Предисловие

Необычайно теплая весна в этом году. И потянулись перелетные птицы, возвращаясь к местам своих гнездовий. Но прежде чем опуститься, набирают они высоту, кружат в воздухе, хлопая крыльями, радуясь встрече с родными пенатами.

С нами все произошло наоборот – мы оставили навсегда родные края, и мало кому доведется вернуться обратно. А что касается высоты, то что может быть выше силы духа и мысли человека, даже оторванного от своей земли… И все-таки сохранившего видимые и невидимые нити связи с ней. Особенно если таким человеком был писатель Юрий Герт, для которого эмиграция стала вынужденным шагом, но одновременно явилась и новой высотой для его творчества.

Вот уже десять лет, как нет с нами этого талантливого человека, который умел не только проникать в тайный мир своих героев, но и вместе с ними утверждать идеалы добра, человечности и справедливости.

Характерной особенностью Ю. Герта явилось то, что он сам, его поступки всегда могли служить примером, потому что и в своей личной жизни, и в своем творчестве писатель опирался на правду, которая становится его творческим методом. Ту самую, о которой писал в «Несвоевременных мыслях» Максим Горький: «…говорить правду, это искусство труднейшее из всех искусств, ибо в своем "чистом" виде, не связанная с интересами личностей, групп, классов, наций, – правда совершенно неудобна для пользования обывателя и нетерпима для него. Таково проклятое свойство "чистой" правды, но в то же время это самая лучшая и самая необходимая для нас правда».

Юрий Герт родился в Астрахани в 1931 году. В начале Великой Отечественной погиб на фронте его отец, а чуть позже от туберкулеза умерла мать. В то время он находился в эвакуации с бабушкой и дедушкой в Узбекистане, откуда после войны вернулся в родной город. Оставшись сиротой, парень не озлобился, не ушел в себя. Напротив, он активно включился в новую жизнь. Вместе с одноклассником Александром Воронелем (ставшим впоследствии ученым-физиком, писателем, редактором израильского журнала «22»), выпускает школьный литературный журнал. В нем, наряду с творческими исканиями, обсуждением общественных проблем, они смело критикуют недостатки… Это не прошло мимо бдительного чекистского ока, их обвинили в антисоветской пропаганде. Благо, что не посадили…

Об этом времени рассказывает писатель в своем первом романе «Кто, если не ты?..» В нем он раскрывает романтические представления юных героев-правдоискателей, нравственные и идейные искания которых задыхаются в гнетущей атмосфере сталинского режима.

После окончания школы Юрия лишают заслуженной им серебряной медали. Он уезжает учиться в далекий Вологодский пединститут, где пробует себя на литературном поприще – пишет первые рассказы. Уже работая учителем-словесником в Мурманской области, укрепляется в своем призвании стать писателем.

Ю. Герта призывают в армию. Его желание писать становится настолько сильным, что свою первую повесть «Преодоление» он написал и опубликовал во время службы на Кольском полуострове… Ее название говорит само за себя. Можно только представить себе, сколько сил и энергии нужно было найти молодому солдату, чтобы по ночам, в неотапливаемой Ленинской комнате, вместо отдыха описывать свою армейскую жизнь. Искать и находить ответы на многочисленные вопросы, рассуждать о верности долгу, о том, что сложнее: подчиняться или самому отдавать приказы…

Начинающий автор тогда еще не знал, что название – «Преодоление» – предопределит и его дальнейшую писательскую судьбу. Почти все произведения Ю. Герта подвергались жесточайшей цензуре, шельмованию в прессе, годами дожидались своей публикации. Например, сатирическая повесть «Лгунья», пролежавшая в столе более пятнадцати лет… Потому что были они связаны с самыми неудобными и острыми проблемами общества: отношением личности и государства, свободой совести и угнетением человека.

В 1957 году Ю. Герт с женой уезжают в Казахстан и остаются там на долгие годы. Ему нравится эта земля, ее люди, знакомство с которыми обогатило опыт писателя. Тут родились его дочь и внук. Продолжалась активная творческая деятельность. Сначала он сотрудничал с местной молодежной газетой в Караганде, а затем перешел на работу в алма-атинский «Простор», где со временем стал заведовать отделом прозы этого журнала. Именно в казахстанский период жизни идет становление его писательского таланта и признание читателей. Выходят из печати сборники рассказов и повестей «Первое апреля», «Солнце и кошка», «Листья и камни», романы «Ночь предопределений», «Приговор», книга публицистики «Раскрепощение» и другие.

Приход Ю. Герта в «Простор» в 1964 году совпал со звездной порой этого органа Союза писателей Казахстана. Возглавлял его в ту пору замечательный писатель Иван Шухов, в свое время отмеченный еще М. Горьким. Именно Шухов заметил и пригласил начинающего литератора в свой журнал, напечатав в сокращенном варианте его роман «Кто, если не ты?..»

Много лет спустя Ю. Герт напишет в своей книге «Семейный архив»: «В те годы, при Шухове, «Простор» был для нас чем-то вроде «островка свободы» среди океана всяческой грязи и пакости…»

Действительно, журнал привлекал к себе внимание тем, что на его страницах впервые появились запрещенные ранее к публикации стихи А. Ахматовой, М. Цветаевой, О. Мандельштама, неизвестные произведения А. Платонова и Б. Пастернака, материалы по булгаковедению. Публиковались произведения и талантливых местных авторов: Олжаса Сулейменова, Г. Мусрепова, Мориса Симашко…

Юрий Герт переводил на русский язык романы казахских и уйгурских писателей: «Прикрой своим щитом» И. Есенберлина, «Маимхан» 3. Самади и других.

