© Вздорнов Г. И., 2009

© Изд-во «Индрик», 2009

© Коноплев А. Б., 2009

* * *

INSANIA
Графу Ю. А. Олсуфьеву

 
Воскресшей памятью, к истлевшим именам
Я уходил, неосторожный,
В померкшие поля, по стертым ступеням.
С душой тоскующей мешая фимиам,
Как с этой пылью придорожной.
В туманной прелести морская полоса,
Сквозь дым скользящий, протекала,
И ветер шевелил и трогал волоса,
И утра брезжила тревожная краса,
Вставало солнце – и сверкало.
И в дымной пристани проснулись корабли,
В песок окутанные вязкий.
Их крылья в небосвод подняться не смогли.
И маки темные стоят. И отцвели
У мутных вод забытой ласки.
Отчалить медленно на чутком корабле?
Соленый ветер развевался.
Но снасти сплетены в запутанном узле.
Остаться… Или плыть к невидимой земле?
И я стоял – и колебался:
Там гордых мучениц горячая тоска
Свою любовь запечатлела
За медной тишиной и тяжестью замка.
Да не дотронется случайная рука
Их недоступного предела.
 

Василий Комаровский

1909

О Юрии Александровиче Олсуфьеве

Автор публикуемых воспоминаний – Юрий Александрович Олсуфьев – человек далеко неординарной судьбы. Аристократ по рождению, юрист по образованию, человек разносторонних гуманитарных знаний, он вошел в историю отечественной культуры как замечательный ученый-медиевист, выдающийся организатор музейного и реставрационного дела. В воспоминаниях он обнаруживает еще одну грань своего таланта: «Из недавнего прошлого одной усадьбы» (или, по другому предполагавшемуся названию, «На слиянии двух рек») – превосходный образец мемуарной литературы, источник разнообразных сведений по истории русской жизни конца XVIII, XIX и отчасти начала XX века. Но не только историческая добросовестность определяет существо воспоминаний Ю. А. Олсуфьева. Они дают на редкость сочную картину дворянского усадебного быта эпохи, которая почти не нашла своего воплощения в мемуарной литературе. «Из недавнего прошлого» – неповторимое свидетельство о деревенской, а отчасти и столичной жизни такой России, которая невозвратно исчезла в годы первой мировой войны и двух революций – Февральской и Октябрьской. Воспоминания написаны на пятом году Октября, но уже тогда они воспринимались как сон, как «не может быть».

Воспоминания «Из недавнего прошлого» имеют подзаголовок «Буецкий дом, каким мы оставили его 5-го марта 1917 года». Речь идет о родовой усадьбе Олсуфьевых Красные Буйцы в Епифанском уезде Тульской губернии. Расположенная, по-старому, на северных рубежах Дикого поля, при слиянии рек Буйчика и Непрядвы, эта усадьба впервые упомянута под 1663 годом, когда она была пожалована царем Алексеем Михайловичем одному из предков Юрия Александровича. Первый усадебный дом и каменная церковь в Буйцах, развалины которой сохраняются и по сей день, были выстроены в конце XVIII века по инициативе князя Александра Михайловича Голицына – вице-канцлера и обер-камергера Екатерины II, известного также своими благотворительными начинаниями в Москве. Но до второй половины XIX века Буйцы почти не использовались для постоянного пребывания семьи Олсуфьевых, члены которой жили либо в Петербурге, либо в Москве. Впервые Буйцы были основательно приспособлены для летнего отдыха родителями Юрия Александровича в 60–70-х годах XIX века, а местом постоянного жительства они сделались только в начале следующего, уже XX столетия.

