Глава 1. Тео

Здравствуйте! Я – тапир. Меня зовут Тео.

Я живу в зоопарке. Здесь я удивляю своим внешним видом и повадками соскучившихся по дикой природе городских жителей. В зоопарке я уже много лет. В соседнем вольере обитают мои “друзья” жирафы. Они почему-то меня не замечают. За целый год, что мы – соседи, мне не удалось узнать даже их имен. Зачем природа наградила этих длинношеих животных таким длиннющим фиолетовым языком, если они всегда молчат? Короче, посплетничать о последних зоопарковских новостях не с кем.

Я живу по строгому распорядку. Когда я только сюда поселился, днем меня всегда клонило в сон. Сказывались привычки вольной жизни. Но сейчас я средь бела дня резво бегаю между решетками отведенного мне пространства. На радость публике.

На моей территории есть два корытца с мутной водой. К этим маленьким прудикам каждый день приходит необычный человек в комбинезоне синего цвета. Он меняет мне воду и приносит поесть. У этого синего персонажа совсем нет зубов. Интересно, как он пережевывает свой корм?

Однажды, чтобы подтолкнуть его к разговору, я перевернул корыто. Он прошамкал что-то своим беззубым ртом и, я думаю, в воспитательных целях не налил мне воды. Но на следующий день это недоразумение забылось.

Когда пришла очередная осень, небо затянули облака, и стал накрапывать нудный противный дождик, я совсем загрустил. Без общения недолго и с ума сойти. Да еще эта погода.

Тогда я решил воспользоваться своим правом давнего обитателя зоопарка и съездить на родину. Все-таки я уже много лет веселю публику и зарекомендовал себя в этом учреждении культуры с лучшей стороны. Бухгалтер выдал мне именной билет и немного карманных денег. Я обещал вернуться через неделю. На решетку моего вольера повесили табличку “Тапир Тео в отпуске”.

И вот я в поезде. Пассажиров в вагоне мало. Я разлегся на два кресла. За окном проплывают луга и перелески. Стук колес и однообразный пейзаж подействовали на меня как снотворное. Мои глаза закрылись, и во сне я увидел маму, которая улыбалась и говорила, что соскучилась.

Вдруг меня кто-то дернул за хвостик. Это была миловидная зебра-контролер в яркой пилотке персонала железных дорог и с красной сумкой через плечо. В ее кучерявую гриву была вплетена алая лента. Очнувшись ото сна и бросив взгляд на бейдж разбудившего меня контролера, я понял, что зебру зовут странным именем Брунгильда. Она посмотрела на меня с презрением, проверила выданный бухгалтером билет и сделала замечание, потому что я занимаю два места, хотя заплатил только за одно.

Через пару часов поезд привез меня на родную станцию. Мой вагон был в самом хвосте и не доехал до перрона. Станция-то маленькая. Здесь останавливается от силы два-три поезда в день, остальные следуют через нее, протяжно гудя, на большой скорости. Я спрыгнул с подножки вагона. С непривычки мои грациозные ноги подкосились, и я упал коленями на железнодорожную насыпь. Быстро вскочив, я побежал к перрону. В здании станции никого не было. Неужели мама не пришла меня встречать? Да, я никак не мог сообщить ей о своем приезде, но разве материнское сердце не подсказало ей, что ее Тео прибудет сегодня дневным поездом?

Уныло побродив по вокзалу, я кинулся в сторону моих родных джунглей.

Вот они знакомые с детства едва заметные тропки, а вот непроходимая чащоба, где мы хоронились всем семейством днем. В надежде найти родные души, я пробежал вдоль нашей лесной речки. Безрезультатно. Живности кругом полно. Даже больше, чем в нашем уважаемом зоопарке. Но ни один тапир не вышел мне навстречу.

Совсем отчаявшись, к вечеру я вышел на мою любимую поляну и пронзительно засвистел. Вдруг из зарослей бамбука показался хобот моей мамы. Она была не одна. Рядом с ней бежал мой полосатый младший братик Уго. Мама сразу меня узнала, стала обнюхивать и облизывать. А потом сказала, что я пахну чем-то неестественным.

Так начались пять самых счастливых дней в моей жизни. Наша мама заранее знала о всех наших желаниях и умудрялась легко их исполнять. Днем мы спали, но, как только садилось солнце, наше семейство отправлялось щипать сочную траву и свежие листочки деревьев с дурманящим запахом.

Больше всего я любил купаться по ночам в небольшом лесном озерце. Мама сказала, что в нем не водятся крокодилы, и поэтому мы будем здесь в безопасности. Мы вереницей медленно заходили в воду. Сначала мама, потом я, потом Уго, и мелкими шажками двигались по дну, поедая вкусные стебельки диковинных водорослей. Под нашими копытцами вода мгновенно мутнела, а глупые рыбы удирали от нас врассыпную. То были минуты счастья.

