детей. И Василий был, как написано в житии, «испрошенный у Бога молитвами». А обычно, в христианской традиции, такие «вымоленные» дети посвящаются родителями Богу: чаще всего благословляются затем монашествовать. Но у «вымоленного» Василия оказался свой особый путь ко Христу.

В шестнадцать лет Василия отдали в Москву обучаться сапожному ремеслу. И здесь у него впервые проявился дар пророчествовать. Однажды в мастерскую пришел богатый торговец и заказал стачать такие сапоги, чтобы ему не сносить их, на всю жизнь чтобы хватило. Василий, услыхав слова заказчика, вначале усмехнулся да тут же и заплакал. Когда торговец ушел, мастер спросил ученика: отчего ты, Василий, вначале усмехнулся и сейчас заплакал? Василий ответил: верно, торговцу сапог не сносить, на всю жизнь хватит, да только жить-то ему ничего не осталось. И действительно, через несколько дней узнали они, что помер торговец.

У сапожника Василий после этого не долго задержался. Что именно побудило его начать юродствовать, житие определенно не сообщает: «Богодуховный Василий, Святым Духом наставляем, в юродство претворился, всегда Христа ради буйственное житие жительствоваше».

Блаженные вообще всегда были свободны от всяких этических норм. Но степень этической вольницы, до которой дошел московский Василий, кажется, не была известна юродивым даже самого фривольного поведения. Богодуховная литература именует Василия «праведным нагоходцем». Вообще-то «нагоходцами» можно назвать всех юродивых, потому что на них почти ничего не было надето. Но Василий был таковым безо всякого «почти». Он ходил буквально «не имяше бо на телесе своем ни единого рубища и стыдения не имуще, якоже первозданный прежде преступления…», то есть как Адам в раю. Причем не различая ни лета, ни зимы. На вопрос изумленных очевидцев – как же он выдерживает вовсе без одежды мороз? – Василий отвечал: «Если люта зима, то сладок рай», – и вспоминал при этом подвиг замерзших сорока севастийских мучеников.

Василий даже на иконах обычно изображен «нагоходцем». Что подтверждает отсутствие какой-либо аллегории в этом определении. Так, очевидно, и было на самом деле. Но тогда возникает несколько вопросов, на которые житие не дает ответа. Например, а как же Василий появлялся в храмах? В том числе и в главном храме Руси – в Успенском соборе? Неужели отцы-пастыри и архипастыри не придавали этому значения? Нынешние старообрядцы, заявляющие о себе как о бескомпромиссных хранителях духовных и этических ценностей «дониконовского» прошлого, костьми лягут, но не допустят в свои храмы зеваку хотя бы в рубашке с коротким рукавом. А ведь они же наравне с православными почитают Василия святым! Может быть, у них и иконы «нагоходца» висят? Впрочем, с раскольниками все ясно: они не то что Василия, Самого Христа не пустят в свои молельни, явись Он! Скажут: не по уставу одет. А интересно, как Грозный царь принимал блаженного в своих палатах? Может быть, Василий, прежде чем войти в храм или в какой-нибудь приличный дом, все-таки накидывал на себя хоть что-то? Неизвестно.

Жил Василий, по обычаю юродивых, на улице – среди бродяг, нищих, калек. В 1530 годы была построена Китайгородская стена, и Василий облюбовал себе для ночлега башню у Варварских ворот. Впрочем, он там почти не спал – большую часть ночи юродивый проводил в молитве.

Замечательная судьба у этой Варварской башни. В 1930-е годы ее снесли вместе с большей частью стены. А место, на котором она стояла, было заасфальтировано. И, казалось, башня бесследно исчезла. Но в 1970-е при строительстве под Варварской площадью подземного перехода строители наткнулись на цоколь башни, который теперь оказался много ниже последнего культурного слоя. Цоколь был реставрирован. И его может увидеть всякий: он вполне доступен для обозрения – достаточно спуститься в переход.

Этот уникальный памятник мог бы иметь для православных верующих важное сакральное значение, наряду с другими московскими святынями. Говорят, камень запоминает человеческий голос и хранит его вечно. Ученым даже удалось каким-то образом воспроизвести голоса древних египтян, сохранившиеся в памяти стен пирамид. Если это все не «научная» фантастика, то в известняковых глыбах цоколя Варварской башни непременно должны быть записаны, как на магнитной пленке, молитвы в исполнении Василия Блаженного.

В те времена вблизи Варварской башни находились так называемые бражные тюрьмы. Там содержались царевы ослушники, нарушившие высочайший указ, запрещающий устраивать в корчмах попойки во всякое время, кроме Святок и Святой недели. Так Василий приходил в эти тюрьмы и старался вразумить одержимых бесовской страстью бражников, призывал их к покаянию.