Юрий Александрович Олсуфьев родился в 1878 году в Петербурге на Фонтанке, 14. Этот трехэтажный дом напротив Михайловского замка и наискосок от Летнего сада был построен в XVIII веке, но позже переделан А. И. Штакеншнейдером и А. В. Щусевым и в таком виде существует теперь. Родителям Ю. А. Олсуфьева принадлежал верхний этаж дома, откуда впоследствии, после смерти отца в 1907 году, были вывезены многие старинные и памятные предметы, украсившие Олсуфьевскую усадьбу в Буйцах. Отец – граф Александр Васильевич Олсуфьев – принадлежал к известному дворянскому роду, представители которого, по разысканиям Юрия Александровича, упоминаются в источниках с XVI века; мать – Екатерина Львовна – была урожденная графиня Соллогуб, предки которой имели румынское происхождение. Как и всякая высокопоставленная петербургская дворянская семья, родители Юрия Александровича были тесно связаны с жизнью царского двора: отец был генерал-адъютантом и гофмаршалом при Александре III и Николае II и умер в должности управляющего придворной частью Московского Кремля. Да и сам Юрий Александрович, вплоть до окончания университета, числился в «золотой» молодежи, в «белоподкладочниках». Воспитываясь в придворной семье, он был товарищем детских игр великих князей – сыновей Александра III; особо доверительные отношения сложились у него с младшей дочерью императора – великой княжной Ольгой Александровной, тогдашний облик которой запечатлен на известном портрете В. А. Серова и чей фотографический портрет с автографом до сих пор сохраняется в семье наследников Юрия Александровича. В детстве и молодости Ю. А. Олсуфьеву случалось не раз общаться с Александром III и вдовствующей императрицей Марией Феодоровной, а затем с Николаем II и Александрой Феодоровной. Не удивительно, что после женитьбы в 1902 году на Софье Владимировне Глебовой (из рода Облагини) ему, не занимавшему в отличие от отца и деда никакой придворной должности и не служившему в гвардии, пришлось все же примириться с назначением Софьи Владимировны фрейлиной при дворе молодой императрицы.

Олсуфьевы могли гордиться замечательными представителями своей семьи. По обычаю роднясь с другими дворянскими фамилиями, они были теснейшим образом связаны с Васильчиковыми, Голицыными, Горчаковыми, Толстыми, Трубецкими, Долгорукими, Зубовыми, Мейендорфами, Розенами, Салтыковыми и многими-многими другими известными в российской истории титулованными родами. Один из предков Юрия Александровича – Василий Дмитриевич Олсуфьев – был гофмейстером Петра Великого, упомянутый прапрадед князь Александр Михайлович Голицын – основателем Голицынской больницы и картинной галереи при ней, другой прапрадед – адмирал Григорий Андреевич Спиридов – героем Чесменского сражения с турецким флотом. Наряду с государственными и общественными деятелями XVIII–XIX веков на страницах воспоминаний длинной чередой проходят и иные лица: родной дядя автора Алексей Васильевич Олсуфьев – кавалерийский генерал и вместе с тем знаток римской литературы, переводчик Марциала, друг Фета; Василий Алексеевич Комаровский – поэт; его брат Владимир Алексеевич – художник; сводный брат и друг Юрия Александровича Петр Иванович Нерадовский – художник-портретист и хранитель Русского музея, постоянный обитатель и фотолетописец буецкой жизни. Перед нами с большей или меньшей отчетливостью высвечиваются десятки лиц, сопровождаемые пристрастной, но всегда умной оценкой автора воспоминаний, не впадающего в какие-либо крайности и «окончательные» характеристики, которыми так страдают мемуары современников. Тут, несомненно, сказываются прочные традиции воспитания Ю. А. Олсуфьева, основанного на чисто английском сдержанном отношении к личности другого человека.

Записки Ю. А. Олсуфьева не являются воспоминаниями в общепринятом смысле этого слова. Если подавляющее число мемуаристов ставит своей целью обрисовать окружающее их общество, выделить наиболее яркие жизненные ситуации, вскрыть или хотя бы назвать явные и тайные причины совершающихся событий, в «Недавнем прошлом» на удивление мало признаков внешней среды: это прежде всего жизнь семьи. В какой-то мере это перекликается с «Семейной хроникой» Т. А. Аксаковой-Сиверс, но последняя, в силу самой биографии Татьяны Александровны, обладает значительно большей пространственно-временной и биографической насыщенностью. В воспоминаниях Юрия Александровича – узкая география: почти все внимание сосредоточено на усадьбе Красные Буйцы. Здесь на первом плане не люди, а вещи. Только отталкиваясь от вещей, предметов искусства и быта, автор возвращает свою память к родным, друзьям и знакомым – предкам и современникам. Здесь, наконец, полностью отсутствует эпоха революции, определившей спустя полтора десятка лет смертный конец автора и Софьи Владимировны Олсуфьевой.