Как-то я спросил маму, почему она бросила меня, и я очутился в зоопарке. По маминому хоботку побежала слеза, и она рассказала о том, как во время одной из вечерних прогулок я запутался в неведомо откуда взявшейся проволоке. Очень скоро к этому месту пришли люди и забрали меня с собой. Мама не успела мне помочь.

Наше прощание было коротким. Мама не пошла со мной на вокзал, она не любит все эти людские изобретения. Она пожелала мне доброй дороги. Пока мы с ней обнимались, Уго красиво посвистывал. У него красиво получалось. Талантливый малыш.

Поезд опоздал на полчаса. Я компактно сел, боясь вновь прогневить зебру-контролера. Но в этот раз Брунгильда не пришла проверять билеты. Напрасно я несколько часов мучился, сидя в неудобной позе.

Над зоопарком опять шел дождь. Жирафы не обратили на меня ни малейшего внимания. Я снял табличку “Тапир Тео в отпуске” и зашел в вольер. Я вспомнил о маме, Уго и родных джунглях, но мне больше не хотелось грустить. Завтра сюда придет городская публика, и я опять буду развлекать ее своим смешным хоботом и купанием в корытце.

Глава 2. Брунгильда

Привет всем! Я – зебра, а зовут меня Брунгильда.

Вы спросите, почему у меня такое странное имя? Ведь в Африке так детей не называют. Если бы меня нарекли Мванаджумой или Олуфанмилолой, это, конечно, не резало бы так слух.

Все дело в том, что я – не совсем зебра. Я – зебра-робот. И имя мне дал один изобретатель из какой-то северной страны. Может так звали его маму или любимую сестру? При встрече надо его об этом спросить.

Мой организм состоит из 83 микродвигателей, которыми я умело управляю. Правда, иногда они требуют специального ухода. Я уже знаю, как эти тихо жужжащие приборчики достать, стряхнуть с них пыль и смазать особым машинным маслом. Самый сложный в обслуживании механизм находится в левом заднем копытце. Порой нужно попотеть, чтобы до него добраться.

Когда я не могу справиться со всей этой техникой, я звоню в техподдержку. Там работают очень вежливые люди. Они всегда подскажут, как найти тайный шов на моей полосатой шкурке или как отсоединить клеммы.

Помню, один раз я все-таки столкнулась с хамством этих технарей. Мне сказали, что я глупая, и по мне плачет саванна. Попробовали бы они сами управлять восьмью десятками моторчиков!

По ночам я подключаю короткий проводок, запрятанный в мою правую ноздрю, к обычной электрической розетке и подзаряжаюсь. Известный уже вам северный ученый решил, что для полной подзарядки мне необходимо четыре с половиной часа. Это время я тихонько лежу на моем любимом диванчике и стараюсь не двигаться. Зато потом я могу непрерывно работать оставшиеся в сутках девятнадцать с половиной часов!

Я создана, чтобы приносить пользу обществу. Я – контролер в пассажирском поезде. Думаю, меня неслучайно отобрали на эту должность. Я упряма и беспринципна. Ни один безбилетник не в силах разжалобить меня, “железную Брунгильду”.

После ночной подзарядки, аккуратно заправив проводок обратно в ноздрю, я готовлюсь выйти в люди. Завиваю гриву и вплетаю в нее красивую ленту. Лент у меня штук сто. Я покупаю их в дорогих магазинах. Несколько раз я получала ленты в подарок от моих коллег на рождество. А однажды один из пассажиров, постоянный клиент нашей железнодорожной компании, симпатичный, хорошо одетый муравьед-музыкант подарил мне удивительную алую ленту. Она стала моей любимой, я вплетаю ее в гриву чаще других.

Потом я надеваю нашу фирменную пилотку со значком, на котором изображен дымящий паровоз, и вешаю на плечо сумку. В ней – все необходимое на предстоящий день. Самое главное – капли-смазка для моих карих глаз и специальный именной дырокол, которым я компостирую билеты.

Кстати, пару месяцев назад во мне внезапно сломался один из механизмов. Я могла делать все, даже ухаживать за двигателем в левом заднем копыте, но была не в состоянии пробивать билеты моим дыроколом-компостером. Прибывший из техподдержки мастер посмеялся надо мной и сказал, что это, наверное, профессиональная болезнь. Потом заменил сломавшийся блок и уехал.

Я обожаю свою работу. Поезд мчится, за окном то города, то степи, а я неспешно иду по вагону, проверяю и компостирую билеты. Я – робот, я не умею уставать и нервничать.

