Между тем злосчастный Матюхин не утихал в своём стремлении найти светоносное начало в нарождающихся в России младенцах и детях. На этой почве его тоже тянуло в провинцию, подальше от Москвы, но не в пропащую провинцию, а в ту, где зрели всходы. Единственное, что его удерживало в Москве, это Алёша. Этот мальчик, «младенец», по существу, дитя, где-то поставил его в тупик. В том смысле, что Матюхин как-то неожиданно и глупо для самого себя не мог его, «младенца», дитя, понять.