Нет нужды пересказывать комментируемый текст воспоминаний. Но необходимо сказать о последующей судьбе Буец и их обитателей.

Красные Буйцы, несмотря на почтенную старину усадьбы, никогда не были ни памятником архитектуры, ни памятником истории. Хотя основная часть жилого дома была выстроена в XVIII веке, к моменту окончательного водворения Олсуфьевых в Буйцы она уже была значительно осовременена, а при Юрии Александровиче окончательно потеряла облик сооружения классической эпохи: все было принесено в жертву комфортабельности. Поселившись в деревне на долгие годы, Ю. А. Олсуфьев постепенно завел образцовое помещичье хозяйство (в частности, конный завод), снабдил его заграничными машинами, применил передовую технологию обработки почвы и выращивания зерна, пригласил в качестве управляющего имением трудолюбивого и понимающего немца, отстроил неподалеку от дома здание конторы, детский приют и школу. Недаром воспоминаниям предпослан эпиграф из Пушкина: «Звание помещика есть та же служба».

Многолетние старания создать цветущую усадьбу дали свои плоды. Буйцы сделались не только удобными во всех отношениях для семьи Олсуфьевых и их гостей, но и источником порядочного дохода. Благодаря собственным трудам Юрий Александрович и Софья Владимировна вели далеко не скудную жизнь: ежегодно ездили за границу, регулярно выезжали в Петербург и Москву, поддерживали великосветские связи, заказывали дорогие безделушки у Фаберже и портреты у Серова, строили и меценатствовали и даже, как в прежние дореформенные времена, держали гончих и устраивали в соседних полях и лесах многолюдные охоты. Можно напомнить, что при личном участии Ю. А. Олсуфьева на Куликовом поле вблизи Буец был сооружен архитектором А. В. Щусевым храм-памятник во имя Сергия Радонежского, а С. В. Олсуфьева многое сделала для учреждения здесь монастырской общины и мастерских шитья. Даже в годы первой мировой войны, находясь на Кавказе, Олсуфьевы не прекращали благотворительной деятельности. Софья Владимировна восстановила древний грузинский монастырь в окрестностях Тифлиса и заказала для монастырской церкви из мореного буецкого дуба иконостас по рисункам В. А. Комаровского.

Прочная, уютная и счастливая жизнь в Буйцах, длившаяся для Юрия Александровича почти с момента его рождения (он был привезен в Буйцы шестимесячным ребенком в 1879 году), а для Софьи Владимировны с года ее замужества, кончилась сразу после Февральской революции, иными словами – после отречения царя от власти и стихийного выступления народных масс. Выходец из среды дворянской элиты, Юрий Александрович с женою и четырнадцатилетним сыном буквально бежал из родового гнезда и уже никогда более не возвращался в Буйцы. В главном доме и флигеле все оставалось примерно в том виде, как это было в предшествующие годы. Лишь отдельные, наиболее ценные предметы через преданных слуг, ставших как бы членами семьи, удалось постепенно переместить в новый дом, купленный Олсуфьевыми в Сергиевом Посаде под Москвой. Как правило, это была не антикварная немецкая, датская и голландская мебель, отданная ими в 1917 году в монастырь на Куликовом поле, не картины и книги, а серебро, рукописи, миниатюры, родовые реликвии небольшого размера, фамильные документы, фотографии, памятные подарки друзей. Многое же другое – за исключением, пожалуй, серовского портрета Софьи Владимировны, спасенного несколько позже П. И. Нерадовским, – было вскоре расхищено, продано, сожжено. И все-таки отдельные вещи попали в государственные музеи. Так, в частности, большой портрет Миши Олсуфьева, написанный Д. С Стеллецким в 1913 году, десятилетиями хранился в Епифанском краеведческом музее, пока, наконец, в 1956 году (после ликвидации Епифанского музея) он не был передан в Тульский музей изобразительных искусств.