Хотя отдельные пассажиры меня все-таки раздражают. Например, тапиры. Обычно их немного. Они почему-то боятся машин и поездов. Но, если в вагоне тапир, он обязательно займет несколько посадочных мест, закинет свои копыта на спинку впереди стоящего кресла и, вообще, будет вести себя омерзительно. Я устала делать им замечания.

А еще, хоть я и машина, меня выводят из себя ослы. Они всегда уходят в тамбур и стоят там, перегораживая всем проход. Видите ли, им жарко. Кстати, среди ослов почему-то больше всего безбилетников. Когда я выписываю им штраф, они делают вид, что ничего не понимают. Откровенно говоря, ослы – плохие актеры, совсем не умеют притворяться.

Когда пассажиров в поезде мало, я сажусь в своем закутке в последнем вагоне у окна и начинаю мечтать. Как было бы хорошо, если бы заполняющие меня двигатели научились работать от солнечной энергии. Чтобы я выходила во время остановок поезда на перрон, прогуливалась в свое удовольствие и получала одновременно всю необходимую мне энергию, посланную далекой звездой.

Еще я мечтаю, чтобы наша железная дорога поменяла эти вышедшие из моды пилотки для сотрудников на бейсболки с длинным козырьком, а дымящий паровоз на фирменном значке – на высокоскоростной поезд.

Вдобавок мне хотелось бы стать старшим контролером. Сейчас этот пост занимает совсем старенькая антилопа. Мне кажется, она с трудом справляется со своими обязанностями.

Впрочем, повышение я получу вряд ли. Сейчас все боятся нашествия роботов. Хотя чего меня опасаться? Что может сделать плохого зебра-робот Брунгильда с алой лентой в гриве?

Ну, ладно, хватит мечтать. Скоро остановка, надо идти работать. Мои 83 двигателя требуют не размышлений, а постоянного движения.

Глава 3. Семен

Приветствую всех! Меня зовут Семен, я – муравьед. Я работаю в симфоническом оркестре и безмерно счастлив, что нашел себя в этой жизни.

Меня всегда тянуло к прекрасному. Когда мои сверстники бродили по ночам и разоряли муравейники, я зачарованно слушал пение птиц или любовался морозными узорами на окнах, или изучал необычные рисунки на крыльях бабочек.

Совсем ребенком я впервые услышал музыку с большой буквы “М”. Это произошло на свадьбе моей любимой тети Матильды. Она выходила из дверей ЗАГСа под свадебный марш композитора Мендельсона. От этих волшебных звуков у меня закружилась голова, пересохло в горле, а язык прилип к небу.

После тетиной свадьбы я все время стал напевать этот удивительный марш. Папе мое пение не очень нравилось, но мама сказала, что любовь к музыке в каждом ребенке надо поощрять. Поэтому было принято решение отдать меня в музыкальную школу.

Для вступительного прослушивания мы с мамой разучили смешную песенку про орлят, которые учатся летать. Во время ее исполнения перед директором школы я жутко переволновался, а после второго куплета и вовсе прекратил пение. Я упал на спину и начал размахивать лапами. Вообще, я так всегда делаю, когда чувствую опасность или понимаю, что со мной могут поступить несправедливо.

Директор был удивлен моим поведением, но в школу меня все-таки принял. Конечно, не в класс игры на фортепиано или скрипки. Мне предложили научиться играть на арфе. Ну что ж, на арфе так на арфе. Главное, чтобы быть поближе к искусству.

Когда я пришел на первый урок, сел за инструмент и стал пробовать извлекать из него звуки, то сразу же порвал четыре струны. Мой учитель был возмущен. Такое в его практике было впервые. “Семен, Ваши когти надо бы обрезать!”– в сердцах прокричал преподаватель. Я глянул на свои лапы. Ну да, когти, наверное, сантиметров по семь. У папы, между прочим, еще больше.

Собравшийся вечером семейный совет постановил мои когти подстричь. Все равно они мне не нужны. Я больше не собираюсь с их помощью переворачивать пни и коряги, разрушать муравейники или обороняться от врагов. Я давно перешел на корм из бирюзовых пакетов, а врагов у меня нет. К тому же, когда я окончу школу и уеду в город, меня, с моими когтями, не пустят ни в одно приличное место. Папа принес из гаража большие ножницы, которыми он обычно подравнивал кустарник возле дома, и легко подстриг мои когти. Как будто он делал это каждый день. Мне было совсем не больно. Ну вот, моей карьере арфиста больше ничего не мешает.

Не знаю, почему все считают муравьедов не слишком умелыми и сообразительными. Может я редкое исключение, и поэтому обучение игре на арфе давалось мне очень легко? Самым сложным было, пожалуй, носить инструмент между домом и школой на собственной спине. Да еще этот тяжелый футляр. Все друзья потешались надо мной, когда видели, как я, согнувшись под тяжестью арфы, иду по улице. Деваться было некуда. Дома я тоже должен был заниматься, а иметь две арфы было непозволительной роскошью для нашей семьи.

