Цитаты из книги «Черно-белое кино (сборник)»

Сон о дороге И еще такой я видел сон. Люди, их несметное количество, все, кто жил на свете до меня, двести поколений человечества, в отблесках закатного огня по дороге шли мимо меня. Люди эти, малы и велики, выходя из тьмы своих веков, на себе несли своих богов темные таинственные лики, свои стяги и свои вериги, груз венков своих, своих оков, книги своих пастырей и книги вольнодумцев и еретиков, древние орудия познанья, множество орудий для дознанья и для целей всяческих других, чаши для куренья фимиама — словом, все, с чем шла когда-то драма их страстей и верований их. Как ее разрозненные звенья, времена смешав и поколенья,

Никогда не наскучит езда в незнаемое. Днем и ночью идут поезда в незнаемое. Кто-то молча табак у окна раскуривает. Кто-то шумно бутылку вина раскупоривает. Кто-то пишет письмо, где клянется в верности. И на всем — загадочный отблеск вечности. Это грустное дело — езда в незнаемое. Ведь не каждый приедет туда, в незнаемое. Кто-то ночью сходит на тихой станции и уже остается на этой станции. Полыхает небо в туманной млечности. И на всем — обманчивый отблеск вечности. Но прекрасное дело — езда в незнаемое! За какой-то березкой, давно знакомою, в тишине открывается вдруг незнаемое — неизвестное, странное, незнакомое. Осторожно вглядываемся в незнакомое, будто видим что-то в нем незаконное. А оно все ширится, незнакомое, еще в рамки привычности не закованное. О, сигнал отправления! Ветер скорости. Вечный путь от скованности к раскованности. Обновление жизни. Езда в незнаемое. Покатилась где-то звезда в незнаемое. Никакой законченности и увенчанности. Только этот незыблемый отблеск вечности.

Череда превращений, закон сохраненья материи — как догадка твоя дерзновенна, Овидий Назон! Все, действительно, так, и, покуда планета вращается, и природа, ликуя, справляет свое торжество, всякий миг завершается что-то, и вновь превращается существо в вещество, и опять вещество в существо.

"Ну что с того, что я там был…" Ну что с того, что я там был. Я был давно. Я все забыл. Не помню дней. Не помню дат. Ни тех форсированных рек. (Я неопознанный солдат. Я рядовой. Я имярек. Я меткой пули недолет. Я лед кровавый в январе. Я прочно впаян в этот лед — я в нем, как мушка в янтаре.) Но что с того, что я там был. Я все избыл. Я все забыл. Не помню дат. Не помню дней. Названий вспомнить не могу. (Я топот загнанных коней. Я хриплый окрик на бегу. Я миг непрожитого дня. Я бой на дальнем рубеже. Я пламя Вечного огня и пламя гильзы в блиндаже.) Но что с того, что я там был, в том грозном быть или не быть. Я это все почти забыл. Я это все хочу забыть. Я не участвую в войне — она участвует во мне. И отблеск Вечного огня дрожит на скулах у меня. (Уже меня не исключить из этих лет, из той войны. Уже меня не излечить от той зимы, от тех снегов. И с той землей, и с той зимой уже меня не разлучить, до тех снегов, где вам уже моих следов не различить.) Но что с того, что я там был!..

"В это жаркое время года…" В это жаркое время года слишком тихого дня не жди. Грозовая стоит погода. Грозовые идут дожди. Словно боги под облаками восседают на облуках. Стопудовыми каблуками кто-то топает в облаках. Я стою под гудящим сводом. Вышибает из глаз слезу. Не желаю громоотводом отводить от себя грозу. Я на всё, что имею, годы оставляю вас за собой, грозовые мои погоды, воздух утренний грозовой. Белой молнии отраженье наполняет мои глаза. Здравствуй, высшее напряженье Принимаю тебя, гроза!