Цитаты из книги «Чудо»

У нас все люди не злые. Но когда собираются вместе, делают одно общее злое дело. Почему?

Наткнулись на заповедный графин с водой. Эти графины с лежалой застоявшейся влагой серого цвета стояли в ответственных кабинетах до конца семидесятых, вплоть до московской олимпиады, не совсем удачной, но очень шумной. И когда ее символ – застенчивый мишка гигантских размеров – вознесся, как антихрист, в ночное черное небо, графины со стоячей водой таинственным образом исчезли из кабинетов. Их место заняли стеклянные бутылки с пепси-колой, и это уже был явный шаг в неведомое.

Таня была чем-то похожа на Жанну д’Арк – простоволосая, готовая для вечности и для костра…

Еще в семидесятых поражала фраза, часто произносимая в парикмахерских: «Чего ты такой обросший пришел?» И мы понимали, что парикмахерские хотят заниматься не освобождением головы от лишних волос, а чем-то совсем другим;

В наши времена стало проще – тяжело больных теперь в лечебницы не берут, заставляя умирать дома, и в этом сказывается действие материального прогресса, неуклонного, как падающий с крыши кирпич.

– Чудо в другом, – сказал вдруг Валериан Григорьевич. – Вы взяли в руки палку, и только после этого они все зашевелились. – …вывод? – А вывод такой, – пробормотал грустно помощник, – что без палки они все и не почешутся.

Внезапно они почувствовали к друг другу что-то вроде симпатии. Может быть, оттого, что близко друг друга не знали. Архиерей не знал того, что под многими решениями о расстрелах в конце тридцатых, которые принимало Политбюро, стояла подпись Хрущева. А Никита Сергеевич даже не мог догадаться, привело боевого офицера в лоно отжившей, как он считал, православной церкви.

Может, тогда, когда в питерском зоопарке скормили зверям останки расстрелянных великих князей?

Внутри него начала закипать лютая лава. Когда расплодились эти постные лица, эти мурлы-задницы, равнодушные ко всему, кроме личного блага? Смотришь в зал с трибуны, и взгляду отдохнуть не на ком. А ведь он помнил другие лица, особенно, в двадцатых, разгоряченные, вдохновенные. Глаза горели. Пусть от какой-то глупой завиральной идеи, цена которой – пятак в базарный день.

ечным сплетением, в котором именно и гнездятся страх, паника, ужас, никем и ничем не контролируемое безумие. А потом, когда все заканчивается, когда земля перерыта и перелопачена снарядами, будто гречневая каша ложкой, тогда выясняется, что страх был напрасным, что пуля не долетела до тебя, а попала в твоего товарища. И хоть жалко его всегда, своего товарища, но низкая радость от собственной уцелевшей жизни все-таки громче. И от этого в итоге становится очень гадко.