Послереволюционный быт Олсуфьевых сложился по примеру многих «бывших»: они, особенно на первых порах в Сергиевом Посаде, немало бедствовали и никогда не были уверены в прочности дальнейшего существования. Надо, однако, отдать должное Юрию Александровичу: уже в 1918 году он активно включается в новую жизнь и начинает сотрудничать в Комиссии по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой лавры, а затем и в Сергиевском историко-художественном музее. При поддержке Софьи Владимировны и сына Миши он готовит к изданию древние рукописи по истории лавры и одно за другим публикует описания художественных коллекций монастыря. За десять лет он опубликовал более двадцати книжек – примерно две трети всей печатной продукции Комиссии и Музея. Столь активной издательской деятельности способствовали, правда, новизна самого дела и энтузиазм научного коллектива, где бок о бок с Ю. А. Олсуфьевым работали также П. А. Флоренский, С. П. Мансуров, П. Н. Каптерев, И. Е. Бондаренко, Т. А. Александрова-Дольник, М. В. Шик, А. Н. Свирин.

С 1928 года, когда началась «культурная революция» и поход воинствующего атеизма на прежние ценности, обстановка в Сергиевском музее резко ухудшилась, причем на первых порах пострадали не столько экспозиции, разработанные Ю. А. Олсуфьевым и другими работниками музея, сколько их авторы. Дворянское происхождение и родственные связи Олсуфьевых стали настолько одиозными, что под угрозой ареста Юрий Александрович однажды не возвращается из Москвы в Сергиев, а спустя некоторое время устраивается по предложению И. Э. Грабаря в московские Центральные государственные реставрационные мастерские. Распрощавшись с капитальным домом на Валовой улице в Сергиевом Посаде, Олсуфьевы переезжают сначала в Котельники под Москвой, затем в деревянный половинный домик в деревне Мешаловка, примерно в пяти километрах от железнодорожной станции Люберцы, и, наконец, в Косино. При тогдашних совсем не совершенных способах сообщения с Москвой Ю. А. Олсуфьеву приходилось добираться до места службы пешком и пригородными поездами, но мещанская среда подмосковных рабочих поселков была надежным укрытием для семьи, уже напуганной первыми арестами, ссылками и расстрелами. На уцелевших любительских фотографиях тридцатых годов мы видим Ю. А. Олсуфьева за починкой дымовой трубы и вскапыванием огорода, и он мало чем отличается по внешнему своему виду от обитателей пригорода. Вряд ли кому приходило в голову, что в тесных комнатках мешаловского домика, за всегда задернутыми занавесками, живут сын бывшего коменданта Московского Кремля и фрейлина последней императрицы России.

В Центральных государственных реставрационных мастерских Ю. А. Олсуфьев занял должность эксперта по древнерусской живописи. Некоторая неопределенность основной направленности работы давала повод привлекать его к решению любых научно-реставрационных и производственно-бытовых задач. Покойный знаток архитектурной истории Москвы В. С. Попов, сотрудничавший в тех же мастерских и почти ежедневно встречавшийся с Ю. А. Олсуфьевым, вспоминал, что тот был постоянно занят разнообразной текущей работой: заполнял карточки по учету памятников монументальной и станковой живописи «для ведшегося им обширного каталога», определял накопившиеся за предыдущие годы негативы, вел журналы расчистки икон, вызывался на советы по реставрации шитья, писал научные отчеты о командировках в старые русские города. По рассказам реставратора Н. Я. Епанечникова, часто сопровождавшего Ю. А. и С. В. Олсуфьевых в таких поездках, их жизнь в экспедиционных условиях «поражала своей скромностью и нетребовательностью в пище, ограничивавшейся часто вареной мелкой рыбешкой и картофелем, порою даже без растительного масла».