И вот школа окончена. Получение диплома, последние напутственные слова, газировка и сладкий пирог. Наступила пора задуматься о продолжении музыкальной карьеры.

Мама связалась с моей тетушкой Матильдой, на свадьбе которой мне была дана путевка в музыкальную жизнь. Матильда была единственной родственницей, которой удалось покинуть нашу глушь и уехать с мужем в город. Там она продавала лотерейные билеты в привокзальном киоске. Тетушка согласилась принять меня и помочь устроиться в городской симфонический оркестр. Место арфиста там давно было вакантным. Как будто оно ожидало меня.

Коллектив оркестра принял меня хорошо. Конечно, поначалу все были в легком недоумении. В музыкальном коллективе появилось какое-то странное животное, играющее на арфе. Но потом все привыкли. Адаптировалась и приходящая на наши концерты публика.

В оркестре у меня появился друг – барабанщик Дмитрий. Мы часто оставались с ним после репетиций и сочиняли мелодии для арфы и барабана.

В начале весны дирижер сообщил мне, что в столице через месяц состоится конкурс молодых арфистов “Золотая струна -77” и посоветовал мне поучаствовать в нем. Конечно, я согласился. Мы решили поехать с Дмитрием и исполнить на конкурсе одну из наших композиций для арфы и барабана.

Перед решающим выступлением меня опять охватило волнение. Я вспомнил, как упал при исполнении песни об орлятах. Язык от напряжения опять прилип к небу. Дмитрий посоветовал мне прополоскать рот газировкой, и мы пошли на сцену.

Отыграли мы неплохо. Правда, к концу нашей пьесы немного сбились с ритма. Дмитрий со своими барабанами убежал на полтакта вперед, а я со своей арфой так и не смог его догнать. Без сомнений, опытное жюри это заметило.

Тем не менее, мы получили приз этого конкурса. Конечно, не главный, а приз зрительских симпатий. Нам вручил его мэр города – угрюмый броненосец мистер Смайл. Он пожал нам руки и сказал, что никогда прежде не видел более забавного дуэта.

Сегодня мы возвращаемся домой. Мой родной оркестр готовится к зарубежным гастролям и много репетирует. Прекраснее музыки ничего нет.

Глава 4. Мистер Смайл

Добрый день! Разрешите представиться. Меня зовут мистер Смайл. Я – броненосец, мэр этого города.

Эту странную фамилию я выбрал себе сам. Смайлом звали моего дядюшку по материнской линии. Он был груб и нелюдим, и, наверное, поэтому иностранные колонизаторы, насмехаясь над дядей, дали ему фамилию, которая в переводе на наш язык означает “улыбка”.

Вообще-то я родился под фамилией Суслик. Еще одна загадка нашей семьи. Несколько лет назад я занялся генеалогией своего рода и долго сидел в городском архиве. Фамилию Суслик носили четыре поколения моих родственников по папе. Поговаривают, что мой покойный прапрадедушка был дружен со странной семьей сусликов, устраивал с ними пышные застолья и защищал друзей-сусликов своей броней от разных опасностей. Может быть, поэтому он получил сначала прозвище, а затем и фамилию Суслик, весьма, кстати, необычную для броненосца.

Слов нет, избираться в мэры с фамилией Суслик – дело бесперспективное. Вот я и написал заявление, поменял паспорт и стал мистером Смайлом.

Фамилии Смайл соответствовать было непросто. Улыбаться я никогда не умел. Наверняка сказывалось влияние генов по материнской линии. Кто же за меня будет голосовать, если я даже на предвыборном плакате не смогу скроить улыбку?

Я обратился за помощью к нашей медицине. Для меня слепили специальную шапочку, чтобы я не шевелил во время процедуры головой, положили на стол и направили в сторону моего мозга какой-то синий луч. Я почувствовал тепло, этот луч разрушил центр грубости и раздражительности в моей голове. Потом луч поменял направление и цвет. Новый световой пучок был красным, он должен был оживить центр мозга, отвечающий за умение улыбаться.

Результатом операции я остался доволен. Я вышел из процедурной комнаты с широкой, на все мои красивые зубы, улыбкой.

Я вернулся домой. Все-таки красивый у меня особняк! Как белоснежный океанский лайнер!

Огорчает одно – газон перед домом. Его опять разрыли кроты. Как я только с ними не боролся! Делал вертушки из консервных банок, устанавливал издающий ультразвук прибор “Кротопуг” и заливал водой кротовые норы. Все без толку.

На сей раз я поменял тактику. С улыбкой на лице я прокричал в подземелье, созданное незваными гостями: “Крот, выходи!” Из норы