В конце 80-х годов тираж журнала поднялся с 50 до 160 тысяч экземпляров. А по популярности в СССР он уступал разве что «Новому миру» А. Твардовского.

В 1987 году в журнал прислали очерк Марины Цветаевой «Вольный проезд», носивший откровенно антисемитский характер. По всей стране в это время продолжалась «перестройка», которая не только принесла распад прежних идеалов и ценностей, но и сопровождалась мощным всплеском националистических настроений.

Изменился состав редколлегии журнала, главным редактором которого оказался бывший номенклатурный работник, газетчик Геннадий Толмачев. Он принимает решение печатать этот очерк. В обход заведующего отделом прозы, которого поставили в известность последним, после того как все остальные сотрудники журнала прочитали и одобрили материал. Вот как рассказывает об этом вдова писателя Анна Герт в одном из интервью: «…Ю. Герт был хорошо знаком с творчеством Марины Цветаевой, ее трагической судьбой и страшным финалом. Безоглядная прямота и жизнь, полная страданий, делали ее в его глазах почти святой. Тем не менее он был категорически против публикации этого очерка, в котором евреи, в угоду широко распространенным в Белом движении юдофобским стереотипам, изображались двоедушными, хищными и жестокими погубителями России». Как стало потом известно, публикации этого очерка в Париже в 1924 году в русском журнале «Современные записки» Марина Цветаева предпослала стихотворение «Евреям», в котором она с «характерным цветаевским перехлестом» неожиданно и убежденно признается в любви всем евреям:

 
В любом из вас – хоть в том, что при огарке
Считает золотые в узелке,
Христос слышнее говорит, чем в Марке,
Матвее, Иоанне и Луке.
 

Этого стихотворения в «Простор» никто на прислал и о его существовании широкий читатель узнал много позже.

Ю. Герт, проработавший в журнале двадцать три года, пользовался большим авторитетом и уважением не только среди коллег. Литературную жизнь Алма-Аты того времени невозможно было представить без него. Но позицию, которую он настойчиво разъяснял своим сотрудникам, не принял и не поддержал никто. Редактор же оправдывал свое решение наступившей свободой слова, раскрепощенностью любых взглядов, делая вид, что не понимает провокационности своего поступка.

Тогда Герт предпринял следующее. Он принес в кабинет шефа свой рассказ «А ты поплачь, поплачь…» и предложил напечатать его рядом с очерком Цветаевой. Повествование в нем идет от лица мальчика, который во время эвакуации сталкивается со страшными проявлениями антисемитизма. Жуткое и пронзительное, оно являлось частью биографии самого Юрия. Сила, с которой был написан рассказ, не просто задела Толмачева, но и показала истинное отношение этого редактора к евреям. Прочитав его при авторе, он решительно сказал: «Никогда! Вы слышите, никогда я не напечатаю его!»

На самом деле, публикация очерка не преследовала литературной цели, а должна была поставить журнал в один ряд с «Нашим современником» и другими черносотенными изданиями, которые включились в грязную антисемитскую кампанию, развязанную обществом «Память».

В знак протеста Ю. Герт навсегда покинул журнал, а в самой редакции произошел раскол. Вчерашние друзья стали противниками, врагами.

Позднее эта ситуация в прессе преподносилась как некий локальный конфликт или сравнивалась с расколом в журнале «Современник». В нем более ста лет тому назад спорили о назначении искусства, выражали разные взгляды на будущее России, но тогда еще никому не приходило в голову обвинять во всех бедах инородцев…

Сам конфликт, возникший на фоне грандиозных потрясений общественной жизни, вошел в новую книгу писателя «Эллины и иудеи». Трудно определить ее жанр, потому что это не роман, а личная исповедь. Это и лирико-философское эссе с цитатами из Талмуда и параграфами Нюрнбергских законов, с круговоротом идей от Чаадаева до Сахарова. Написанная голосом совести, книга противостоит не только юдофобии, но и крайнему национализму. В то же время она проникнута традиционным духом еврейского гуманизма, а в «Предисловии» к ней выделена одна из главных ее мыслей о том, «…что вопреки всему мир един и не делится на эллинов и иудеев…»

Книга вышла в России уже после эмиграции Юрия Герта в США. В 1992 году, переехав с семьей в Кливленд, штат Огайо, он продолжил свою литературную деятельность. Вышли новые книги «Северное сияние», «Лазарь и Вера», его печатали в русскоязычной американской прессе.

В эти годы с особой силой проявляется публицистический дар писателя. Статьи «Антисемитизм…с «человеческим лицом», «Тень фашизма», «Открытое письмо Владлену Берденникову» до сих пор не потеряли своей актуальности.

Острой болью в статье «Чувство собственного достоинства» звучит такое признание автора: «Ты квартирант в нашем доме», – было сказано мне. А я всю жизнь полагал, что дом этот – наш общий… Согласиться… признать, что у себя, на своей родине я – не свой… Это было для меня чем-то вроде душевной катастрофы. И теперь, в Америке, мне хочется, чтобы моя дочь, мой внук, все мы чувствовали себя не только американцами, но и евреями, не дожидаясь, пока кто-то на это укажет…»

А ведь там, на нашей бывшей родине, продолжает культивироваться образ еврея-жулика, мафиози, паразита, приспособленца, торгаша, спаивающего русский народ…